Antisex - Ирина Михайловна Шульгина Страница 6

того времени были большим бедствием. В детстве и ранней юности я отлично помню постоянные летние сводки о лесных пожарах и у нас, и в других странах. Но до какого-то времени люди более или менее успешно боролись с этой напастью, а осенние дожди и зимний холод были главными нашими союзниками в этой борьбе. Но во второй половине тридцатых годов леса стали гореть с какой-то невиданной и страшной силой. Смерчи и ураганы раздували пламя, и, в конце концов, планета запылала в огненном кольце. Это была настоящая катастрофа, нашим предкам такое и во сне не могло присниться. Вот что я записал тогда по этому поводу — эта запить более или менее читается:

2039 год

Июнь. Не могу вспомнить, какое число сегодня, помню, что вроде бы июнь наступил. Кислорода не хватает, вот и мозги не работают, как у старого маразматика. Раньше хоть осенью с дождями и холодами переставало гореть, а теперь уж никакого спасения… Температура ни осенью, ни зимой теперь не опускается ниже 25 градусов и дождей почти не бывает. А те, которые все-таки проливаются, не сильно меняют дело. Реки пересохли даже в Сибири, а Африка, судя по сводкам, вся сгорела. Там теперь практически одна Сахара. И вообще, все регионы с жарким климатом теперь выгорели и иссушились. Пустыни наступают. А что не засохло, то утонуло: море продолжает поглощать прибрежные регионы и страны. Погибших уже никто и не считает. Некому считать, да и незачем… Планета, видать, решила избавиться от двуногих… Может, туда нам и дорога!

Август (или сентябрь, не могу сообразить!). Все время думаю о воде. Пить… Только одна мысль — пить… Мать вчера где-то ухитрилась раздобыть целую 3-хлитровую бутыль воды. И я пил, пил, пил… Ей тоже оставил — жалко ее все же. Стала совсем старуха — сморщенная, сутулая, с выцветшими глазами… Надо было бы немного потерпеть, сэкономить — но не смогли. В общем, выпили всю бутыль. Сегодня придется уже мне идти за добычей.

Это пишу через день… Не знаю, какое число, думать про это неохота, похоже, что мозги высохли… Позавчера охотился за водой, вчера весь день пролежал с закрытыми глазами. Сил не было. Мы медленно задыхаемся. Сегодня чуть лучше. А может, я уже привык и научился дышать гарью и смогом? Может, мы постепенно станем мутантами, которым не нужен кислород?..

Я обхватил голову руками, оперся на локти и сосредоточился взглядом на этой записи. Какое тогда было число, я так и не вспомнил, но зато события того страшного дня вспыхнули в голове яркой картинкой. Она так и осталась сидеть занозой в моем мозгу.

Помню, я тогда вышел за добычей совсем рано — еще не рассвело. Мама уже в те дни все время лежала ничком, и мне иногда казалось, что она померла. Но я равнодушно думал об этом. Вокруг столько гибло и людей, и животных, что было, честно говоря, уже как-то все равно… Мне ведь тоже недолго оставалось… я это спокойно осознавал…

Со своей драгоценной пластиковой баклажкой я пришел на площадь, где раздавали — строго по талонам — воду и какие-то продукты. Площадь окружали полусгоревшие, разрушенные дома с обугленными стенами. Время было такое — чуть малейшая неосторожность — тут же вспыхивал пожар, который тушить не было никакой возможности — некому и нечем. Кто-то успевал выскочить из горящей квартиры или дома, кто-то — нет… Большинство — нет!..

На площади уже выстроилась страшенная очередь за водой и питанием. Лица у всех серо-зеленоватые, губы потрескавшиеся. Я выстоял пару часов, едва не упал. Кто в очереди падает — тому — кранты. Никто и руку не протянет, чтобы помочь. Тогда я считал, что это — правильно. Впрочем, я и сейчас так считаю. Падают слабаки, а тем, кто посильнее и кто может стоять, больше достанется. И глядишь, у них прибавится сил жить и ждать, когда, наконец, этот кошмар закончится. Естественный отбор никто не отменял.

Помню, получил я тогда воду и немного сухарей (все по талонам). Не удержался, открыл баклажку, сделал несколько глотков. Стало чуть легче. Шел домой по Ленинскому проспекту (вокруг тихо, ни машин, ни людей), нес, как драгоценность, воду и сухари, как вдруг на меня наскочил мужик. Ну, не мужик, а то, что им когда-то было. Живой труп, правильнее сказать. Чуть не вырвал добычу из моих рук. Как я от него отбился, как баклажку не выронил — не знаю. Кажется, удалось ловко ему врезать ногой — он вскрикнул, упал. Много ли нужно обезвоженному доходяге?!.. Я пошел дальше так быстро, как только позволяли мои слабые ноги, и все думал, сколько времени мне самому осталось для того, чтобы дойти до такого вот состояния? Мать тогда уже была фактически почти такая же, как этот… Нельзя ее больше было отпускать за водой — отнимут враз!

2040 год

Февраль (кажется). Давно не брался за дневник. Сил не было, желания еще меньше. Зима никакого облегчения не приносит — дышать по-прежнему нечем, вода — по талонам, еда совсем паршивая — сухари, лежалые овощи, какое-то мясо перемороженное, из стратегических запасов, что ли? Но и очереди становятся короче — некому в них стоять. Мать умерла еще летом, сентябрь был, или, может, октябрь — теперь все месяцы одинаковые, всегда — жаркое лето, трава и листья на редких уцелевших деревьях всегда — коричнево-черные, сгоревшие. Только дни укорачиваются или удлиняются, поэтому можно понять, что старушка наша погорелая все еще крутится… А еще понятнее, что нам, да и всякой живности, недолго вместе с ней крутиться…

Март. Сегодня, наверное, 5 или 6 число. Может быть, 10-е. Или 15-е. Давно сбился со счета. Все теперь стали такие равнодушные ко всему вокруг — наверное, СО и СО2 нам окончательно выели мозги и эмоции. По-моему, мы, те, которые еще живут в этом городе, уже превратились в каких-то мутантов, которые обходятся минимальными количествами еды, воды, а главное — кислорода. Хотя какая это жизнь? Червяки в земле и те, наверное, живут лучше.

О матери почти никогда не вспоминаю — главное, что ее талоны на воду и продукты мне удалось оставить себе. Теперь получаю в двойном размере, так что