Дом Живых. Арка первая: Порт Даль - Павел Сергеевич Иевлев Страница 13

— Ни в чём себе не отказывай, — отмахнулся Полчек. — За обед заплачено.

Табакси довольно заурчал и впился мелкими острыми зубами в мясо.

— И часто у вас бывают такие провалы в памяти, уважаемая Завирушка? — спрашивает Полчек, пока они с девушкой идут по центральному променаду вниз, к пассажирским причалам.

— Наверное, никогда, — отвечает та.

Беспорядки в порту уже закончились. То, что горело, потушили. Тех, кто бузил, разогнали. Тех, кто возмущался, заткнули, а остальное наскоро прикрыли снова заработавшей магией иллюзий.

«Слишком много иллюзий, — думает драматург. — Это так расслабляет. Кажется, что если проблему спрятать, то она исчезает».

— Наверное? — повторяет он вслух.

— Знаете, — смеётся Завирушка, — жизнь в монастыре так однообразна, что из неё можно было выкинуть целые недели, и я не заметила бы. С тяпкой в огород. С тряпкой в коридор. Принести чистую воду. Унести грязную воду. Растопить плиту. Потушить плиту. Лечь спать, проснуться и всё сначала.

— Неужели ничего, кроме этой рутины, в вашей жизни не было?

— Только монастырская библиотека. Настоятельница Кавалия разрешала мне читать не более двух часов в день, боясь, что я испорчу зрение, но иногда я прокрадывалась туда ночью и читала вместо сна…

— И какого рода литература привлекала ваше внимание, юная леди? Надеюсь, духовные трактаты о космической сути нефилимов?

— Боюсь снова вас разочаровать, господин Полчек, — весело смеётся девушка, — но увы, меня куда больше интересовали любовные драмы и героические приключения! В нашем монастыре весьма неплохая библиотека.

— Как любопытно. Можете назвать любимых авторов?

— О, разумеется! Например, комедия Доржа Маритиния «Суета вокруг тронов», зловещий роман Тайка Войдителя «Что мы творим во тьме», о тайной жизни драу, увлекательная история о приключениях тайного алхимика «К тяжёлому выбору»…

— О, я смотрю, юная леди, у вас недурной вкус! Рад услышать, что классические имперские драмы, выдержавшие тысячи постановок в разных театрах, до сих пор популярны у молодёжи.

— Ой, вы же говорили, что драматург! — всплеснула руками Завирушка. — Как бы я хотела хоть раз в жизни побывать в театре!

— В Корпоре правит Дом Теней, так что театров там более чем достаточно.

— Боюсь, — вздохнула девушка, — это развлечение не для послушниц из бедных монастырей. Я получу посвящение в птахи, пройду обучение, а потом меня отправят на служение куда-нибудь поближе к Краю и подальше от столиц. Нет, я не жалуюсь, господин, не думайте — я рада служить людям в любом месте, где смогу пригодиться. Но театры на пути духовного служения встречаются нечасто… О, вот и мой корабль! Благодарю вас, господин Полчек, вы были очень добры ко мне. Я не забуду вас в молитвах Вечне Нашёптанной.

— Счастливого пути, Завирушка, лёгкого служения. Один вопрос, на прощание: что вы помните о свих родителях?

— Ничего, совсем. Птахи меня нашли меня на берегу, мокрой и замерзшей, мне было на вид лет пять, и я ничего не помнила, даже своего имени.

— А какие-нибудь воспоминания из детства?

— Только монастырские. Я почему-то очень боялась темноты, и настоятельница всегда ставила мне в комнату толстую свечу из тюленьего жира. Та громко трещала и ужасно воняла, но я без неё не могла уснуть.

— Именно свечу, не магический светильник?

— Да, представляете? Только мне, у остальных послушниц были шары иллюзорного света. Шары дешевле свечей, но только если послушницы заряжают их сами. А я не могла, у меня совсем нет способностей, даже самых крошечных.

— Странно для птахи, — заметил Полчек.

— Ага. Девочки даже думали, что я притворяюсь. Однажды они специально погасили мне свечу и сказали, что если я не зажгу светильник, то так и буду сидеть в темноте.

— И ты не зажгла?

— Нет. Я так испугалась, что визжала, как резаная! А потом грохнулась в обморок.

— Бедная девочка, — посочувствовал Полчек.

— Когда очнулась, мне рассказали, что, пока я валялась, в монастыре погасли все светильники. Представляете?

— Серьёзно? Погасли светильники? — голос Полчека внезапно стал жёстким, его рука потащила из шевелюры крупную бирюзовую бусину, но девушка так увлеклась рассказом, что ничего не заметила.

— Все до единого! — рассмеялась она. — И потом два часа никто не мог их зажечь, даже настоятельница! Я думаю, это Вечна сделала, чтобы научить их не пугать маленьких! Я тогда решила, что вырасту и стану птахой, чтобы её отблагодарить.

— Обязательно станешь, — тихо говорит Полчек, — но не в этот раз…

Его тонкие, но сильные пальцы давят в пыль бусину, и некоторые причины меняются местами со следствиями, некоторые события происходят не в том порядке, в каком собирались, а на нити времени возникает маленький, почти незаметный узелок.

— Мой корабль! — в отчаянии вскричала Завирушка. — Он уходит!

Неуклюжий, но вместительный двухкорпусной орденской паром медленно отваливает от пирса, влекомый буксиром кованых, и команда уже ставит паруса на центральных мачтах.

— Кажется, ты всё-таки опоздала, — сочувственно говорит Полчек. — Паромы никого не ждут.

— Но ведь у меня было достаточно времени!

— Время очень странная субстанция, — сообщает хронург, теребя пальцами лишившуюся бусины косичку. — Его никогда не бывает достаточно. Либо слишком много, либо слишком мало.

— Но как же мне теперь быть?

— Это не единственный корабль, идущий в Корпору. Почти каждое судно, отваливающее от причала, как минимум заходит на остров.

— Вы не понимаете! У меня нет билетов и нет денег! У меня только орденское поручение! С ним я могла уплыть только на этом пароме! Как вы думаете, если я пообещаю весь рейс убирать, мыть посуду и полы, кто-нибудь согласится меня отвезти?

— Моряки не моют пол, а «драют палубы». Но дело не в этом. С таким подходом ты почти наверняка окажешься в трюме работорговцев ещё до вечера. Если не в котле на камбузе пиратов.

— Но что же мне делать?

— Паром вернётся. Орденские перевозчики неторопливы и тихоходны, заходят в каждый мелкий порт и стоят там подолгу, но недели через две ты сможешь сесть на то же судно по тому же поручению.

— Две недели! Вечна милосердная! Но вы правы, господин Полчек, — сказала Завирушка, вытирая рукавом мантии выступившие слезы, — жизнь не закончилась. Я пойду в здешний храм Вечны и