Ибо таков Путь - Несущий Слово Страница 14

Именно обидно, причем настолько, что практически невозможно выразить это словами, цензурными и нецензурными. Даже жалостливый вой в никуда не справится с этой задачей. Только эмоции, разрывающие изнутри на куски. На сотни и тысячи крошечных ошметков агонизирующего "Я". Нет огня и нет взрыва, лишь холод обиды и единственный вопрос — "Почему так?"

До Юн давно готовился к зомби-апокалипсису.

Он знал, что рано или поздно он настанет. И скорее всего именно при его жизни — человечество испорчено и испокон веков пытается уничтожить само себя, технологии двадцать первого века ускорят этот процесс. Вариант с неведомой болезнью, что заставляет людей пожирать плоть друг друга виделся До Юну наиболее вероятным. Хотя, так-то если посудить, идеально укомплектованный по последнему слову техники бункер пригодится в любом варианте — вспышки неизвестной и крайне смертоносной инфекции, Третья Мировая война, точечные ядерные удары, нашествие инопланетян или еще какая ересь. Все умрут, а До Юн будет жить.

В его бункере провизии, воды, фильтруемого кислорода и электричества хватит для десятка человек больше чем на сорок лет. Но, естественно, этого десятка там никогда не будет. Бункер До Юна — только для До Юна. И если кто-то захочет нарушить это правило, ему придется познакомится с обширной коллекцией холодного и огнестрельного оружия. Да, это было крайне трудно провернуть в таком государстве, как Южная Корея, но человек с деньгами и железобетонной мотивацией может практически все.

Все умрут, а До Юн будет жить.

Все умрут, а До Юн будет жить.

Это было, своего рода, его главным девизом по жизни, мантрой, молитвой и стимулом хоть что-то делать.

Бункер замаскирован. Бункер всегда готов принять его в свое ласковое чрево. Бункер подготовлен к катаклизмам любого уровня разрушительности. О бункере никто не знает и в бункере никого не будет кроме До Юна. Последнее — аксиома, которую даже гипотетически нельзя нарушать. До Юн знал чем это может закончится — его выгонят из собственного убежища или вовсе убьют. Да, будет одиноко, но максимально безопасно. Чтобы не свихнуться он принес туда все что только смог раздобыть для проведения интересного досуга. Одиночество может разъесть здоровую психику за недели, если не за дни, особенно если оно подкреплено стрессом от осознания того, что там, за надежными стенами, разверзается настоящий Ад, в пламени которого умирают миллионы и миллиарды.

Жаль, что это все не понадобилось.

Обидно.

Все умрут и До Юн вместе с ними.

Зомби заразны — это факт, не подлежащий сомнению. До Юн видел в новостях, как растерзанные трупы вставали на ноги и продолжали дело своих палачей. Обглоданные лица. Вываленные потроха. Изодранная, окровавленная одежда, проступающие кости и лоскуты кожи.

Его укусили.

В первый же, блять, день масштабного распространения зомби-заразы, почти у самого порога бункера. Укусили не в палец, не в руку и не в ногу. В плечо, ближе к шее. Не ампутируешь. Кусок зараженного мяса не вырежешь. Лекарства не то что нет, никто в принципе не знает что лечить, тем более в таких условиях. Время утекало сквозь пальцы. До Юн чувствовал растекающийся по телу нездоровый жар, руки мелко тряслись вместе с коленями. Он видел, что происходило снаружи — в его власти Интернет, телевидение и несколько десятков скрытых камер. Люди жрали людей, заливая улицы кровью и кусками оторванной плоти.

Нет надежды.

Нет спасения.

Есть только ноющий под повязкой след от зубов человека, глазами которого смотрела сама Смерть.

До Юн в бункере. Родном бункере, который мог стать его домом на ближайшие десятилетия, но станет могилой на всю оставшуюся вечность. Он не хотел превращаться в безумного людоеда. Он хотел жить и радоваться этой жизни.

Обидно.

Даже плакать не получается. Глаза абсолютно сухие, а тело сотрясают беззвучные рыдания.

Есть только один способ покончить с этим дерьмом. Рукоять "Глока" привычно ложиться в ладонь — он тренировался стрелять. И спрашивается, зачем?..

Выстрел.

Пуля пробивает тонкую перегородку височной кости, разрывает мозговое вещество и выходит с другой стороны черепной коробки, увязнув в бетоне стены, вспучившись неровным сколом и фонтанчиком мелких осколков.

Спустя две недели заметно подгнившее тело самоубийцы выгнулось в позвоночнике под невозможным для человека углом, забилось в адских судорогах, выламывая все суставы до единого и наконец восстало насквозь пропитанным силой Кровавого Ливня ревенантом, что жаждал отмщения.

Отмщения всему человечеству.

Человек с ножом/Песья плоть

Короче, несколько дней назад от какой-то болячки помер мой песель.

Я хотел написать в его честь отдельный рассказ в экспериментальном стиле, типа чтобы помнили о нем, но потом понял, что лучше впихнуть это сюда.

Press F, Кузьмич.

За год до Кровавого Ливня

Что-то есть в ножах. Что-то завораживающее, заставляющее смотреть на них часами, любуясь игрой тусклого света на клинке и лезвии. Меня успокаивала заточка ножей. Своего рода медитация, монотонные движения, приводящие сознание в состояние монолитного покоя.

У каждого человека должно быть свое хобби.

Моим было коллекционирование ножей. Но не каких-то особо редких, а просто тех, что мне нравились.

Этот был одним из последних. Урвал за восемь сотен деревянных.

Армейский, вороненный. Удобная ребристая рукоять, что хер выскользнет из ладони, металлический волдырь на навершии для разбивания стекол, белая надпись "Columbia" чуть ниже дола и пилообразные зубья на обухе. Крепкий. Хищный. Заточка практически идеальная из разряда, что неосторожная проверка остроты подушечкой пальца может привести к болезненно ноющей ране до самого мяса и вымазанной в крови одежде.

Я смотрел в нож пустым взглядом.

Он выглядел чуждо на фоне стола, тетрадей, книг, монитора компьютера и перекрученного шнура от зарядки в свете лампы. И притом абсолютно аутентично в моих пальцах.

Я не знал откуда во мне появилась эта идея.

Она просто билась в моей черепной коробке, расходясь по всему телу с каждым ударом сердечной мышцы — я должен окропить этот металл кровью. Я должен отнять им жизнь.

Секунда.

Минута.

Минута.

Наверное, минут семь я смотрел на нож, чувствуя как во мне расползается решимость пополам с адреналином. Мелко подрагивала нога в области правого коленного сустава, немного отдавая в голень и ступню.

Я знал что это нужно сделать сегодня.

В противном случае вряд ли у меня хватит сил снова вогнать себя в подобное состояние.

Вогнать нож в ножны, повесить их на пояс.

Странное ощущение… пустота в мозге, ноль лишних мыслей и эмоций. Я — машина. Я — убийца. Меня не остановить.

Выйти во двор.

Прохладно. Вечер, сумерки.

Радостный скулеж. Кузя утыкается