Спящие. Чужая Игра (СИ) - Иванов Андрей Спартакович Страница 3

Девушка, сделав ко мне пару шагов, застывает на месте, — Ты… я слышала рев хранга.

Маленькая, щупленькая, с рыжим каре и испуганным личиком. Одета, как и все мы, в простые холщовые штаны и такого же покроя рубаху. Зовут, кажется, Лера.

Похоже, тут только она переживает о том, что случилось на входе.

Нет, не так, они просто «спят». Кидаю взгляд на беседующую парочку — словно пьяные. Вернее, находятся в том состоянии сомнамбул, в котором, и я находился в этом мире первые три дня. А состояние это не сильно-то отличается от глубокого опьянения. Нет, не потерей координации и не безудержным весельем. Скорее, потерей концентрации, полным непониманием реальной опасности, и частой сменой настроения. Ну и полным непониманием ответственности за свои действия… это мы уже проходили.

— Нет его больше. По крайней мере до следующего… — и вот тут я замолкаю, не найдя подходящего слова. До следующего сна? Сеанса? Пришествия в этот мир? Как, черт побери, описывать то, что с нами происходит?

— В общем, пока сюда опять не попадем, выход из пещеры свободен. — Завершаю я. И тут же слышу удивленное:

— Ты проснулся?

Киваю. И тут же попадаю в объятия. Она радуется? Нет, черт подери, она плачет, плачет навзрыд.

— Ты. Ты давно проснулась?

— Уже два дня.

Память, что б ее, снова подкидывает кусочек воспоминаний — наши глупые баталии, перекошенное лицо девушки, ее крики и… ее мертвое тело в углу пещеры.

Вздрагиваю! — Так ты пыталась нас разнимать…

Едва заметно кивает.

— Сколько, сколько у тебя жизней?!

Молчит, лишь всхлипывая, сильнее прижимается ко мне.

— Сколько! — Я уже ору так, что, теперь и остальные обращают на меня внимание.

— Три. — Чуть слышно произносит она.

Суки, твари неблагодарные, сволочи…, и я в их числе! Возможно, в первых рядах. Два дня! Два чудовищных дня она пыталась нас хоть как-то разнимать, уже понимая, что мы убиваем себя. А мы «спали»! Нам было все равно.

За что ей так!

Спросить, сколько нас было изначально, не поворачивается язык. Просто глажу ее по голове, пытаясь успокоить, и судорожно пытаюсь понять, как действовать дальше.

— Нам надо найти деревню, — выплакавшись, произносит она. Я даже не сразу понимаю смысл этих слов, настолько мне сейчас тошно от осознания того, что здесь происходило эти дни.

— Деревню?

— Да, ее Дима нашел. Приходил, рассказал и ушел снова.

— Когда?

— Вчера.

— А почему не вернулся?

Девушка наконец-то отпускает меня и делает шаг назад. Глазки в пол:

— У него последняя жизнь была…

— «К черту, найду того, кто заставил подписать нас этот гребанный договор…» додумать не получается. Не получается по той причине, что снова приходит воспоминание того, что было в том договоре что-то важное. Но что?!

— Ты договор подписывала?

Кивает.

— Что в нем, помнишь?

Трясет головой, — там что-то было про возможности, но я не помню. Никто не помнит, я у всех спрашивала!

Ну да. Толку у нас таких было спрашивать. Хотя…. Вспоминаю себя. Сказать, чтобы я был совсем неадекватен, нельзя. Сапоги вот сшил, с чудовищем на входе дрался. Просто было это…. Ну нет таких слов, чтобы точно описать это чувство — вроде и я, но, словно часть мозга, отвечающая за планирование и страх, была отключена. И, может, не только она. А в остальном… не знаю. Что-то да соображал ведь.

— Если надо, значит, найдем деревню.

Тут из полутьмы пещеры выныривает мужик лет сорока, с телосложением «крепыша из Бухенвальда». Тощий, жилистый, лысый. И физиономия у него, хоть сейчас без грима в фильм про наркоманов или сидельцев колонии. Хотя тут, скорее, не сама физиономия, а эмоции, на ней отражающиеся. Не хотел бы я встретить такого в темном переулке.

— Ну че, схлестнёмся? Я тебе пока три один торчу. Ответочку?

— Мальчики не надо… — Лера привычно пытается встать между нами, но я, убирая посох в куб, с широкой и милой улыбкой проскальзываю мимо нее.

Да. Я улыбаюсь, и улыбаюсь не просто так. Потому что помню это состояние. Мужик не испытывает ко мне ненависти, он даже не понимает, что каждая смерть здесь имеет значение. А улыбка она обезоруживает и расслабляет. Он просто хочет развлечься…

Бью хуком с правой, «не снимая» с лица улыбку. Противно? Да! Подло? Может быть! Но так проще, так он до последнего от меня ничего не ждал. А неожиданно прилетевший кулак по правильной траектории, это практически всегда нокаут. Да и весу во мне раза в полтора больше, чем в нем.

Мужика срубило. Не давая опомнится, кидаюсь на него и заламываю руку с ножом. Спит-то он спит, но вот боль вполне себе реальная — это я тоже помню. Жаль, разбудить она не может. Но вот настроить на нужное восприятие происходящего вполне.

— Слыш, урод, еще раз сунешься ко мне, я тебе этот кинжал в очко засуну, — негромко, но с чувством зашипел ему в ухо.

Надолго, но это его остановит. Знаю, пусть плохо, но помню, что сам был таким. Однако сейчас он должен быть растерян.

— Да ты чо! Я же просто. Мы же раньше…

— Все! Забыли! Нож убрал.

Кинжал исчезает. И пусть мужик сейчас искренне не понимает, за что ему прилетело, потом он мне скажет спасибо.

Вставая и отряхиваясь, кидаю Лере, — что у нас там с деревней? Этот орел сейчас в углу отсидится и его опять на подвиги потянет. Сам, наверно, таким был…

Внимательно смотрю на ее реакцию, и, судя по отведенным в сторону глазам, не сильно-то я ошибся. Хреново. Вот поэтому-то, наверно, и отправили меня ближе к входу. Уж не Лера ли? Но если и так, я не в претензии.

— Дима говорил, что там деревня, пойдет, посмотрит. А где, я не спрашивала, думала, вернется, и все туда пойдем. Страшно тут.

Уверенно направляюсь к выходу, когда Лера одергивает меня за руку, — подожди, давай Петра возьмем? Он с хрангом хорошо сражался, и мне вас разнимать иногда помогал…

Я не против. Как по мне, можно и всех забрать. Их, если там разбудят, то это только лучше. Но на мое предложение девушка трясет головой:

— Всех не надо, разбредутся. Вы, когда выходили… многие только после смерти сюда возвращались. А двое… — губы у нее задрожали, и мне ничего не оставалось, как только снова прижать ее к себе.

— Ну, будет тебе. Вот найдем сейчас деревню, все узнаем. Может, еще образуется.

Вру, конечно, и сам это понимаю. Не похож этот мир на тот, где в конце выходит веселый ведущий и та-да-м… Кто-то нас конкретно поимел на этот договор. Знать бы еще, кто, а, главное, зачем. Ну не верится мне, что я, зная, что могу загнуться вот так во сне, как лох, на такое вот подписался. А главное — будь тот договор честным, стоило ли нас оставлять вот такими — «спящими»?

Отстранившись, Лера позвала какого-то мужика лет под сорок, — Петь, иди сюда.

Мужик в этот момент разговаривал с какой-то мадам. Мадам, потому как за сорок, если не за полтинник. И это тоже странно — зачем организаторам всего вот этого веселья такие тетки? Ну не бойцы они. Не выжить им тут. А ведь договор она тоже подписала. Непонятно…

Но вот мужик вполне себе ничего. За метр восемьдесят, крепко сбит, и сила в нем чувствуется.

— Че, помочь чем, дочка?

Вот смотрю я на него и удивляюсь. С мадам не попрощался, даже не извинился за прерванный разговор. А к Лере обращается так, словно помнит, что помогал. Узнает ее. Странное это состояние «сомнамбулы». Сам вот вроде помню, как был таким, а наблюдать со стороны… жесть. И дело тут не в адекватности. А в раздрае сознания. Что-то мы воспринимаем всерьез, а что-то, привычное, казалось бы, незыблемое, просто игнорируем.

— Мы идем в деревню, пойдешь с нами.

Даже не вопрос! Скорее, констатация факта. Но мужичка это, похоже, не смутило. Ну, идем и идем. Делов-то. А в какую деревню? Зачем? Даже не поздоровался, гад. Просто встал рядом с Лерой, смотрит в упор, и словно не видит.

Первым пошел я, за мной Петр, Лера, видимо, решила его малость контролировать, так что пристроилась последней.

Пока шли, не удержался, снова заглянул в куб. Надо было еще там, у входа, в нем покопаться, но спешил…