Хозяин бабочек (ЛП) - Олейник Тата Страница 3

— А может быть, — сказал Акимыч, — что Хохен, как только ступит ногой на Таосаньскую землю, тут же заорет: «Вот она моя родина! Я вернулся! Вот вам мешок драгоценных камней!»

— Что-то я сомневаюсь, — сказала Ева, украдкой опустошая за борт свой стакан, — эпические квесты не были бы эпическими квестами, если бы их было так просто делать.

— Просто⁈ Да мы полгода уже с ним возимся, как лиса появилась!

— Я не спорю, что возимся мы долго, — сказала Ева, — но «долго» и «продуктивно» — не синонимы. Думаю, сир Хохен еще попьет из нас кровушки, ведь он к этому делу еще толком и не приступал.

— У нас вообще есть какой-нибудь план? — спросил я.

Ева пожала плечами.

— Единственное, что мне приходит в голову, это начать таскаться по всем таосаньским монастырям и прочим оккультным местам и искать кого-то, кто может хоть что-то поведать нам про некоего владыку Хохена, жившего чертовски давно и завалившего кучу народа.

— В принципе, — сказал Лукась, — подобные действия так или иначе всегда сохраняются в памяти народной.

— Ага, — сказал я, — представляете, приезжаем мы в Таосань, а там на каждом углу стоят памятники Хохену. С надписями «Великий вождь и учитель».

— Это бы очень упростило нашу задачу, — сказала Ева.

Глава 2

Порт Камито, в который мы прибыли солнечным днем, решительно отличался от виденных мною трансильвийских портов. Я лично считаю, что лакированные настилы на причалах — это что-то опасно близкое к безумию. А рисовать на них цветы — это очень мило, но лучше бы этих причалов сделали больше, и чтобы они не были такими коротенькими — толчея в бухте Камито была страшная, хорошо, что законы гравитации не столь безжалостны в Альтрауме, и крупные суда спокойно могли колыхаться бок о бок, не сталкиваясь бортами.

К своему изумлению я выяснил, что нас ждет полноценная таможня. Удивительно! В Мантисе ты можешь прибыть в порт откуда хочешь и привезти с собой все, что угодно, хоть драконов связанных, хоть целое плененное войско антийского царя вместе с верблюдами. (Если, конечно у тебя светлая карма; преступники и пираты с кармой черной вынуждены пробираться на Трансильвию своими окольными путями). Как объяснил нам стюард, провинция Камито ухитрялась держаться в стороне от гражданской войны именно за счет крепкой чиновничьей системы и активного сбора налогов на пограничную гвардию. Что до приезжих купцов, то безопасность своих судов и грузов они ценили выше, чем десять процентов пошлины — а Камито считался самым спокойным и надежным портом Таосань.

Таможенники в строгих синих халатах c гербами обшарили трюм, выдали нам пошлинные квитки (Хохена при этом налогом не обложили, уже спасибо), и мы отправились на пограничный контроль.

Нас предупредили, что перед контролем нам нужно будет «раскрыться» — то есть, предъявить все списки своих титулов. Увидев мой список, непись-таможенник стал разговаривать только со мною, причем гораздо почтительнее и обращаясь ко мне «почтенный господин».

— С какими целями почтенный господин прибыл в Камито?

Я подумал.

— С целью получить, эээ… духовные наставления в здешних храмах.

— Весьма, весьма достойная цель! Это ваши слуги и наложницы?

Я оглянулся на мрачные лица слуг и наложниц, но решил не спорить.

— Вроде того, да.

Ева мне, конечно, это припомнит, да и Лукась выглядит возмущенно, но я хорошо знаю повадки и обычаи чиновников в моем мире (по крайней мере, чиновников, имеющих отношение к медицине), и не думаю, что здесь они сильно отличаются. Заводить споры в таких местах — последнее дело. Соглашайся со всем, что они несут, хватай бумаги и убегай.

— Должен, однако, предупредить почтенного господина, который, как я вижу, и сам далеко продвинулся по духовному пути, что на Таосань, а в особенности в Камито ему ни в коем случае нельзя возводить капища своим богам и производить прочие обряды их умилостивления. Прошу принять это не как покушение на вашу религиозную свободу, — это простые меры предосторожности, касающиеся в том числе и благополучия самого почтенного господина, равно как и его слуг и наложниц.

— Хорошо, — ответил я с несколько растерянным видом, который, кажется, был замечен таможенником.

— Боги ваших земель, почтенный господин, очень ревнивы и властолюбивы. Когда-то они подчинили себе ваши страны, изгнав оттуда соперников. Обитающие же в наших землях боги и духи — справедливы и мстительны. Как вы понимаете, в такой ситуации было бы сущим самоубийством возводить здесь алтари кому-то из ваших покровителей. Но вы можете мысленно обращаться к ним или получать их указания в пространстве медитации… хотя и тут я не уверен, прошу почтенного господина меня простить, я не силен в священных материях.

Возможно, таможенник говорил и еще что-то, но я особенно не вслушивался, потому что отвлекся на бабочку, которая впорхнула в створку двери и устроилась на черной шапке чиновника, на самом верху, где петелька. Сейчас бабочка усиленно делала вид, что ее тошнит.

Приезжие вытекали в город через распахнутые красные ворота порта — текли они медленно, шествовали, пыхтя и сгибаясь, залезали в ожидающие повозки враскоряку. И это понятно, инвентари у всех забиты под завязку, таможенники инвентари-то проверять не могут, вот и нагрузились товарищи фактически контрабандным товаром так, что еле передвигаются. Сдав курьерские грузы, Ева выдала всем, кроме Гуса, по пятьдесят золотых и велела ни в коем случае их не тратить, кроме как в самых отчаянных ситуациях. Л — значит «логика», Е — значит «Евина». Зачем нужны деньги, если их тратить нельзя? Оставила бы их при себе, тряслась бы над ними сама.

Пока мы искали самую дешевую из гостиниц Камито, я восхищенно пялился по сторонам. Ну, как восхищенно: похоже, эта местность создавалась по принципу «а давайте впихнем на квадратный километр всю Азию, чтобы никто не усомнился, что это именно Азия-Разазия». Бесконечные пагоды, пагоды и пагоды, бумажные фонари, тяжелыми гирляндами развешенные над улицами. Рикши и паланкины. Курящиеся палочки благовоний, воткнутые в плошки с песком. Прилавки с веерами. Летающие змеи в виде карпов, привязанные к бамбуковым шестам. Затянутые промасленной бумагой двери, каменные кругломордые львы в буклях и рогатые драконы. Каменные ступы, похожие на грибы, на которых сидели… боже! ну они дают!

— Это что, почта⁈ — ахнул Акимыч.

Оплетя серый пористый камень ступы длинными пятнистыми суставчатыми ногами, на нас во все свои шесть глаз пялился кошмарно огромный паук. Морда у него была хоть и пушистая, но пренеприятная, а торчащие клыки отнюдь не делали ее приветливее. Почтовая сумка у него однако была точь в точь такая же, как и у наших голубей, — и носил он ее ровно таким же манером, перекинув ремень через грудь… или как это место у пауков называется.

— Не, ну в принципе логично, — сказала Ева. — Голубиная почта в Азии не существовала, а пауки там, вроде, как раз символ известий и всяких любовных писем.

— Ну уж нет, — сказал Акимыч, — я с такими почтовиками никаких писем отсылать не буду. Ни любовных, ни прочих. Будем твоим почтовым ящиком, Евик, пользоваться.

— Пожалуйста, но учти, что межконтинентальных писем я через него посылать не могу. Тут нужно либо золотой ящик, либо серебряный с дополнительной инкрустацией.

Паук зевнул и почесал одной из ног белесое пластинчатое пузо.

Наша гостиница располагалась у самой городской стены, и Ева сразу потащила нас за пределы города: в нескольких верстах от Камито имелся монастырь, с которого Ева и собиралась начать изыскания. Перед городскими воротами на лакированном (разумеется) столбике была прикреплена длинная табличка, напоминающая всем выходящим, что с закатом солнца ворота будут закрыты и тем почтенным обитателям города, кто не готов провести ночь снаружи, подвергая опасности свои драгоценные тела, стоит принимать это во внимание, планируя свои внушающие всяческое уважение дела.