Путь Стратега (СИ) - Корнелий Луций Страница 38

При виде такого количества доступной женской красоты в том мире, я бы обрадовался вплоть до полной сатисфакции и выпада в осадок. А сейчас… Главная моя постельная утеха — лежать неподвижно, чувствуя, что нога болит чуть меньше. И куда мне семь штук? Коллекционировать как покемонов?

Я пытаюсь делать довольное лицо, разглядывая дары. Люди старались. Собирали все это добро с трупов или вырывали из рук беззащитных женщин. Отбирали среди последних самых пригожих с различных ракурсов. И все ради меня. Надо ценить такие порывы чувств ближних своих. Иначе просто несправедливо. Так что улыбаемся и машем.

После всего этого бреда перевязка. Я чувствую как пылает огнем правая нога чуть ли не до самой мошонки. А хуже всего запах. От меня несет каким-то гнильем. Сложно даже описать. Черт, я чувствую этот запах и становится совсем не по себе. Рана вспухла. Лекарь смотрит на меня с печальным сочувствием. Он промывает ее и бинтует. Чтобы не беспокоить ногу весь оставшийся день я перемещаюсь по лагерю в переносном кресле. Каждый мой выход сопровождается ликованием солдат. Я машу им, сдерживая рвотные позывы.

В середине дня мои носилки проходят мимо Сидониуса. Мастер-венатор склонился над телом, завёрнутым в пурпурный плащ. Рядом лежит длинный клинок охотника за нечистью.

— Сочувствую… — вздохнул я.

— Он должен был умереть не так. — спокойно ответил венатор. — Не в бою с людьми.

— Если бы не вы, то меня могли там покрошить.

— Вы не первый стратег, которого я знаю. — меланхолично ответил Сидониус. — Многие стратеги приобретают две пагубные привычки. Первая: излишняя привязанность к своим войскам. В прошлом бою вы рисковали собой и нами ради тех, кто должны были сами защищать собственные жизни.

— Они бы не устояли.

— Но могли устоять. Ошибки и трусость судьба карает смертью. Это естественно. Это правильно. Армия средство, а не цель. Вы не вождь варваров, окружённый дружиной родичей. Если для общего блага нужно отсечь слабые и гнилые ветви, то это должно быть сделано.

Прав ли он? Не знаю. Мне кажется, что нет, но я малоопытен во всей этой кровавой игре.

— А какой второй порок многих стратегов? — спросил я.

— Привычка решать все вопросы силой оружия. Вы смелый человек. Я не знаю пока за вами ничего дурного, но прошу не забывать… Эти способности и эта армия не принадлежат вам. Первое — дар богини. Второе — меч, что вручила вам Империя.

На дискуссии у меня сил и настроения не имелось. Я лишь пробормотал в ответ:

— Учту ваше мнение…

Но прежде чем меня унесли прочь, Сидониус заявил, что хочет мне кое-что показать. «Хер, который ты кладешь на жизни моих солдат?» — хотелось пошутить мне, но до такого уровня пофигизма я пока не успел прокачаться.

В итоге мои носилки проследовали за Сидониусом до леса, примыкающего к реке. Бывшего правого фланга недавнего сражения. Ещё вчера легионеры сдержали тут натиск варваров, а отряд из пятидесяти велитов выманил врага к нашему лагерю. Что напоминало об этой бойне сегодня? Истоптанная трава, сломанные древки копий, гератские щиты, которые легионеры не желали брать, да некоторые фрагменты тел, окружённые роящимися мухами. Но выше человеческого роста лес почти не изменился. Все так же спокойно тянулись к солнцу молодые листья.

Венатор жестами направил моих носильщиков к самому краю леса. Там за деревьями я уже видел мельтешение мух, ожидая тошнотную картину гниющей смерти. Труп, который не заметили или поленились скинуть в реку. Однако там…

— Что это, Сидониус?

В дерево кто-то вбил примерно пол сотни гвоздей. Обычные железные гвозди, которые тысячами лежали в обозе легиона. Они образовали на дереве перевёрнутый треугольник. На каждом гвозде висел небольшой шмоток какого-то мяса. Можно было догадаться, что это не телятина.

— Вражеские языки. — пояснил венатор.

Я отвернулся. Рана на кончике собственного языка защипала.

— Так что это, Сидониус?

— Жертвоприношение Забытому. Не вам говорить его имя. Вам замолчать навсегда. Это не самый ужасный ритуал, но он уже нарушает закон. Пред лицом смертельной опасности люди тянутся к дремучим и темным богам. Плодятся культы, подтачивающие общую веру в закон. Мы несем сюда цивилизацию, но и эти земли пытаются проникнуть в нас. Исказить, извратить. Берегитесь этого, стратег. Берегитесь.

Я вздохнул, поднимая глаза. Кроны деревьев размеренно качались на легком прохладном ветру. Меня знобило, а холодный липкий пот пропитал одежду насквозь. Возможно, я умру здесь. Возможно, очень скоро. К каким богам попадет моя душа, если душа и боги существуют? Лес молчал.

Вечером я почти не мог говорить или сосредоточиться на чем либо. Интересно, какая у меня была температура? 39? 40? Я горю заживо. Запах гноя и омертвевшей плоти не покидает меня каждую перевязку. Лекарь приносит какие составы, заливая их мне прямо в горло. Реальность распалась на фрагменты воспаленного бреда. Я лежу, меня несут, толпы варваров гонят отступающих велитов, конь падает замертво, а вокруг бушует живое море вражеской орды.

Я прихожу в ясное сознание лишь в момент, когда посреди тьмы небытия сверкает круг-рулетка. Стрелка бежит, попадая на сияющую четверть. Вспышка, ощущение полета. Я смотрю чужие сны.

Огромные сосны замерли сырой стеной. Туманная дымка клубится у входа в чащу. Кусты, буреломы, зеленые покрывала пушистого мха. Небо затянуто пеленой облаков. Раннее утро. Почти еще сумерки. Тропа, уходящая в лес обозначена столбами из черного дерева. Каждый из них покрыт сложной резьбой. Клыкастые морды чудовищ, странные круглые лики диковинных существ, когтистые лапы. Это слово тотемы североамериканских индейцев. А за их рядами смыкаются над тропой ветви древних деревьев. У этого прохода в чащу замер отряд. Пурпурные плащи венаторов я уже ни с чем не перепутают. Во главе с Сидониусом они поднимают длинные клиники. За их спинами несколько десятков человек поставили и взвели четыре стационарных скорпиона — стрелометные машины легиона. Но сотня людей вокруг не очень то похожи на легионеров. Светлые волосы, бороды, кольчуги и конические шлемы. Какие-то варвары, но одетые чрезвычайно богато. Ни Гератам, ни Скавадам не снилось.

— Вы слышите? — с тревогой вопрошает один из них, тыча копьем в чащу. — Они проснулись. Они идут за нами!

— Убивайте все, что движется! — в голосе Сидониуса звучала сталь. — Это не боги! Это не их посланники! Боги с нами!

В чаще меж деревьев мелькали темные силуэты. Каждый явно крупнее человека. Трещали сухие ветки, скрипели деревья. На отряд надвигалось зло. Видение оборвалось.

Я открыл глаза, увидев клочок синего неба. Страшная тряска. Каждое движение это боль. Мысли растекались воском, плавящимся на огне моей лихорадки. Из режима стратегии меня тут же вырвало обратно в страдающее тело. Слишком далеко зашёл недуг. Начнись сейчас бой и сработал бы «Довести до конца». Но боя, кажется, не было. Я потерял сознание.

Снова круг-рулетка и бросок на удачу. В этот раз мимо, но на короткое мгновение я обретаю ясность ума. Прошли сутки, раз способность опять сработала. Я умираю от заражения крови или гангрены. Тут уж без разницы, господа. Видимо герат плохо вымыл копье в реке, прежде чем тыкать им меня. Какая жалость. Круг-рулетка исчезает, а вместе с ним и способность связно мыслить.

Я плыву по волнам лихорадочных злых кошмаров. Черная фигура с деревянным молотком вбивает гвоздь за гвоздем в мою гноящуюся ногу, крепя на них отрезанные языки варварских женщин.

— Как вам война, стратег? — из угла усмехается бледный и обнаженный Стилион, с окровавленным ножом в руке. — Это неблагодарное занятие, которое мы, благородные люди, поручаем мусору навроде тех велитов. Зачем ты их поехал спасать? Глупо. Да им цена по медяку за сотню! Их кровь дешевле чистой воды.

По заваленному телами берегу бродила исполинская фигура на фоне багрового заката. Великан со смехом разбрасывал и топтал мертвецов.

— Имя было забыто. — объявил торжественный голос, подобный раскатам грома. — Слишком мало людей решались называть Его, потому что Он слышал и отвечал.