Продавец басен (СИ) - Олейник Тата Страница 5

Почтенный рыжий толстяк, у которого в веснушках были даже руки, посмотрел на жемчужину и, расплывшись в улыбке, сказал, что вообще-то это простая белая жемчужина, но при этом она — идеальной формы, цвета, тепла и плотности. А он как раз очень хочет собрать на день рождения своей дорогой дочурке ожерелье из ста идеальных белых жемчужин, так не взялся бы я их в течение недели доставить? И квестовая табличка тут же — вся зеленая, в прожилках, с малахитовым навершием.

«Подарок для Лулу. Найдите для дочери ювелира Томеша еще 99 идеальных жемчужин».

Квест-то я принял, но сомнения, конечно, возникли. Я такую ракушку первый раз встретил — где их за неделю 99 штук набрать?

— Дочка у меня одна, может, я ее и балую, но почему бы свое единственное дитя и не побаловать? — говорил Томеш. — Знаете ли вы, Нимис, что в наших краях такое ожерелье из ста белых жемчужин называется «Родительским благословением»? Девушкам его дарят родители, оно бережет девичью честь, а после свадьбы муж добавляет к нему еще сотню жемчуга, тогда оно становится «Двойной ниткой честной жены» — и носящая его никогда не умрет родами? Это, конечно, старый обычай, но в почтенных семьях его все еще помнят. Идите же, принесите мне жемчуг, и да пребудет на вас благословение Нейдона!

И как только ювелир это сказал, я получил бафф. «Повышен шанс вылова розовой перловицы, срок 6 дней 23 часа». Так что вместо того, чтобы идти домой — отдыхать и ужинать, я опять помчался на рыбалку и вернулся уже глубоко заполночь, с возком, набитым рыбой, и инвентарем, в котором белесо светились пятнадцать квестовых жемчужинок.

Так дней пять и провел, рыбачил, как подорванный, вечером с Акимычем поспешно ужинал, читал очередную цидулу от Лукася и падал в койку, чтобы встать с рассветом и снова кинуться в битву за жемчуг. Собрать я его, кажется, успевал — но впритык.

Лукась уже направлялся к нам — но ехал он на грузовом корабле, который останавливался по дороге у каждой лесопилки со своим причалом, у каждой приморской деревеньки, так что странствие шло неспешно, а Лукась считал своим долгом с каждой стоянки посылать мне путевые впечатления — крайне обстоятельные.

«Кок опять натряс своих волос в похлебку, чайка украла у меня хлеб с маслом, матросы ведут себя на редкость неуважительно и редко моются…»

И совершенно не вина Лукася была в том, что каждое сообщение о пришедшем письме заставляло сердце екнуть. Я, конечно, понимал, что родители поставили на мне в этом обличье — крест, и писать ни за что не будут, но вдруг… Вообще я пребывал все это время в каком-то эмоциональном отупении, не разрешал себе слишком много ни о чем думать, только о том, где взять денег — тут, по крайней мере, имелась ясная цель и никаких дурацких страданий.

Томеш разгладил горку жемчужин по черной бархатной подставке и принялся поворачивать их пинцетом, стучать по бочкам, разглядывать через крепившуюся на лбу лупу.

— Что же, дорогой Нимис, порадовал ты меня, порадовал. Не очень крупные, но зато редкой соразмерности, одна к одной. Вот тебе за труды, и приходи-ка послезавтра ко мне домой к полудню, дочку лично поздравишь, да и познакомлю тебя кое с кем.

Квест оказался выполненным. Принес он мне тысячу золота, прилично опыта и по два пункта к Благородству и Любезности — обоих параметров у меня пока еще не было, и с чем их едят — я без понятия.

«Ваша репутация с Мантисом повышена до 'Приветливости»

А вот это — очень неплохо. Видимо, этот Томеш тут важная шишка, раз услуга ему так высоко городом засчитывается. Я слышал уже, что Мантис держат две гильдии — мореходов и судостроителей, но, видимо, ювелиры тут тоже в почете.

На дне рождения присутствовало одиннадцать подружек двенадцатилетней Лулу, и все — куда более хорошенькие, чем бедная толстушка-именинница, у которой было такое круглое лицо, что щеки реально виднелись из-за спины. Впрочем, ребенок, видимо, пока еще не догадывался о несправедливости жизни и веселился вовсю — визга от нее было больше, чем от всего остального выводка бело-розовых девочек в пышных шелковых платьицах. И, кстати, ребенком барышня Лулу Томеш официально больше не являлась, в Трансильвии с двенадцати лет наступало совершеннолетие — и можно было хоть замуж выходить, хоть другие сделки заключать, хоть в армию… впрочем, в армию тут и раньше брали, в порту мне приходилось видеть юнг с боевых кораблей — так некоторым было лет по десять.

Все приглашенные гости, вручая подарки имениннице, особенно напирали на то, что она теперь уже взрослая и скоро заведет себе жениха и порадует родителей внуками.

Я тоже потратился на подарок, купил красивую коробку настоящих шоколадных конфет — двенадцать круглых шоколадок утопало в атласных гнездышках, стоило все хозяйство аж сорок золотых: шоколад был заморским и безобразно дорогим деликатесом. И самому пришлось принарядиться — в лавке подержанных вещей купил черный бархатный сюртук с половиной прочности, но на вид еще вполне приличный, рубашку с перламутровыми пуговицами и еще узкий атласный галстук в крапинку. Раз уж меня будут знакомить с кем-то нужным, то Привлекательность лучше по максимуму задрать. А пиджак еще давал небольшой бонус — на двадцать процентов понижал риск быть запачканным едой во время застолья, для детского праздника, насколько я понимаю, — это то, что нужно.

Но пока со мной никто не спешил свести знакомство, возможно, потому, что меня плотно оккупировали девчонки — я сдуру показал им, как можно играть в «ручеек», и вот уже второй час этот ручеек журчал под завывающую скрипочку, а я вынужден был бегать по нему, согнушись, то за одной, то за другой хохочущей малявкой, ибо оказался у них, считай, единственным кавалером и отпускать меня было никак не можно. Я уже немножечко оглох, но тут, к счастью, с кухни внесли торт размером с тележное колесо — и на какое-то время я обрел свободу.

— Кстати, Алессандрос, мой друг, позволь представить тебе этого юношу. Не обманывайся его приличным видом, он всего лишь рыбак, но ты же знаешь, и рыбаком можно быть талантливым. Жемчуг на Лулушке — его добыча. Нимис, иди сюда и поклонись господину Катракосу — владельцу лучшего ресторана в нашем городе.

Я подошел и поклонился — что у меня, голова что ли отвалится?

— Я никогда не гнушался трудом, — сообщил мне господин Катракос таким басом, что непонятно было, как подобный голосище помещался в такой тщедушной грудной клетке. — Никогда! Я всегда говорил «нет труда зазорного, постыдна — только праздность!»

Ясно. Кажется, навык рыбалки в Альтрауме по престижности недалеко ушел от навыка мусорщика, если таковой имеется.

— Я сам стоял у плиты до последнего, уже обладая основой своего нынешнего капитала! Даже и сейчас для особенно почетных гостей я не погнушаюсь спуститься на кухню и лично проследить за выполнением заказа!

Я, как мог, выразил почтительное восхищение.

— Зайди в «Морские чудища», попроси повара Зилку, скажи, что тебя послал я, пусть он тебе даст список морских жителей, которых всегда купят на нашей кухне. Цен лучше моих на рынке — нет, я всегда говорил, что лишь плохой повар будет экономить на продуктах.

Я искренне поблагодарил ресторатора, после чего был утащен за рукав именинницей, круглая счастливая мордашка которой сияла восторгом и сливочным кремом. Под одобрительными, но цепкими взглядами тетушек и мамаш проклятый ручеек опять зажурчал.

Ресторан «Морские чудища» стоял на границе Золотого и Канцелярского кварталов — это было помпезнейшее трехэтажное сооружение из мрамора, меди и панелей в синюю и белую полоску, с бронзовыми огромными статуями у входа — кракен и кто-то со множеством глаз красиво душили друг друга щупальцами, образующими пышную арку над входом.

— Куда прешь? — ухватил меня за шиворот швейцар в полосатой ливрее.

— Господин Катракос меня послал — поговорить с поваром Зилкой.

— Ну так что через парадный вход-то прешься? С черного иди!