Елена Соловьева - Точка искажения

Елена Лир, Елена Соловьева

Точка искажения

Роман

© Е. Лир, 2017

© Е. Соловьева, 2017

© ООО «Издательство АСТ», 2017

Часть первая

Глава 1

Песок в часах по-змеиному шипел, подгоняя и мешая сосредоточиться. Эйлин вздохнула и сильно надавила пальцами на потяжелевшие веки.

– Госпожа Лавкрофт, если не готовы к зачету, так и скажите. Не задерживайте остальных.

– Нет-нет, все под контролем.

Эйлин не считала себя выдающейся иллюзионисткой, по крайней мере пока, но миражи из солнечного света обычно получались у нее с первой попытки. Почему сегодня не удается, непонятно. Может, переволновалась? Неуверенность царапнула изнутри. Студенты за спиной зашептались, и Эйлин разозлилась: мало что поддержки от них не дождешься, так еще и мешают.

Она зачерпнула в пригоршню пыльных солнечных лучей, падавших цветным узором из витражного окна, вытянула руку перед собой и плавно растянула свет в полосу.

Раз. Два. Три.

В воздухе замаячил размытый золотистый силуэт. Он быстро рос, превращаясь в удивительно красивого ребенка, похожего на ангелочка.

Лица экзаменаторов смягчились. Менталисты – что с них взять. Эйлин облизала пересохшие губы и занялась деталями. Идею по очарованию комиссии подкинул, кстати, куратор.

Дело шло хуже, чем на тренировках: иллюзия не подчинялась, норовив рассеяться. Может, потому что Эйлин сомневалась в существовании ангелов?

Наконец ей удалось вернуть контроль. Образ «оживал». На лице малыша заиграла улыбка, добрая, с хитрецой. Иллюзия пахла медом. Странно. Наверное, за Пиковым поясом, окружившим академию по периметру, все еще цвел вереск…

– Сконцентрируйся!

Голос преподавателя по общей иллюзии, господина Зоркина, отвлек от мыслей о бесконечных полях, щемящая тоска, на которой сконцентрировалась Эйлин, уступила место раздражению. Она перевела взгляд на куратора, и тот вскочил, прикрыв рот ладонью.

Лучшие иллюзии создавались из энергии. Новичкам в качестве дополнительных ресурсов предлагалось использовать собственные наиболее сильные чувства. И в этом Эйлин дала бы сто очков вперед любому: ее болезненной неудовлетворенности реальностью хватит на миражи всех студентов факультета вместе взятых. Но не сегодня. Не сейчас.

Ангел вздрогнул, потеряв контакт с хозяйкой. Милая мордашка обезобразилась, из пухлого ротика вывалился толстый раздвоенный язык, землисто-серый, похожий на мертвую змею. В огромном зале раздался хлопок, созвучный со взрывом неправильно установленного фейерверка: иллюзия разлетелась на мириады крупиц света, заполнив сиянием все вокруг. Глава комиссии, господин Жильбер, истинный спартанец в выказывании хоть малейшего одобрения, постучал ручкой по графе с именем Эйлин.

– Да-а, – протянул он, – не знаю… Будем считать – зачтено. Но если бы ставил оценку, не уверен, что вы дотянули бы до удовлетворительно. Мало, мало работаете, госпожа Лавкрофт…

Эйлин открыла рот, чтобы возразить, но господин Зоркин опередил ее. Виновато улыбнувшись, он тронул профессора Жильбера за рукав:

– Она у меня лучшая.

– Хм. Кто же тогда худший? Здесь, позвольте напомнить, Академия магии Аттикара, а не приют для обездоленных.

На этом мучения закончились. Эйлин схватила сумку, кисло улыбнулась растерянному наставнику и, высоко подняв голову, вышла в коридор.

Руки дрожали. Ну, зачем? Зачем она согласилась на чертова ангела? Придумала бы что-нибудь попроще… А все этот Зоркин с его похвалами.

– Обломалась наконец?

Вопрос прозвучал ехидно, с надменностью, присущей лишь истинным магам голубых кровей. Рихард Гесс, который сдал зачет первым и остался понаблюдать за мучениями одногруппников, видимо, не удержался и вышел следом. Неудивительно: врагами они стали чуть ли не с первых дней. Началось с того, что Эйлин проголосовала против его кандидатуры на пост старосты курса: не вызвал у нее симпатии напыщенный коротышка, похотливо пялящийся на зад каждой девчонки в зоне видимости. Позже Гесс испортил ей эксперимент в лаборатории, но Эйлин на него не пожаловалась – надеялась таким образом помириться. Зря. Рихард начал постоянно придираться, по поводу и без, – наверное, истолковал ее молчание как проявление слабости.

Последней каплей стал тот случай, когда к Эйлин подошла Лири Вертиго, тогда еще малознакомая студентка, из зельеваров, и попросила передать парням-менталистам записки. Откуда же Эйлин могла знать, что согласилась распространить «липовые» приглашения от Рихарда Гесса на оргию – только для мальчиков и игнарусов…

Вряд ли он теперь отвяжется.

– Отвали! Прокатило твое авто, вот и радуйся, – сказала она.

Благородный титул не помешал Гессу купить у старшекурсника автоматическую иллюзию античной скульптуры для зачета, а уж человека такие «умники», как Рихард, могут создать только в мечтах. Ясное дело, он бесился.

Эйлин не любила тратить драгоценное время на пустые разговоры с теми, кто знает меньше, и в другой день, пожалуй, вернулась бы в аудиторию, подальше от беды. В школе она умела постоять за себя только постфактум, сотни раз представляя досадную ситуацию и переигрывая роли; Эйлин часто проглатывала обиды, хотя в мыслях давала отпор, остроумно унижая противника. Но школьные годы позади, прошлое осталось в другой жизни, и здесь, в сыром коридоре, после провала на последнем в списке осеннем зачете…

– Кого хотела ребенком разжалобить? – продолжил язвить Гесс. – Или о своем мечтаешь? Могу помочь.

– Ты ведь у нас по части мальчиков, – ляпнула Эйлин первое, что пришло на ум, и тут же пожалела.

Рихард оглянулся и, убедившись, что рядом никого нет, толкнул ее к стене. От неожиданности она даже сумку уронила.

– Уверена? – Одной рукой Гесс удерживал ее за плечо. – А может, мне пустить слух про бедняжку Лавкрофт, которая вечно на мели и готова на все ради новых шмоток? – самодовольно протянул он, и вторая рука опустилась на бедро Эйлин.

Она ахнула, пораженная такой наглостью, и залепила ему пощечину, эхо которой гулко раскатилось по коридору.

– Кто тебе теперь поверит? – процедила она сквозь зубы.

Рихард тронул покрасневшую щеку тыльной стороной ладони и тихо сказал:

– Я тебя выживу отсюда, поняла? – а потом резко пригвоздил запястья Эйлин к холодной каменной стене, чтобы не вырвалась, и плюнул в лицо.

Попытка оттолкнуть Гесса не удалась. Откуда только сила взялась у этого недомерка? Рихард буравил ее глазами, будто пытался влезть в голову и убедиться, что до нее точно дошло.

От напряжения, несправедливости, злости на Гесса и пустой коридор она прислонилась затылком к камню, посмотрела вверх, на облако, край которого был виден сквозь стеклянную крышу – и врезала обидчику головой в нос. Неприятный хруст прозвучал музыкой, и Эйлин завершила короткую симфонию ударом – прямо коленом в пах.

Студентам применять магию вне занятий и тренировок запрещено, равно как и рукоприкладствовать, но самозащита – другое дело, так что ее оправдают. Эйлин толкнула согнувшегося пополам Рихарда, и он рухнул на пол.

– Выживи сначала, – ответила она, вытирая рукавом лицо. Вот кто еще мог попасть в такую идиотскую ситуацию? Хотя Рихард вряд ли станет жаловаться: за домогательства его не похвалят. Так что все можно забыть как дурной сон.

Внезапно двери аудитории распахнулись: еще один одногруппник сдал зачет – и Гесс, метнув в Эйлин победный взгляд, громко заскулил, как побитая дворняга. Из расквашенного носа капала кровь, и Рихард вытирал ее локтем, насколько позволяла позиция зародыша.

– За что? – кричал он, тыча в Эйлин скрюченным от боли пальцем. – Сумасшедшая!

Эйлин растерялась от абсурдности разворачивавшейся драмы, и боевой настрой сразу улетучился. Прежняя неуверенность вернулась, в горле пересохло. За нападение на сынка мецената по голове не погладят. И бежать уже поздно: только подтвердит свою вину.

На крики Гесса высыпали студенты – скорее из любопытства, нежели желания помочь. Вперед протиснулся господин Жильбер, вернее, его живот.

– Что происходит?

– Она бросила в меня заклинанием, – стонал Рихард.

– Он врет, – попыталась оправдаться Эйлин.

Господин Зоркин пробрался через толпу и вопросительно глянул на Эйлин. Она развела руками, мол, произошло недоразумение. Но Рихард так стонал, простирая окровавленные пальцы к людям, что ее лепет остался без внимания. Вот вляпалась!

Господин Жильбер распорядился позвать лекаря. Подбородок профессора дрожал от гнева; француз прожигал Эйлин глазами – ждал, видимо, что нарушительница спокойствия зарыдает и бросится вымаливать прощение. Но она лишь пожала в оправдание плечами и промямлила, оробев от плохого предчувствия:

– Я не виновата, Гесс первый начал…

Господин Жильбер поморщился, делая рукой знак замолчать, как будто уже вынес приговор.