Дана Арнаутова - Страж морского принца Страница 16

Санлия молча взяла со столика расческу, потянулась к волосам Алестара. Позволяя расчесывать и перебирать длинные пряди, Алестар наконец-то расслабился. Качались вокруг плотные теплые волны сна, рядом была славная верная Сан, и боль из режущей стала глухой и тупой, только плакать хотелось по-прежнему, но, кажется, Алестар забыл, как это делается…

Когда за принцем иреназе закрылась дверь, Джиад еще долго лежала лицом в покрывало, стискивая его зубами и мелко, противно дрожа всем телом. Потом перевернулась, уставилась невидящим взглядом в потолок. Внизу, между ног, пекло, как от огня, но даже эта боль не позволяла отвлечься. Было тошно. Так тошно и мерзко, словно она не просто извалялась в грязи, а нахлебалась ею, и скользкая холодная мерзость пропитала все ее существо. Если бы сейчас ей предложили выбирать: остаться здесь, спасая Аусдранг, или вернуться домой и никогда в жизни больше ничего не слышать о проклятых морских тварях, она, пожалуй, не нашла бы в себе силы отказаться. Да гори оно все огнем, почему Джиад должна платить за чужие забавы?

Едва сдержав стон, она приподнялась на локте. Смертельно хотелось пить, а еще вымыться. Вот странно: вода везде, но какая же она грязная! Стон превратился во всхлип. Неуклюже повернувшись, Джиад опять уткнулась лицом в покрывало, мечтая оказаться в Арубе. Она просто делала свою работу! Боги, за что ей это?

Стиснув мягкое, мокрое, как и все здесь, покрывало пальцами, она прижалась к ложу, не в силах даже одеться. Сейчас бы свернуться клубком, как в детстве, и поскулить тихонько, чтоб никто из воспитателей не услышал. Только тогда она плакала о доме и семье, которых никогда не знала, а сейчас…

Но все это пустое. Не тосковать и не стыдиться надо, а думать, как выбраться, иначе она просто сойдет с ума и убьет рыжую гадину. Лекарство для больного? Да он издевался над Джиад, наслаждаясь этим, искал, как ударить побольнее, а потом просто изнасиловал. Неважно, что все было якобы по согласию: когда нет выбора – это насилие. И дальше будет только хуже. Принцу нравится ломать чужую волю даже больше, чем измываться над телом. Джиад чувствовала это всем существом, выученным улавливать настроение и характер других людей. Неважно, что у Алестара вместо ног – хвост. Он злой мальчишка, вроде тех, что там, наверху, обрывают крылья мухам или вешают котов. Только этому дали игрушку поинтереснее…

Может, пожаловаться королю? Он, кажется, справедлив… Но тут же вспомнилось, как повелитель иреназе говорил о сыне. Что он, разрешит Джиад уйти? Пожалеет за пару синяков – пальчики у принца оказались те еще… Велит ему быть с пленницей нежнее? Нет, это даже хуже и унизительнее. Надо терпеть, пока можно. И сбежать, как только получится. А для этого надо сейчас встать и отправляться на поиски здешних слуг: пусть покажут, где тут можно вымыться, как ни бредово это звучит. Да и все остальное вроде уборной… Не делать же это прямо в комнате? И еда… вода…

Джиад сама понимала, что пытается отвлечься, заглушить рвущую изнутри боль стыда. Что ж, в храме их учили многому, говорили и о таком, когда женщину унижают самым стыдным и мерзким способом. Нет потери чести в том, чтоб подчиниться насилию и вытерпеть боль. Потерять честь – это сдаться, не отомстить, не выполнить приказ. Потерять честь – это умереть, упиваясь собственной слабостью. А умирать должны враги. Тело воина – ножны для клинка души. Ножны для того и предназначены, чтоб пачкаться и рваться, сберегая клинок для боя. Пока клинок цел – ножны можно отмыть и залатать…

Знакомые сутры привычно и ясно звучали в ушах, будто Джиад сидела на горячей каменной террасе храма, скрестив ноги, сложив в молитвенном жесте руки и почтительно внимая наставнику. «Все преходяще, лишь честь вечна. И если тебя оболгали, утешайся тем, что боги видят правду. Уныние – ржа для клинка твоей души, стыд – точильный камень. Используй его в меру, – звучали сухие ровные слова наставника. – Он может заострить клинок или привести его в негодность. Пока ты не сдалась, ты воин. В рабских цепях или на плахе – ты воин…»

Открыв глаза, Джиад длинно выдохнула, изгоняя напряжение из тела. Подумала, что грубость принца – это даже хорошо. Больного юношу, одержимого непонятным запечатлением, стоило скорее пожалеть, зато наглую рыжую мерзость можно с чистой совестью ненавидеть. Чтоб он отравился телом Джиад, не дожив до своей свадьбы…

Глава 7

Старшая наложница его высочества

Джиад рывком села на кровати. Оглядела комнату, в которой, похоже, придется провести немало времени. Да, куда красивее любой виденной ею тюрьмы. Обстановки вот только маловато. Одна кровать, ни сундука, ни столика… Джиад внимательно присмотрелась к стенам. На них виднелись следы, словно от вбитых крюков или гвоздей. В углу – пятно. Наверху, на суше, это выглядело бы так, будто стена вокруг чего-то выцвела от солнца, но здесь солнца нет, а пятно, наоборот, светлое. И все равно, похоже, будто что-то, стоявшее у стены, вынесли. Значит, комната была жилой. На стенах роскошная мозаика, полы покрыты гладко отшлифованными мраморными плитками. Зачем такое удобство там, где все равно не ходят, а только плавают? Разве что для красоты.

Джиад пощупала бортик кровати. Точно, глаза ее не обманули: дерево тамис, что не гниет в воде и становится со временем только крепче. Очень дорогое дерево! Да, это точно не каморка для слуг или рабов. Кто же здесь жил до нее?

Изнутри вдруг поднялась волна тошноты. Вот проклятье! И уборной нет. А может…

Подобрав тунику, она прополоскала ее в воде и натянула, брезгливо передернувшись. Потом, оттолкнувшись от ложа, неуклюже подплыла к двери. Тело каждой мышцей вспоминало «нежности» принца Алестара, чтоб его демоны живьем побрали… С усилием толкнула тяжелую дверь, и – чудо! – та оказалась не заперта. За дверью еще один выход – уже запертый – и небольшая дверца влево. Джиад толкнула и ее, вплыла в открывшийся проем.

За дверью была маленькая комнатка, в полу уже знакомое углубление длиной в человеческий рост с парой отверстий в противоположных сторонах. На дне – Джиад попробовала ногой – горячая вода. Что-то вроде ванны, значит… Ванна в воде? Впрочем, им тут виднее. Может, любят понежиться в тепле. В самом дальнем от ванны углу какой-то странный куст топорщился кучей пушистых коричневых веточек на коротеньком стволе. Джиад подплыла ближе, потрогала мягкую ветку-кисточку и отдернула руку – ветка потянулась к ее ладони, как живая. Следом за ней двинулись еще несколько, и Джиад поспешно отплыла подальше, оглядываясь вокруг.

Увы, ничего, похожего на уборную, не обнаружилось. Неужели они это делают прямо в ванну? Вода, конечно, проточная, но все равно… И спросить не у кого. Где обещанные слуги? Не хотят ее тревожить? Джиад снова затошнило, голова закружилась. Похоже, от обычного голода… Последний раз она ела еще наверху, да и то в харчевню пришла уже голодной.

Она вышла-выплыла из комнатушки, толкнула дверь назад. Та подалась неожиданно легко, а ведь была плотно закрыта, когда она выходила. Неужели вернулся рыжий?

Нет, у примостившегося на постели незнакомого иреназе по плечам струились длинные черные волосы, а под светлой тонкой тканью туники круглилась высокая грудь. Женщина? И служанкой, ожидающей возвращения Джиад, она никак не выглядела. Джиад подплыла ближе, чувствуя себя отвратительно слабой и неуклюжей, зло подумала, что ей, вообще-то, не до гостей.

Темноволосая иреназе подняла на нее глаза, приложила к груди ладонь, колыхая рукавом. Вблизи было хорошо заметно, что кожа у нее не такая мраморно-белая, как у Алестара и других виденных Джиад морских жителей, а гораздо темнее, цвета топленых сливок. Да и хвост, свесившийся с низкого ложа, отливал не бледным золотом, а густой синевой. Складки богато вышитой жемчугом туники, перехваченной тонким золотым пояском, спускались с плеч иреназе и кутали ее почти до середины хвоста, прикрывая бедра.

– Прошу прощения у благородной госпожи, – проговорила гостья, склонив голову чуть набок и лениво накручивая на палец тонкую, заплетенную от виска косичку, усеянную крупными янтарными бусинами. – Надеюсь, мое желание познакомиться с почтенной Джиад не нарушает земных обычаев настолько, чтобы оскорбить ее?

– Не нарушает, – ровно подтвердила Джиад. – Простите, не имею чести знать…

– Да, конечно… С вашего позволения, мое имя Санлия ири-на-Суалана. Я старшая наложница его высочества Алестара, хранительница дворцовых жемчужин удовольствия.

Она явно не смущалась столь сомнительного титула, назвав его спокойно и даже с гордостью. «Это не Аусдранг, – напомнила себе Джиад. – Здесь, похоже, наложницы – дело такое же обычное, как в султанате, и, значит, гостья – и впрямь особа важная».