Катерина Снежинская - Тролли тоже плачут Страница 18

— Буду я помнить, кто из какого стакана пил! — возмутилась дварфийка, пропустив слово «мыл» мимо ушей. — Хотя… кровь подойдёт? Только засохшая уже, наверное. Вон, на тряпке, которой пол подтирали. Слыхала я, что магики по крови кого хошь найдут. Но там и того оборотня, с которым он сцепился, кровища найдётся. Морды-то они друг другу поправили знатно.

— Так-то магики… — расстроилась теург.

— Подожди нос вешать, — подбодрил девушку Рон. — Ты его кровь узнать сможешь?

— Его или не его, а кровь дварфа смогу, конечно. Только что это даст? Мне её связать-то не с чем.

Блондин ухмыльнулся, продемонстрировав весь свой частокол.

— Это даст запах, детка. А уж по запаху я его найду, можешь не сомневаться!

Курой, несмотря на его призывы, всё-таки скептически хмыкнула. Про обоняние оборотней, конечно, легенды складывали. Да и не столько они действительно запах чуяли, сколько потоки чувствовали, просто ассоциировали их с запахами. Но по засохшей крови? Да ещё и под дождём? Это уже действительно больше на балаганные фокусы, чем на серьёзную магию, походило.

Глава шестая

Уже даже фасад здания Главного Управления Полиции Элизия намекал, что правоохранительная система города структура серьезная, шуток не любящая и не понимающая. И сурово стоящая на страже суровых законов сурового правосудия. В общем, постройка представляла собой коробку, сложенную из тусклых серых блоков, словно из кубиков. Общую монолитность — но не монохромность — нарушали только щели окон. Такой себе бруствер на шесть этажей. И ни одного украшения, ни завиточка, ни выступа. Если, конечно, не считать за выступы жестяные водосточные трубы.

Только перед входом извивалось в предсмертной агонии два переплетенных нечто из белого мрамора на каменном же пьедестале высотой в мужской рост. «Нечто» призвано было олицетворять собой огонь, горящий в сердцах борцов с преступностью. Но Курою памятник напоминал откормленных, но слишком коротких аскарид, слившихся в брачном танце. Даром что у глист ни танцев, ни браков с начала мира не наблюдалось.

Тег постоял, сунув один кулак в карман брюк, а второй рукой крепко сжимая саквояж вроде тех, с которыми семейные доктора ходят. Яте усиленно делал вид, что рассматривает шедевр современного скульптурного творчества. Даже едва заметно усмехнулся — презрительно, естественно. На самом же деле он с духом собирался, чтобы внутрь зайти.

В полиции эксперта не любили. Впрочем, он отвечал этому органу власти полной взаимностью. Редкое единодушие чувств.

— Зачем тебе туда идти? — обречённо, с самого начала понимая, что спор проигран, спросил Алекс, когда Яте ему сообщил о своих планах. — Не понимаю я тебя порой. Это же чистой воды мазохизм. Единственное, чего добьёшься — тебя опять поднимут на смех. И на свет появится парочка новых анекдотов про безумного гения и умного полицейского.

— То есть, ты считаешь, что убийство троллей — это не повод беспокоить полицию? — хмуро поинтересовался эксперт.

— Не цепляйся к частностям! — поморщился альв, катая межу ладонями оголовье своей трости. — И не пытайся из меня слепить бездушного монстра. По-моему, у тебя и без этого достаточно поводов мир ненавидеть. Просто подожди, пока мы соберём доказательства по делу и раскрутим его до конца. Ты же понимаешь: лоскуты кожи никого и ни в чём не убедят.

— Пока мы дело раскручиваем и собираем «убедительные» доказательства, — Яте умудрился тоном выразить всю глубину своего призрения к такой убедительности, — где-то будут свежевать новую тушу. А если ты докопаешься, что троллья кожа никакого отношения к проклятью не имеет, то и вовсе можешь забросить эту линию.

— А следователи, конечно, немедленно побегут искать охотника?

— Просто законы придуманы для того, чтобы их соблюдали, — упёрто буркнул эксперт.

— Сам же себе сейчас противоречишь, — заметил Росс. — Не ты ли постоянно критикуешь действующие законы?

— Неверные правила можно изменить, — Курой набычился, глядя куда-то в угол. — Но те, что действуют сейчас, необходимо соблюдать.

Альв на это только рукой махнул, мол: поступай, как знаешь!

Ну, Курой и поступил так, как считал нужным. Прекрасно осознавая, что сейчас произойдёт, притопал-таки в управление. А теперь стоял, разглядывая двух страстных аскарид.

— Ба! Кого я вижу! Не сам ли господин Великий Учёный осчастливил нас визитом? — радостно заорали с крыльца.

Идиотский вопль тут же был поддержан дебильным хохотом. Вообще, по глубокому убеждению Яте, главным критерием при отборе на должность следователя полиции служило умственное состояние претендента. Если у существа не находили хотя бы легкой олигофрении, то на карьеру рассчитывать не приходилось.

Инспектор Гикорри представлял собой идеал ищейки — хоть дубликаты отливай. Он был предан своему делу, обладал хваткой бульдога, несмотря на то, что перекидывался в хорька, залит служебным рвением до кустистых бровей. И, опровергая все законы медицины, умудрялся неплохо жить вовсе без мозга. Кстати, для характеристики его карьеры эпитет «стремительная» подходил больше всего. Что делало теорию медика ещё более убедительной.

— Я думаю, господин Курой открыл новый способ сличения отпечатков, — глубокомысленно предположил один из младших инспекторов, как шакалы тигра, окружившие Гиккори. Этот отличался от остальных только мерзкими усиками-перышками и упорно незапоминающейся фамилией. — Возможно, теперь преступников следует искать по оттиску пятки, раз уж пальцы никакого результата не дали?

Намёк на то, что прокурор назвал предложение принять в качестве доказательства отпечатки пальцев убийцы «вздором», Яте проигнорировал, созерцая статую.

— Мне думается, что вы не правы, уважаемый коллега, — как в утренней петушиной перекличке тут же отозвался другой. — Скорее всего, он теперь по количеству слюны определяет, хорошо ли отужинала жертва, а по цвету называет блюда.

Тег оставался спокойным, как оловянный солдатик. Только желваки на скуластом лице поигрывали. Действительно, глупость какая! Ну, маловато на рубашке крови оказалось, да и не того она цвета! Разве это доказательство, что жертву убили в другом месте и другим способом? Мало ли что там подозреваемый лепечет, будто он соседу только нос расквасил, и тот своими ногами ушел! Кровь-то есть. Значит, и прирезал он.

— Вы оба ошибаетесь, господа! — убедительно возразил третий. — Я слышал, что нынче господин Курой гадает по глазам трупа и видит в них истинные причины убийства.

А вот это уже был удар ниже пояса. Во-первых, теорию, будто следы действия ядов можно найти не только в желудке или на сердце, но и в кишечнике или глазном дне, тег доказывал с особым рвением. Так как в своё время он хотел именно этому вопросу посвятить дипломную работу. За что и получил особо чувствительно. А, во-вторых, байка, будто изображение убийцы некоторое время сохраняется на глазной роговице жертвы до сих пор ходила среди полицейских. И это они, а не Яте, старательно заглядывали под веки убитых, надеясь обнаружить портрет преступника.

Мысленно перечислив про себя все направления, куда полицейским следовало немедленно направиться, Курой поднялся по лестнице. Очень стараясь смотреть только на захватанную и оттого тусклую латунную ручку. Но закон стаи уже проснулся, заработал и останавливаться не желал.

— Куда это вы собрались, уважаемый? — пихнул эксперта плечом самый здоровый из полицейских.

Для придумывания шуток и язвительных замечаний мозгов у него не хватало. Зато мышц имелся избыток. И он, как особь предприимчивая, охотно заменял одно другим.

— Спусти-ка ты его с лестницы, Тук, — лениво посоветовал Гикорри, приглаживая узкой ладошкой набриолиненые волосы. — Нечего всяким недоучкам по управлению шастать.

— Охотно, — отозвался громила, которому собственная фамилия подходила как нельзя лучше. Впрочем, Бац или Бум тоже бы оказались к месту.

Гориллоподобный инспектор сграбастал Яте за лацканы сюртука, заставив тега приподняться на цыпочки. И щелчком сшиб с его головы котелок.

— Ну, ты понял, да? — глубокомысленно поинтересовался Тук.

Курой ему ничего не ответил. Впрочем, от него этого никто и не ждал. Инспектор просто развернул даже не пытающегося сопротивляться тега к себе спиной и, под дружный гогот прихвостней, отправил тега пересчитывать ступеньки.

Банки с образцами в саквояже, прощально и грустно звякнув, встречи с реалиями не пережили.

Алекс никогда не относил себя к ценителям красот природы. Всё-таки, как и всех, умудрившихся родиться в Элизии, за пределами каменного лабиринта улиц у него стремительно развивалась агорафобия[8] и кислородное опьянение. Аромат сосен вползал в ноздри вместе с холодным, словно вода из ручья, воздухом, туманя мозги не хуже выдержанного коньяка. И от этого само собой просыпалось желание приникнуть к выхлопной трубе, чтобы повысить в лёгких уровень газолинового смога.