Алина Лис - Школа гейш Страница 3

– Ох…

Сердце сжалось в груди. Мия с восьми лет не знала иной семьи, кроме школы, но она помнила свою мать – немолодую полную женщину с теплыми руками и лукавыми морщинками вокруг глаз. Мия бы все на свете отдала, чтобы вернуть ее. Обнять, уткнувшись в застиранное кимоно, положить голову ей на колени, испрашивая благословения.

– Есть ли способ тебя освободить?

«Это может сделать только маг, маленькая майко. Черная сеть всегда со мной, оплетает мои крылья. Но я благодарен тебе за сострадание».

В воздухе разнесся удар гонга, призывая учениц на первый урок.

«Иди, маленькая майко, – устало сказал фэнхун, – или опоздаешь. Если судьба однажды занесет тебя к подножию священной горы Адзаси, найди моих сородичей и расскажи им, что Хоно Рыжее Перо не погиб, но томится в неволе».

– Хоно Рыжее Перо, – тихо повторила она и поклонилась фэнхуну, как младший кланяется старшему. – Мое имя Мия, и если в моих силах помочь тебе, я помогу.

Глава 2

Танец сиреневого журавля

Из-за назначенного на вечер состязания отменили половину уроков, и уже к обеду выпускницы освободились. Младшие девочки должны были подойти позже, чтобы присутствовать на ежегодном сражении за звание Ивовой ветви в качестве зрительниц.

Звание было почетным. Гибкая ива – воплощение женственности, сути гейши. Податливая, но стойкая, она гнется, но не ломается и может больно хлестнуть в ответ.

Победительница получала подарок – серебряные шпильки-кандзаси с символом «Медового лотоса» и иероглифом собственного имени.

Кумико подошла, когда Мия уже завязывала пояс-оби на особом кимоно для танцев. Рукава-крылья расшиты изображением летящей сакуры, ткань обрисовывает тело мягкими складками, подол тянется по полу, стекает у ног лужицей сиреневого шелка.

Обернувшись, Мия поймала полный ревнивой обиды взгляд майко. Ичиго и Оки за ее спиной тоже смотрели недобро.

– Почему ты? – Голос Кумико дрожал от гнева. – Почему всегда ты, возомнившая о себе худородная девка?!

Отцом Кумико был самурай. Нищий и вконец спившийся, он продал дочь в школу, чтобы ему не пришлось кормить ее самому, но Кумико не уставала напоминать всем о своем благородном происхождении.

– Ты чем-то недовольна, Кумико-сан? – вежливо спросила Мия.

Их продали в школу в один день. Неприязнь между ней и Кумико зародилась с первого взгляда и дальше лишь крепла.

Мия, недавно пережившая смерть матери, замкнулась, не желая пускать хоть кого-то в свой наполненный тоской мирок, а Кумико была активна, весела и сразу стала лидером среди будущих гейш. Мия же оказалась в положении изгоя.

Она год провела изгоем. Одиночкой, лишенной тепла. Еда не имела вкуса, а мир – красок. И учеба казалась утомительной обязанностью. Тогда Мия была последней среди учениц, и гейши-наставницы даже спорили, стоит ли тратить на нее время и силы – ясно же, что в девочке нет задора и жизни. А коли так, ей никогда не стать хорошей гейшей.

А потом встреча с крохотным тогда еще Дайхиро заставила ее поверить, что в мире осталась радость. И Мия захотела жить. Захотела стать лучшей среди равных.

Она стала лучшей, но так и не стала своей.

Кумико не сразу почувствовала опасность от презираемой всеми серой мышки. Первый тревожный звоночек для дочери самурая прозвучал, когда Мия обогнала ее на состязании по каллиграфии.

Дальше – больше. Как ни старалась Кумико, Мия – замкнутая, задумчивая, отверженная сверстницами, упорно обходила ее во всем. Наставницы начали хвалить Мию и даже ставить в пример.

В довершение всего она вдруг расцвела, как распускается бутон цветка, превратившись в считаные месяцы из угловатой неуклюжей девчонки в изящную молодую девушку.

Этого самолюбивая дочь самурая уже не выдержала. Насмешки, тычки, подколки и мелкие пакости от нее и ее свиты стали постоянными спутниками жизни Мии, пока госпожа Итико не прекратила это, пригрозив, что отчислит Кумико.

Лишенная возможности делать гадости, Кумико не уставала их повторять. В лицо и за спиной.

– Знаю, это все из-за твоих волос, ведьма, – продолжала дочь самурая, словно не расслышав тонкой издевки, скрывавшейся в словах Мии. – Ты раскинула их так, что заслонила всех остальных.

– О чем ты?

Ученица зло сощурила глаза:

– Не делай вид, что не понимаешь. Почему господин Такухати вызвал тебя? Тебя, одну из всех нас!

Ичиго и Оки за ее спиной что-то добавили презрительное и ворчливое.

– Ты… ревнуешь? – изумилась Мия. И, увидев, как вспыхнула дочь самурая, поняла, что попала в цель.

Как можно ревновать того, кого видела лишь однажды в жизни несколько минут?

– Мы видим тебя насквозь, маленькая дрянь. Ты хочешь окрутить господина Такухати, соблазнить его, чтобы стать его супругой, – выпалила Ичиго. Обычно смешливая и беспечная, она смотрела на Мию с настоящей ненавистью.

– Я клянусь памятью матери, – Мия приложила руку к сердцу, – что это последнее, чего я хочу. Акио Такухати не привлекает меня как мужчина, и если бы он и пожелал жениться на мне, я бы сделала все, чтобы избежать этого брака.

– Врешь! – фыркнула Оки.

По лицам девочек было видно, что они не верят ни единому слову Мии.

Да, наверное, трудно поверить в эти слова, если видела директора только несколько минут. Ведь он красив, из знатного рода и влиятелен. Не каждому выпадет несчастье узнать его жестокость.

– Грязная лживая дрянь, – громко произнесла Кумико. – Неужели ты думаешь, что мы такие дуры?

Спорить было глупо, но промолчать означало согласиться с обвинением.

– Я не лгу.

Дочь самурая коварно улыбнулась:

– Тогда докажи это.

– Как?

– Победительница получит награду из рук господина Такухати. Проиграй состязание. Дай шанс ему заметить другую майко.

Кумико говорила о себе. Она прекрасно танцевала и была главной соперницей Мии уже много лет.

Как объяснить им? Как рассказать об унизительных домогательствах в кабинете директора, не получив клейма лгуньи? А если Акио Такухати узнает, что она болтала об этом разговоре, он найдет способ превратить жизнь Мии в ад.

Но и согласиться с предложением Кумико невозможно.

А между тем госпожа Итико больше не в школе. И некому будет призвать к порядку шутниц, которые вздумают привязать волосы Мии к ножке столика, пока она спит, или засунуть скорпиона в складки кимоно.

– Амэ-но удзумэ неугодна ложь, – сказала Мия. – Я буду честной в своем танце.

В зале не было мебели, лишь татами на полу. Угол занимали младшие девочки, невероятно гордые оказанным доверием. Рядом с ними лежали цитры, флейты и барабаны. В другом углу на пятках сидели наставницы и танцовщицы, которым сегодня предстояло продемонстрировать свое искусство.

Акио Такухати возвышался над ними, как сосна над кленовой рощей. Прочие майко, да и наставницы нет-нет да и бросали на него восхищенные взгляды. В черном кимоно, расшитом серебряной нитью, с распущенными по плечам волосами директор источал ауру опасной притягательной силы.

Он повернулся, заметил замершую в дверях Мию, и по чувственным губам скользнула насмешливая улыбка.

– Проходи, лучшая ученица. Проходи и садись. – Он указал на место рядом с собой.

Мия предпочла бы сесть рядом с другими ученицами, но ослушаться приглашения, высказанного на глазах у всей школы, было нельзя. Она прошла через зал под ненавидящими взглядами будущих гейш и опустилась на татами рядом с директором.

Зачем он это делает? Неужели не понимает, что, выделяя ее среди прочих учениц, сеет в них зерна ненависти?

Довольный взгляд Акио Такухати сказал без слов – понимает.

Заплакали флейты, зазвенели струны, застучали барабаны. Состязание началось.

Мия следила за танцем учениц с тяжелым сердцем и желала им оступиться, неудачно повернуться или выронить веер.

Это были незнакомые, гадкие мысли. Раньше они никогда не посещали ее во время состязаний. Да, она любила побеждать, но лишь потому, что любила становиться лучшей среди лучших. И никогда не желала другим неудачи.

Акио Такухати сидел рядом, по правую руку, и ей казалось, что она чувствует жар, исходящий от его мускулистого мощного тела. Его властность и сила, наглость, с которой он добивался желаемого, чем-то притягивали, затрагивали тайные струны души юной майко. И это заставляло ее сопротивляться еще сильнее.

Когда пришел ее черед танцевать, Мия грациозно поднялась с татами, подхватив два веера. Скользящей походкой вышла в центр зала и замерла, ожидая музыку.

Взгляд Акио Такухати, казалось, прожигал сквозь одежду, оставляя отметины на коже.

Высоко и нервно всплакнула цитра. Мия двинулась, распустила веера и повернулась. Взмахнула рукавами-крыльями…

Каждое движение исполнено изящества и соблазна. Веера порхают, как крылья бабочки, чуть касаются тела, шлейф кимоно тянется по татами переливчатой шелковой волной.

Мия забыла о своем пари. Забыла все беды и заботы этого дня, растворяясь в танце, и даже забыла о взгляде Акио Такухати, что все так же неотступно следовал за ней.