Елена Тебнёва - Тяжело в учении Страница 3

Не так уж давно мудрость представлялась мне вполне конкретным образом, а именно – согбенным, убеленным сединами старцем со всепонимающим добрым взглядом подслеповатых глаз. И сейчас пакостное воображение живо представило комнату, битком набитую старцами, красиво перевязанными ленточками и снабженными деревянными инвентарными номерками…

Ущипнув себя за руку, дабы отогнать навязчивое видение и заодно убедиться, что дверь и не думает никуда пропадать, я нерешительно постучалась. А что еще оставалось делать? Назад возвращаться не хотелось, вперед не пройти, а созерцать парящую в воздухе дверь и дальше было выше моих душевных сил, и без того подточенных насыщенным событиями днем.

Дверь приветственно скрипнула, отворяясь, и я, отчаянно зажмурившись, шагнула за порог…

– Да твоих же бесов да Тьмой поперек хребтов!..

– А нечего с закрытыми глазами шариться, все вам, забавникам пустоголовым, потеха!

Мой возмущенный вопль и недовольный скрипучий голосок слились в одно целое.

– Кто здесь?! – подозрительно осведомилась я, выбираясь из-под книжных завалов.

То-то дверь столь охотно открылась, и мне ли, счастливой обладательнице младших пакостников-братцев, не знать, чем подобное радушие обычно заканчивается?!

Впрочем, здешний обитатель имел на сей счет иное мнение.

– Призрак твоей совести, – огрызнулся тот же ворчливый голос. – Ты осторожнее, осторожнее! Свитки не помни, ох ты ж, принесло же на мою голову!..

А вот это уже знакомо! Недобро прищурившись, я быстренько выбралась из книжной куча-малы, намереваясь поговорить «за жизнь», да так и застыла с открытым ртом.

После полумрака коридора в Хранилище мудрости казалось необыкновенно светло. Никаких скрюченных жизненным опытом старцев здесь конечно же не было. Зато были бесчисленные полки, заставленные книгами – большими и маленькими, толстыми и тонкими, простыми бумажными и имевшими дорогой прочный переплет… Даже во дворцовой библиотеке, по праву считавшейся самой большой и богатой, я не видела столь безумного количества книг. У меня зарябило в глазах, а руки затряслись – от жадности, потому что я представила, сколько всего можно почерпнуть из этой невероятной сокровищницы знаний.

Но у всякой сокровищницы есть сторожевой дракон. Эта исключением не стала…

Он стоял на низеньком, украшенном резьбой столе, уперев руки в бока, и гневно сверкал огромными глазами. Крохотный, в ярко-синем забавном костюмчике, с буйной шевелюрой цвета сумасшедшего заката, он весьма походил на дракона – «ласковым» взглядом и разъяренным сопением, и даже отсутствие валящего из ноздрей дыма ничуть не портило впечатления.

– Ты кто?! – выдохнула я, удивленно взирая на существо. Даже про книги забыла, потому как раньше мне не доводилось видеть ничего подобного.

– Книжный я, – сварливо отозвалось оно, зыркая на меня из-под растрепанных волос, больше всего похожих на небрежно связанный сноп.

– Кто? – озадачилась я.

– Про домовых, неуч, слыхала? – недружелюбно вопросил книжный.

– Угу, – не очень уверенно кивнула я, решив не заострять внимания на «неуче».

– Отчего их так прозвали, знаешь?

– Ну… в доме они живут, – буркнула я.

– Ото ж! – высокомерно заявило существо. – А я средь книг обитаю… Оттого и книжным зовусь.

Я покивала. С умным видом, конечно. Который, впрочем, совершенно не впечатлил книжного. Он фыркнул и махнул крохотной, испачканной чернилами ручкой. Послышался залихватский свист; я, повинуясь выработанному за шестнадцать лет жизни чутью, резко пригнулась, и над моей макушкой пронесся огромный фолиант. Размахивая страницами на манер свихнувшейся ветряной мельницы, он подлетел к столу и чинно опустился к ногам книжного.

– Новенькая? – строго взглянул он на меня, вытаскивая прямо из воздуха остро очиненное перо длиною в собственный рост и окуная оное в появившуюся из ниоткуда чернильницу.

Я, не будучи уверена, что смогу вымолвить хотя бы словечко, лишь кивнула.

– Так и запишем, – степенно проговорил книжный, и под его суровым взором страницы летающей книги послушно зашелестели.

– Лови, – хмыкнул книжный, уставившись на меня. Я неосознанно протянула вперед руки – и ойкнула, едва не рухнув под тяжестью материализовавшихся книг.

– Это что? – пропыхтела я, стараясь удержать на весу шаткую конструкцию.

– Книги, – подозрительно ласковым голосом провещал книжный. – Или ты даже этого не знаешь?

Я решила промолчать. Как утверждал один из домашних учителей, обучавший близнецов, этот нехитрый прием помогает умнее выглядеть.

– Итак, – рыжий коротышка вновь устремил взор в книгу, – имя, фамилия, курс, специализация, поручитель!

– Виорика Ар’Лейт, первый курс, некромантия, – раздался над моим ухом звучный голос Остромысла. – Запиши под мою ответственность, Звиныч. А ты, дитя, ступай за мной, покажу, где ты будешь жить.

Директор легко перехватил у меня тяжкий груз знаний и шагнул к порогу, мгновенно растворившись в едва заметном сиянии. Я помедлила, оглянувшись на книжного Звиныча, что-то аккуратно выводящего в смирно лежащей перед ним книге.

– Пинок для ускорения нужен, студентка? – добродушно осведомился тот, не отрываясь от своего занятия.

– Благодарствую, обойдусь, – буркнула я, торопливо шагая вслед за Остромыслом.

Немного позже, пытаясь освоиться в Школе и постичь царящие здесь нравы и обычаи, я узнала, что таинственная Дверь является школьной легендой – и кошмаром отдельных личностей. От хранящей мудрость Двери еще никто не уходил: ни нуждающийся в новых знаниях, ни задолжавший книги, ни студент, ни преподаватель. Дверь, аки справедливое возмездие богов, настигала всех и каждого рано или поздно. Ее можно было повстречать на своем пути и утром, торопясь на завтрак, и ночью, едва шагнув за порог собственной (или чужой, не суть важно) комнаты. Но вовсе не чудесная Дверь страшила особо нерадивых студентов и, по слухам, некоторых мастеров, а то, что скрывалось за ней. Вернее, тот. Оно и понятно: строгий, нетерпимый к малейшим проявлениям студенческого разгильдяйства книжный вселял почти суеверный ужас в юные и не очень сердца, особенно в те, обладатели коих жаждали взять от лучших лет жизни все, исключая знания, и в те, в которых не водилось пиетета к книгам. Впрочем, последнее исправлялось быстро и надежно: всего одна встреча с Дверью и ее бессменным хранителем прививала достойное подражания уважение ко всему хотя бы отдаленно напоминающему книгу.

Мне невероятно повезло, что в тот памятный вечер по моей вине не пострадало ни одной книги, ибо иметь во врагах книжного, насколько я поняла из чужого печального опыта, то еще удовольствие.

Глава 4

Первые впечатления

Родственников, как и коллег, не выбирают.

За время, проведенное мною сначала в преподавательской, а затем в Хранилище, окончательно стемнело. На иссиня-черном небе медленно, словно нехотя, загорались крохотные звездочки, в траве пели сверчки, где-то вдалеке переругивались птицы. Пахло ночной фиалкой. Наверное, на территории Школы разбиты клумбы… Не знаю, не заметила, хотя для того, чтобы попасть в жилой корпус, пришлось идти через двор. Как пояснил Остромысл, переходы между жилым и учебным корпусами имелись, но сейчас там шел ремонт, и поэтому их – во избежание различных неприятных ситуаций, в которые весьма охотно попадали неугомонные студенты, – пришлось временно закрыть.

Директор проводил меня до холла жилого корпуса, где сдал с рук на руки вихрастому пареньку, а затем, пожелав доброй ночи, удалился. Пока белобрысый тощий мальчишка примерно моего возраста искал по пухлому, изрядно потрепанному журналу, куда меня можно поселить, я с любопытством оглядывалась.

Довольно-таки просторный холл тонул в полумраке, который не спешили рассеивать висящие под потолком слабенькие магосветильники. Напротив входа, шагах в двадцати от него, начиналась широкая лестница; слева от двери расположилась объемная кадка с весьма странным растением, чьи мясистые темно-зеленые листья казались подозрительно плотоядными, справа же стоял добротный стол с множеством ящичков и полочек. Мальчишка, сверяясь с записями в журнале, на диво быстро нашел свободную комнату и ключ от нее, легко подхватил оставленные директором книги и добродушно кивнул, приглашая следовать за ним.

Ступеньки были высокими, блестящими и скользкими, приходилось соблюдать осторожность и держаться за перила, чтобы не скатиться вниз. Но паренька это не смущало – он шагал легко, прижимая к груди книги, и еще умудрялся оглядываться, проверяя, иду ли я следом. Я шла, невесело размышляя о том, что подобное «развлечение» ждет меня каждый день… На втором этаже лестница раздваивалась. «Девочки – направо, мальчики – налево», – хохотнул провожатый, назвавшийся Алтэком, и мы пошли в женское крыло.