Наталья Колесова - Драконий жемчуг Страница 3

Но в плавании – то ли из-за созерцания безбрежной водной глади, сливающейся с небом, вечно движущихся волн, которых не беспокоят песчинки человеческих судеб; то ли потому, что в душе или в памяти ворочалось нечто столь же огромное, готовое вырваться наружу, – тоска отступила, и настроение стало неожиданно приподнятым. Словно морской ветер, ветер перемен обещал что-то грандиозное и захватывающее.

Вот тебе и грандиозное!

Чиновник Ли Мэн Сок, олицетворение здешней уездной власти, с лицом хитрым и продажным, не скрывающий злорадства по поводу судьбы рухнувшего с такой высоты министра Кима. И они с отцом теперь будут зависеть от его прихотей и милостей! Жилище дряхлое, убогое, стоящее на всех ветрах вдали от городка и даже от рыбацкой деревни. Им предстоит провести всю оставшуюся жизнь среди рыбаков, крестьян и ноби…

Девчонка с глазами любопытного зверька, дерзкая и верткая, внезапно вытряхнула Сон Ёна из серого тумана меланхолии, как из заточения в пыльном мешке. Целых полчаса он не думал о несправедливости бытия, о потерянной фамильной чести, о своей разрушенной жизни. Злился, ругался, даже немного дрался – и все это безотносительно собственной печальной судьбы.

Сынок чиновника Ли пришел поглазеть на него и мимоходом девчонку выручил.

Но как хэнё смотрела на этого самого Ли Сын Хи! Словно на божество какое. Видно, что влюблена в его смазливую физиономию, сладенькую улыбочку и слова. А раз уж тот за нее вступился, теперь и вовсе голову потеряет! Молоденькая дурочка. Не соображает, что ныряльщица сыну чиновника не ровня. Что ж ее бабка нашла время побеспокоиться о совершенно чужих людях, а о собственной внучке и сердце не болит?

На следующее утро Сон Ён впервые вышел за пределы своей добровольной домашней тюрьмы. В деревню решил не ходить: ни к чему устраивать из собственной персоны развлечение для простолюдинов. И так уже наглазелись в первый день, да еще и подсматривают то и дело за их обустройством на новом месте. Молодой человек спустился к морю, побрел вдоль кромки воды. Рыбачьих хижин и причалов здесь не наблюдалось, берег был безлюдным. Сон Ён ступал по черным камням на самой границе суши и моря, машинально стараясь не замочить ног. Давний запрет шаманки, приглашенной к часто и тяжело болевшему сыну семьи Ким (до двадцати пяти лет не окунаться в морскую воду и не носить ничего зеленого), все еще действовал, хотя уже давно ни он сам, ни родные не вспоминали, ради чего те правила соблюдаются.

Поодаль от берега покачивалась лодка с одиноким неподвижным рыбаком. Зато в воде рядом кто-то плескался. Дельфин кормится? Он прищурился: не-ет, вынырнувшая из воды голова ни дельфину, ни тюленю не принадлежала. Ино[10] тоже вроде бы свои роскошные волосы в обычный узел на затылке не завязывают… Значит, хэнё. Когда женщина вновь ушла под воду, он машинально начал отсчет. Одна минута, другая… Сон Ён нагнулся вперед, вглядываясь в воду. Не пора ли уже задремавшему подручному самому нырять за ныряльщицей?

Выплыла! Он вздохнул с облегчением, только сейчас заметив, что и сам все это время сдерживал дыхание – до боли в груди и черных мошек в глазах. Кажется, хэнё решила, что на сегодня достаточно, забралась в лодку. Сонный рыбак встрепенулся и погреб к берегу. Встречаться с ними не хотелось, и молодой человек отправился дальше. За спиной проскрежетало о камни днище вытаскиваемого суденышка. Неразборчиво заговорили. Неразборчиво не только потому, что звуки относило ветром, но и из-за этого их варварского островного диалекта. Хорошо, если одно слово из трех понятно. Вот не думал, не гадал, что придется в собственной стране изучать родной язык, будто иноземный…

Сон Ён не то чтобы услышал шаги, скорее, почувствовал движение за спиной. Машинально обернулся и чуть не отпрянул – перед ним стоял низенький, ростом ему по пояс, старичок: ни дать ни взять здешний харубан[11]! Глядел с задиристым бесстрашием в блеклых глазах. Молодой человек не сразу понял обращенный к нему вопрос:

– Почто ходишь там, где хэнё работают, парень?

Можно было проигнорировать столь неуважительное обращение: обычно «подлый люд» в его присутствии кланяется, срывая шляпу, и не разгибается, пока янбан не пройдет. Но Сон Ён невольно заинтересовался:

– А почему нельзя?

Старик от возмущения подпрыгнул, попытавшись ткнуть сухоньким кулаком в грудь – Сон Ён машинально уклонился от удара.

– Он еще спрашивает! Спрашивает еще!

Молодой человек снова увернулся и, мельком глянув поверх головы старика, уронил челюсть. Теперь стало понятно – почему.

Стоявшая возле лодки хэнё надевала сокчхиму[12]. Сон Ён успел увидеть стекавшие вдоль тела распущенные влажные волосы, острые маленькие груди, изгиб бедер, тень внизу живота, прежде чем лицо его полыхнуло жаром. Спохватившись, он отвел глаза, сконфуженно повернулся и пошел по берегу прочь, следя, чтобы невольно не ускорить шаг под аккомпанемент летящих в спину неразборчивых, но явно ругательских слов старика.

…Конечно, хэнё плавают без одежды; на глубине что юбка, что штаны – тяжкий якорь, тянущий ко дну. Видно, в деревне заведено не выходить на берег, пока неподалеку работают ныряльщицы. Однако женщины на острове и впрямь бесстыжи: она ведь даже не попыталась скрыть свою наготу в воде или хотя бы за лодкой. Или что… хотела, чтобы он ее увидел?!

Сон Ён замедлил шаг и все-таки обернулся – достаточно далеко ушел от задиристого старика и непристойной хэнё. Парочка поднималась по дорожке в деревню. Женщина несла в одной руке сетку с добычей, другой пыталась ворошить-сушить все еще распущенные волосы. Ветер донес обрывки ее смеха. Ныряльщица тоже оглянулась, и Сон Ён наконец узнал вчерашнюю нахальную девчонку, подглядывавшую за ним в его собственном жилище.

Ну что ж, теперь они квиты!

Ха На опознала его еще в лодке – кто бы иной праздно шатался по берегу в подобной одежде и с подобной осанкой? Только янбан-невежа! Для чего, интересно, тогда приходил к нему молодой господин Ли? Тоже беспокоился о ссыльных по щедроте своего сердца? Или по приказу отца приглядывал, кабы чего непотребного не учинили? В любом случае появился он вовремя, спас и ее, и янбана. Или ей быть отлупленной, или ему – исцарапанным. Не должно драться с благородными. А правда, что у них кровь другого цвета? Так и не узнала!

Ха На одевалась неспешно, рассматривая сегодняшний улов и прикидывая, что можно на него выменять. Раз парень из-за своей надменности по сторонам не глядит, наверняка и их лодку не заметит, чего его бояться и стесняться? Но дедушка Хван Гу все же бросился следом за «красавчиком» – воспитывать. Воспитаешь такого, как же! Тот, наверное, и половины слов не понял. А другую половину мимо ушей пропустил и дальше себе пошел.

…Бабушка вдоволь повеселилась над возмущенным внучкиным рассказом о посещении ссыльных, да и дед не отставал, шуточками непристойными сыпал. Все допытывался, как и за что ее парень хватал. Вот ведь… харубан болтливый! А отсмеявшись, бабушка велела привести служанку дворянскую: мол, коли женщина разумная, с ней и поговорит. Так что теперь нужно было как-то извернуться: и служанку изловить, и вспыльчивому янбану на глаза не попасться…

Получилось все само собой – служанка повстречалась Ха На на ярмарке. Чужачку можно было заметить сразу: и по незнакомому лицу, и по непривычно полосатой расцветке чхимы, и по манере держаться – одновременно и неуверенно, и малость надменно (домашние слуги отчего-то считают себя куда важнее обычных ноби, и даже свободных). Вот так удача! Девушка, бросив торговаться, кинулась той наперерез. Служанка даже отшатнулась, прижимая к груди сумку.

– Как поживаете, тетушка? – поклонившись, выпалила Ха На. – Помните меня?

Приглядевшись, та слегка расслабилась. Улыбнулась.

– Здравствуй, девушка. Как твоя коса, цела?

Ха На перевела про себя ее странный говор и постаралась сама произнести медленнее и проще:

– Цела. Моя бабушка хочет вам помочь. Идемте к ней.

– Ишь ты! – вмешалась вездесущая тетка Ма Ро. – С чего это старая ведьма так раздобрилась?

Ха На бросила на нее косой взгляд, но в перепалку не вступила: известно же, как свяжешься с этой горластой… Поманила служанку:

– Пошли-пошли.

Женщина неуверенно обвела взглядом лица зевак – любопытные, усмешливые, недобрые, – подобрала подол и поспешила следом.

Ступила к ним на двор осторожно, оглядываясь. Ха На осмотрелась вместе с ней. Дворик-то – обойти парой-тройкой хороших мужских шагов. Горшки для хранения кимчи, воды и кособокая печь. Дом в несколько раз меньший, чем Становище призраков (теперь янбанов, поправилась Ха На), обнесен обычной оградой из черного камня, защищающей от ветров и чужих взглядов. Перед входом повешено старое-престарое полуслепое зеркало: пытающиеся проникнуть в дом злые духи увидят свое отражение и улетят, испугавшись. Ха На втихомолку считала, что и добрым духам в него смотреться не стоит. Она сама-то выглядела в зеркале как невнятное желтое пятно…