Наталья Колесова - Сказки Волчьего полуострова. Король на площади Страница 3

– Я не могу вернуть тебя в те дни, не могу оживить твоего мужа, но у тебя по-прежнему остается твой талант.

И самообладание. Дар и самообладание – вот что неустанно повторял нам Гилмор. Дар, слава небесам, меня не покинул, а вот самообладание… Последнее, как я уже убедилась, могло испариться в самый неподходящий момент.

Я слегка улыбнулась.

– Да, и он кормит меня. Хвала гостеприимному королю Силверу, распахнувшему двери торговцам и любопытным иноземцам!

Натюрморты, городские сценки и пейзажи и впрямь расходились удивительно быстро, я даже смогла начать понемногу откладывать деньги.

Кароль не откликнулся на мою улыбку, продолжал смотреть изучающе.

– Твой учитель говорил про одержимость, – напомнил мне мои же слова.

Ох нет, хватит на сегодня откровений и воспоминаний! Да и на будущее – не следует поддаваться сочувственному интересу Человека С Птицей. Уж не знаю, для чего он собирает жалобы всех несчастных и обиженных, но от меня ему жалоб не дождаться. Сама постелила себе постель, сама на ней и сплю…

– Да и ты тоже, как я посмотрю, одержим – только своим ненасытным любопытством, – заметила я, взваливая на плечо сумку. – Ищи себе улов в другом месте, площадный король!

Кароль поднялся следом.

– А что, мне нравится мой новый титул! Король на площади! Пошли, Джок, проводим нашу принцессу-художницу!

Глава 3. В которой речь идет о портрете

Я отложила кисти, встряхнула уставшими руками. Заказанный морской пейзаж был почти готов. Конечно, он не вызовет слез, но покупатель останется доволен и порекомендует меня столь же щедрым знакомым… А вот бухту я так и не начала – все собиралась и откладывала, хотя та просто стояла перед моим внутренним взором. Впрочем, и Кароль не напоминал о заказе.

Я услышала знакомый мягкий смешок и подняла глаза. Вышеупомянутый площадный Король стоял неподалеку, разговаривая с горшечником Акимом. Одна нога упирается в парапет фонтана, локоть на колене, длинноносый профиль четко выделяется на фоне белой стены… Мои пальцы сами потянулись за углем.

Я уловила момент, когда Кароль заметил, что его рисуют, и начал позировать: голова выше, спина прямее, плечи расправлены. Да еще провел рукой по растрепанным темным волосам, приглаживая и откидывая их с высокого лба…

Когда он пошел в свой привычный обход площади, останавливаясь там, заговаривая здесь, пересмеиваясь тут, я продолжила рисовать уже по памяти.

… Джок приветственно свистнул над самым моим ухом, и я опустила уголь. Кароль навис надо мной, то так, то эдак склоняя голову, – рассматривал стремительные зарисовки. Сильная кисть руки с набухшими венами, прищуренный глаз, изогнутые густые брови, крылья острого носа, выразительный узкий рот, упрямый подбородок, сильная шея… Задумчиво почесал в затылке:

– Это все я?

– Не узнаёшь?

– Какой-то я у тебя не целый. Вон портрет той рыжей девицы ты нарисовала безо всякого… расчленения!

Я улыбнулась явной обиде в его голосе.

– Портретик на заказ – это не портрет того, кого тебе хочется нарисовать.

– А тебе хочется меня нарисовать? – тут же прицепился Кароль.

– Нужно сделать множество набросков, подобрать фон, освещение…

– Так тебе хочется меня нарисовать? – настойчиво повторил Кароль. Он улыбался широкой – от уха до уха, улыбкой. Я не могла не улыбнуться в ответ.

– И чему это ты так радуешься?

– Тому, что ты хочешь рисовать именно меня!

Вот так бы и щелкнула его по самодовольному длинному носу!

– Кароль, ты не знаешь, с чем столкнешься, когда – если – я буду писать твой портрет! Это не часок, который пришлось поскучать той самой девице на стульчике! Часы, дни… недели. Я не позволю тебе двигаться, есть и пить. Если уж я себя не жалею, то и тебя не пожалею тоже!

– Твоя одержимость, да? Понимаю.

Ничего-то он не понимал. Я добавила:

– И еще тебе может очень не понравиться то, что ты увидишь на портрете!

– Изобразишь меня в виде дряхлого безумного старца? – испугался Кароль.

– Я изображу тебя таким, каков ты есть на самом деле.

– Думаешь, я о себе ничего не знаю?

– Иногда мы так глубоко и так надежно прячем от окружающих какую-то часть своей натуры, что и сами о ней забываем. А порой даже и не подозреваем о ее существовании. Так что хорошенько подумай, прежде чем решиться!

Кароль, прищурив один глаз, смотрел на меня.

– Сдается мне, ты на уговоры напрашиваешься?

Я пожала плечами:

– Ты волен думать что хочешь. Я предупредила честно.

Я оттерла пальцы от угля, прежде чем взяться за кисть. Одержимость одержимостью, а кушать хочется каждый день. Кароль, как обычно, наблюдал то за площадью, то за мной. Но не угомонился: через несколько минут я услышала его голос:

– Ты рисовала портреты, и заказчики остались недовольны?

– Да.

– Сказали, что не похожи на свои изображения?

– Хотя окружающие твердили иное…

– И за работу тебе, конечно, не заплатили?

– Один раз даже ноги пришлось из города уносить! Поэтому я редко берусь за портреты… я имею в виду настоящие портреты. Куда безопаснее пейзажи – из-за них тебя не поливают бранью и не грозятся бросить в тюрьму за оскорбление чести и достоинства.

– А не встречались тебе люди, допустим… просто хорошие люди… или не хорошие вовсе, но которые целиком на виду, которым нечего скрывать, а?

Я тихонько хмыкнула.

– Встречались. Но ведь мы сейчас говорим о твоем портрете.

Тишина за плечом.

– Что ты имеешь в виду? – наконец спросил Человек С Птицей.

– Твой портрет, Кароль, – отозвалась я, не оборачиваясь. – Или скажешь, тебе нечего скрывать?

– А тебе?

– Мне?

Кароль, подхватив птицу, поднялся. Смотрел на меня сверху.

– Ты никогда не рисовала автопортрет? Жаль. Тебе бы не мешало взглянуть на себя саму!

И он растворился в базарной толчее, чем-то очень раздосадованный. Ну вот, я даже не начала его портрет (надеюсь, и не начну, хотя кончики пальцев просто зудели, подмывая вновь взяться за уголь), а мы уже в ссоре!

Глава 4. В которой Эмма скучает

Человек С Птицей появился лишь через пару недель. Вряд ли я могла всерьез задеть чем-то такого мужчину, но все же чувствовала себя слегка виноватой. Площадь без Кароля была не площадь – казалось, из ежедневной толчеи, как из палитры, изъяли одну, но очень важную краску.

Я скучала по нему.

И делала набросок за наброском. Память у меня, как у всех художников, отличная, поэтому не требуется даже иметь перед глазами натуру. Иногда на бумаге появлялся и Джок. Что значит для этого человека его птица? Одинокие люди часто привязываются, а то и боготворят безмозглых и бездушных тварей; я даже иногда понимала их, хотя до сих пор не испытывала такой потребности. Приятно, наверное, за кем-то поухаживать, поговорить и поделиться, пусть даже на тебя смотрят звериные, птичьи – а то и змеиные! – глаза, а вместо совета или утешения ты слышишь лишь мяуканье, щебет или лай… Да и обнять и погладить кого-то теплого всем хочется временами.

Значит ли это, что он так же одинок? Наш разговорчивый и общительный Король, всегда в толпе, всегда готовый ответить на шутку или с сочувствием выслушать чью-то жалобу. Пользующийся успехом у женщин. Имеющий множество приятелей и связей среди различных гильдий и сословий.

… Ищущий тишины и «отдохновения» в самом уединенном месте Риста.

Или я все выдумываю, а Кароль просто прячет в птичьей клетке какую-нибудь контрабанду?

Хозяин лавки подарков, куда я сдавала свои картины, высыпал на прилавок звенящий ручеек монет. Я удивилась и обрадовалась: куда больше, чем рассчитывала! Собиралась уже поблагодарить и распрощаться, как кто-то произнес прямо за моей спиной – даже волосы на затылке шевельнулись от влажного горячего выдоха:

– Что-то маловато будет, Джастин!

Хозяин замер, глядя поверх стекол пенсне мне за спину.

– Добрый день, Кароль, – сказала я ровно, хотя сердце у меня екнуло от радости.

– Добрый день, Эмма.

Он сделал шаг и вот уже лениво навалился на полированный прилавок. Поворошил длинными пальцами монеты и поинтересовался:

– А ты ничего не забыл, Джастин?

Тот поглядел на него пару мгновений, потом хлопнул себя по лбу с возгласом:

– Простите, уважаемая дама Эмма! Еще же был «Туман над морем»! Минутку, МИНУТОЧКУ!

Я проводила взглядом его округлую фигуру (никогда не видела, чтобы Джастин двигался с такой прытью) и посмотрела на Кароля. Тот улыбнулся лениво-нежной улыбкой: так он улыбается всем женщинам на свете от розовых беззубых младенцев до столетних беззубых же старух.

– Ну что, скучала по мне, Эмма?

– Да, – признала я просто. Прежде чем Кароль нашелся, что ответить, вернулся владелец лавки. Заявил радостно:

– Вот плата за «Туман»!

Я с удивлением приняла полновесную монету. Вскинула глаза, и Джастин объяснил: