Любовь Черникова - Огонь в твоих глазах. Обещание Страница 5

Но радовались далеко не все. Старшее поколение, всматриваясь в околицу, вполголоса делилось тревожными мыслями.

Наконец, у горизонта заклубилась пыль, а, спустя несколько мгновений, показался маленький отряд.

Староста Опорафий махнул рукой, и вперёд вынесли традиционный каравай. Защитник, входя в свои владения, должен был преломить хлеб, что означало доброго гостя в доме, прибывшего с миром. Позже он должен будет принести клятву, обещая верой и правдой защищать вверенную ему землю и людей. По древнему обычаю клятва эта скреплялась кровью избранной невинной девы – Девы-клятвы.

Каравай на белом, расшитом петухами, рушнике держала в руках Апраксия, мать Глафиры. Сама Глафира, белокожая, ладная, с длинной тёмной косищей толщиной в руку – первая красавица в Золотых Орешках, была бледна и, вопреки обыкновению, не шутила вместе со всеми. Приструнив острый язычок, скромно стояла рядом с матерью, потупив взор. И лишь изредка чёрные очи сверкали, когда она украдкой поглядывала на дорогу из-под белой кисеи, прикрывавшей лицо. Глафира накануне шепнула подружкам, что удостоилась великой чести, и теперь те бросали на счастливицу завистливые взгляды, но ей всё равно было до жути страшно. Защитник – это не в ночь Киаланы-заступницы с любимым миловаться. Мать сказывала, если удастся понести сразу, да родить Защитнику сына, она и вся семья не будут горя знать, а сама она Глашка, возможно, даже переедет в столицу. На столицу взглянуть страсть как хотелось, потому Глафира старательно гнала прочь страхи и дурные мысли.

Наконец, трое всадников на статных породистых лошадях въехали в деревню. Не останавливаясь, во весь опор пролетели Большую улицу и осадили лошадей, обдав пылью Апраксию вместе со злосчастным караваем.

– Ой, не нравится мне это, – прошептала Анасташа, крепче сжав руку Киры. – Не так Каррон в деревню прибыл, совсем не так! Был один. Коня вёл в поводу. Поздоровался с людьми честь по чести, – она покосилась на задрожавшую, как осиновый лист на ветру, Глафиру.

Всадник во главе кавалькады выглядел внушительно, если не сказать больше. Он был наделен той самой мужской красотой, которой отличались Защитники. Высоко поднятая голова, холодный взгляд, в котором безошибочно угадывалась сильная воля и привычка повелевать. Глаза смотрели поверх голов чуть презрительно. Одет был богато. Дорожный кафтан, расшитый бисером и подрубленный собольим мехом, на ногах сапоги тонкой выделки, на поясе – украшенные каменьями ножны. К вычурному седлу, под стать дорогущей сбруе, был приторочен свёрнутый кольцами кнут, кои часто бывают у знатных сартогов. Да и буланый под ним просто загляденье, ушами прядёт и бьёт копытом, будто и не отмахал стольких вёрст.

Сам статен, широкоплеч, да иных -то Защитников и отродясь не водилось. Ещё никто не встречал косого или сутулого. На вид – уже не юн, зим эдак тридцать-тридцать пять. Из-под шапки виднелись короткие, светлые как пшеничный колос, волосы. Ни бороды, ни усов он не носил, но щеки и подбородок покрывала короткая щетина.

Пришелец молча окинул народ холодными глазами и, вздохнув, презрительно скривился.

Вперёд шагнул Опорафий и, низко поклонившись, произнёс:

– Приветствуем тебя в Золотых Орешках, Пасита Защитник.

Пришелец брезгливо хмыкнул и заговорил:

– Черви, не знаете, как следует встречать своего господина?

По толпе прокатился гул. Удивлённо вскинув брови, Опорафий пожевал губами, обернулся, обвёл потяжелевшим взглядом народ. Затем слегка развёл руками, как бы говоря: «Новая метла по-новому метёт» и, по-стариковски крякнув, тяжело опустился на колени, подавая остальным пример.

Кира заметила, как один из сопровождавших Защитника, сунул другому монету.

Народ зароптал, мужики хмурились и переглядывались. Не привык тутошний люд гнуть спину перед пришлыми.

Пасита испустил тяжёлый демонстративный вздох:

– Вижу, вас многому придётся учить.

Он спрыгнул с коня, бросив поводья одному из слуг, и направился к толпе, оттолкнув в сторону оказавшуюся на пути Апраксию, отчего та едва не уронила каравай. Следом цепными псами верхом двинулись хмурые сопроводители. По виду – чистые разбойники. Под колючим взглядом нового Защитника жители медленно опускались на колени, пачкая праздничные одежды в пыли. С лиц сбежали улыбки, и на площади воцарилась гробовая тишина.

– Ох, быть беде! – Прошептала Анасташа, усердно потянув Киру вниз.

Охотница, нехотя, поддалась, исподтишка зыркнув на Микора. Упрямец продолжал стоять, гордо вздёрнув подбородок – теперь уже один из всех. Пасита осмотрел склонившую головы толпу. Заметил бунтаря:

– А я смотрю, в деревне и дурачок имеется? – Он тихо засмеялся и обернулся к своей свите, те поддержали его, дружно осклабившись. Посерьёзнев, Защитник спросил: – Парень, ты глухой?

– Я – Микор. С рождения свободный человек и не перед кем шею не гну. Разве что Светлому Князю готов кланяться.

– Значит, всё-таки дурачок, – протянул Пасита, – а какой с убогих спрос? – Он картинно обернулся к прихвостням. – Но вот в чём дело – я в своих владениях дураков не терплю!

Улыбка вмиг сошла с его лица. Без замаха он ударил Микора в челюсть. От неожиданности парень не устоял на ногах и упал, но тут же начал подниматься, вытирая бегущую из рассаженной губы юшку. Чёрные глаза метали молнии.

– Микор, не надо! – Кира схватила друга за штанину, но тот зло стряхнул её руку и встал, глядя прямо в глаза Защитнику.

– Я смотрю, ты, парень, непонятливый? – Голос Защитника звучал по-прежнему тихо и ровно.

Тяжело вздохнув, могучим ударом в подвздошье он разом вышиб из Микора весь дух. Отходя от корчащегося на земле парня, развёл руками.

– Придётся начать первый день правления с порки. И, да. Я жду извинений.

Микор поднял голову. Ноздри раздувались, желваки ходили ходуном. Сжав зубы, он смотрел на мучителя и молчал. Пасита, вернулся к жеребцу и ласково потрепал по шее. Обернувшись через плечо, продолжил:

– Кстати, я разве не сказал? Чтобы наука была крепче, а взаимоотношения честней, у меня есть правило, от которого я редко отступаю: за непокорность расплачивается тот, кто рядом. Тот – кто дорог. Взять девчонку! – Он небрежно махнул рукой в сторону Киры, безошибочно определив, что Микор к ней неровно дышит.

– Да что же это такое делается, люди добрые?! – прошептала Анасташа.

Бугаи вальяжно спешились и, не торопясь, направились к Кире.

Она же вскочила на ноги, оттесняя мать в сторону.

«Проклятый сарафан!» – Вспомнилось, как ещё утром она радовалась вышитому матерью узору.

Микор, затравленно оглянувшись, прочитал на лице избранницы отчаянную решимость. Кира недобро смотрела исподлобья, готовясь дать отпор. Едва заметно мотнув головой, Микор повернулся к обидчику. Слова не шли, застревая в глотке, и он еле смог выдавить:

– Прости меня, Пасита Защитник.

Тот замер и вопросительно приподнял бровь. Микор мешком упал на колени, буравя взглядом землю перед собой. Кажется, было слышно, как скрежещут от злости зубы.

Пасита подошёл и ласково, почти по-отечески положил руку парню на голову. Так постоял некоторое время, в раздумьях глядя куда-то вдаль. Сжатые губы слегка шевелились, будто стараясь сдержать улыбку. На миг деревенским даже показалось, что все не так уж плохо.

– Пожалуй, мне придётся сменить гнев на милость. – Защитник сделал жест рукой, отзывая наступающих на пятящуюся охотницу прихвостней. – Ты сам расплатишься за свою дерзость.

Неуловимым движением он опрокинул Микора навзничь. Толпа ахнула. Кира ринулась было к другу, но мать поймала её за подол.

– Куда, глупая?! Хочешь, чтобы ему сильнее досталось?

«Фьють!» – просвистела плеть, в очередной раз опускаясь на окровавленную спину.

Наблюдая за происходящим широко открытыми глазами, Кира не могла поверить, что все на самом деле:

Вот бугаи Паситы приближаются, и Микор вскакивает на ноги. Вот он дерётся, с лёгкостью раскидывая их в стороны – наука Каррона не прошла даром. Свистит длинный кнут и обвивается вокруг шеи. Микор падает, и на него горой наваливаются разозлённые негаданным отпором прихвостни Защитничка.

Мужики было хотели вступиться, не выдержав подобного управства, но тут Защитник показал свою мощь. Похолодел воздух, зазвенев морозом. Заставив легко одетых по случаю тёплой весенней погоды сельчан поёжиться. Совсем побелели холодные глаза, и вдруг с неба упали острые как ножи, осколки льда. Те, кто находился ближе, вскрикнули и отскочили с покрасневшими руками и лицами. Но и на этом не остановился Защитник. Мороз сменился жаром, и на ладонях вспыхнуло пламя. С дрожью Кира проводила взглядом огненный шар, который упал и разлетелся снопом искр почти у самых её ног, опалив подол праздничного сарафана, только накануне вышитого матерью. Жители, как один, рухнули ниц, хором умоляя о пощаде, но под тяжёлым взглядом постепенно смолкли.