Nastya M - Круги рождения. Тинар Страница 6

Бану поглядела на мужчину с недоверием и принялась собирать оружие. Через пару минут спросила, чего он хотел. Тан признался честно – увидеться. Убедиться, что все в порядке. Бансабира тихонько с недовольством хмыкнула и направилась в сторону шатра. Сагромах мягко придержал женщину за предплечье и с нежностью посмотрел в глаза – право, не стоит раздражаться по пустякам, к тому же срываться на тех, кто не сделал ничего дурного.

Бану почувствовала, как краснеет от стыда. Да уж, и впрямь, кто-кто, а Сагромах перед ней безвинен. Вполне возможно, он сам понимает, чего от них ждут и потому, тоже не имея выбора, действует соответственно. Женщина со смущенным смешком отвела глаза и попросила прощения, вздернув брови. Извинения дались легко – как ни крути, а время, проведенное с Маатхасом, оказалось самым лучшим в этом походе.

– Зачем ты это сделала? – спросил Русса незадолго до ужина. – Отец рассказал мне! – сокрушался брат. – Мне казалось, мы выяснили вчера, что тебе не нужен никакой брак!

– А мне он и не нужен, – отозвалась Бансабира. Выглядела женщина хмуро, будто её безмерно раздражало то, что Русса мешал сосредоточиться на штопаньи ремешков подвязок для ножей. – Он нужен танаару.

– Сдался он танаару! – озверел Русса. – Или тебе нравится думать, что, жертвуя собой, ты всех спасешь? – упал на пол рядом с сестрой и схватил монотонно двигающуюся руку с иглой, заставив Бану посмотреть на себя.

– Нет, – отрезала сестра. – Но когда будущее очевидно, я предпочитаю не ждать, пока судьба заставит меня принять неизбежное, а самой явиться за ним! Даже будь это трижды иллюзией, я лучше буду верить, что сама выбрала свою жизнь. В конце концов, в каком-то смысле все так и есть, – добавила тише, взглядом заставив брата отпустить ладонь.

– Что ты имеешь в виду?

– В жизни всегда нужно ясно понимать, на чьей ты стороне, и, выбрав, надо держаться её, что бы ни случилось. Я определилась год назад, Русса, и теперь буду делать все, чего эта самая сторона потребует от меня. Даже если с неба повалятся разом все звезды.

– Откуда ты набралась такой идиотской решимости? – Русса нахмурился и встал. Это упрек что ли?

– Сегодня прибыли Каамалы. Если дадут повод, стоит быть готовым пойти на любую гнусность, – безэмоционально закончила Бану.

– Владыка Вод, – прорычал Русса, вскакивая. – Сколько раз я твердил тебе, что северные кланы никогда…

– Никогда, Русса, солнце не взойдет на западе. А все то, что относятся к людям, меняется ежедневно.

Мужчина глубоко вдохнул.

– Тану, – раздалось с улицы. – К ужину зовут.

– Передайте отцу, я не голодна, – громко ответила Бану.

– Что с тобой?

– Ничего. Ты иди, не хорошо заставлять тана ждать, – женщина пресекла протест.

– Ладно.

Полог взметнулся и опустился больше четверти часа назад, а Бансабира по-прежнему сидела, почти не шевелясь. Неужели звезды с неба вот так и валятся?

Щека повлажнела. Бану судорожно прижала слезы пальцами, будто это могло помочь. Повлажнела другая.

– Госпожа, с вами все в порядке? – обеспокоенно спросил голос Юдейра. – Я войду? – оруженосец, не дожидаясь реакции танши, вошел. Бану успела повернуться к выходу спиной.

– Тебе что-то нужно, Юдейр? – как могла строго выговорила тану.

– Русса-Акбе сказал, что вам не хорошо, и я поспешил узнать, не надо ли вам чего. Я могу помочь?

– Помнится, я дала тебе выходной. Так иди и отдыхай – справится с головной болью из-за недосыпа мне и Праматерь не поможет, – соврала женщина.

– Хорошо, тану, – понуро согласился юноша.

Великая, да что же она делает?

– Со мной правда все в порядке, – окликом задержала парня у выхода, обернувшись. – Но если вдруг что, я пошлю за тобой.

Юдейр обернулся, растеряно заозирался, расцвел.

– Хорошо, госпожа.

– И не опаздывай утром, завтра важный день, я полагаюсь на тебя, – улыбнулась женщина.

– Слушаюсь, миледи! – отрапортовал воин и, точно пущенный с тетивы, выскочил из шатра.

Бансабира еще недолго улыбалась, восхищаясь искренностью влюбленного мальчишки, потом снова загрустила. Мать Сумерек, как же не хватало женской заботы и ласки. Шавна, родная, дорогая Шавна, думала Бану, где ты? Где ты, о, сестра по дому? Сестра по вере. Сестра по выбору…

Утром было парадное построение «меднотелых» – личной гвардии танов Пурпурного дома. Сабир шел впереди, дочь – вровень, справа от него, Русса – слева, и чуть отставая.

– Не будь они похожи и не знай я, что они родственники, решил бы, что она новая жена тана, – сказал один из офицеров на ухо другому, пока Яввузы шли вдоль рядов.

– Да уж, Яввуз Свирепый в этом смысле переплюнул весь Яс – не завел ни одной водной жены, зато трех земных сменил.

– Думаешь, она правда его дочь?

– Ба! А ты думаешь, Старый волк признал бы кого-то не своей крови?

– Да поди разбери этих танов, что у них на уме.

– Бросьте вы! Видно же, что они родственники. Лицо девчонки как по отцовскому лепили.

– Не скажи, мордашка у неё милая.

– Только нрав, говорят, кошмарный.

– Вам-то какое дело?

– Вот-вот.

– Как какое? Такие, не задумываясь, режут людей в перемешку со свиньями, к ужину.

– Я слышал, она сама пытала кого-то из Ююлов.

– И голова Сциры Алой, тоже на её совести.

– Ты красных, что ли жалеешь?

– Да заткнитесь уже. Вам с ней детей не растить. А то, что мы пока видели и то, что о ней болтают, дает надежду, что когда старый пес помрет, наше подразделение не развалит сопливый мальчишка, который всю войну пешком под стол ходил и в собственные штаны гадил.

– У Яввуза два брата.

– Кто их пустит?

– Есть еще Акбе.

– Он не акбе. Бастардов родичи не признают и, как правило, ими помыкают.

– Развели тут галдеж. Можно подумать, вас в итоге кто-то спросит, кому служить.

– То-то и оно. Ешь, когда дают, спи, когда позволяют, дерись, когда приказывают – вот и всё правило. А то ишь, в большие дела надумали лезть.

Пышный праздник прошелся судорогой веселья по растянувшемуся, как удав, лагерю. Казалось, на один день, приуроченный к именинам Сагромаха Маатхаса, все сомнения, раздумья и недоверие отступили.

Песни, пляски, игры, состязания…

Люди, не таясь, громко шутили, ели, пили, заигрывали с пленными женщинами. Кому какое дело, что обычно в них видят только рабынь? Сейчас – они просто женщины.

Заигрывали и с теми, кого не пленили в боях и не уводили из родных поселений: помимо Бансабиры – которую в тот день в пору было именовать Изящной, Прекрасной и Божественной – в объединенном офицерском составе трех танский армий насчитывались десятки воительниц, от десятниц до командующих полками.

В состязаниях многие бойцы-северяне, в жизни порой ленивые и неуклюжие, преображались до неузнаваемости. Много достойных из них нашлось в тот день, но всех их в итоге с легкостью бросал на лопатки или огромный Раду или, с тихим смешком, Маатхас, уступавший первому в размерах, но одолевавший в маневренности. Шутливо, но от этого не менее колко, подтрунивали над проигравшими юнцы, девушки и старики из обозов.

И когда, восседая на коне, остался один Сагромах, призывающий еще хоть кого-нибудь сразиться с ним, на поле выехала Бансабира. Вороной конь под ней блестел, как отполированный агат. Привычно черная форма из мягкой ткани была утяжелена золочеными наплечниками, нарукавниками, поножами. На тонкой талии красовался широкий кожаный пояс, на волосах – шлем. Все убранство требовало полюбоваться всадницей родом из высокого дома.

Маатхас растерялся. Он, конечно, признавал мастерство Бану, но не желал посрамить её перед отцом и будущими подданными. Ситуация превращалась в сложную задачу – сражаться с тану не хотел, да только как отказаться от боя, не обидев таншу, Яввуза и всех пурпурных? Сагромах обратился глазами к Сабиру – тан лишь в недоумении развел руками. Пока Маатхас размышлял, как быть, Бану, ткнув коня пяткой, занесла меч.

Одно дело признавать её воином, мгновенно сообразил Сагромах, отбив первый натиск, совсем другое столкнуться с ней в бою. Не время думать, о том, что Бану девушка, и к тому же подросток. Иначе, того гляди, головы не досчитаешься.

Бой получился рванный, тяжелый, стремительный. Маатхас оказался противником куда более сложным, чем Бану могла представить.

… Уходя в развороте от очередного несдерживаемого удара, натянула вожжи, заводя коня в сторону, удилами разрывая губы.

От всегда выручавших ножей верхом проку не было. Да и на земле, позже признавалась женщина, её ловкость и гибкость, которые она с легкостью противопоставила Руссе, и могла бы даже, при удаче, противопоставить невиданной тяжести Раду, разбивалась о непредсказуемость Маатхаса. Держась на одной воле, Бану поняла, что единственный её шанс – не дать победить себя.

Наблюдавшие, затаив дыхание, замерли. Воздух задрожал от напряжения.