Дана Арнаутова - Страж морского принца Страница 63

Рассказывала она долго, цедя вино маленькими глотками, как обезболивающее зелье, которого много сразу нельзя, но и без него никак не обойтись, когда от боли в глазах темнеет. И, на удивление, не пьянела, только где-то внутри разворачивалась тугая пружина, постепенно отпуская стиснутую злой тоской душу. Каррас слушал молча, лишь иногда роняя что-то мягко и словно ненароком, так что Джиад рассказала все. Ну, почти все. О том, что было на морском дне в первую встречу с иреназе, только обмолвилась, но алахасец кивнул понимающе, и в глазах его Джиад не увидела и тени презрения, которого смутно ожидала, только сочувствие. Что потом творил рыжий, рассказывать тем более не стала. Уж это Карраса вовсе не касалось. Постаралась объяснить разве что про запечатление, сама не зная всех тонкостей. И – про Торвальда. Как вернулась и узнала, что король иреназе через Карраса якобы грозил новой Великой Волной, как Торвальд позвал стражу, и как перстень Аусдрангов, проклятый богами рубин, любящий купаться в крови, словно сам попросился в ладонь.

– Сама не знаю, зачем взяла, – призналась Джиад, делая последний глоток вина, которого им с Каррасом как раз хватило на весь рассказ, будто нарочно отмеряли. – Со злости, не иначе.

– А может, и вправду попросился к вам перстенек, – задумчиво сказал Каррас, грустно посмотрев в пустой стакан и признав: – Нет, хватит пить. Такие старые вещи, говорят, сами выбирают, кому принадлежать. Однажды вы его прежнему хозяину вернули, вот он второй момент и улучил, чтоб по свету погулять. Да… А ведь Торвальд вам не простит. Ни перстня, ни ножа у горла, ни упущенную выгоду. В побеге вашем он, положим, не виноват, но если иреназе заартачатся – королю деться просто некуда. Порт ему нужен, как трон под задницей, и одно от другого очень даже зависит. Не будь этого морского договора, и трон под Торвальдом зашатается. Очень он круто взялся за правление. Вы, госпожа, в море об этом вряд ли слышали, а в Адорвейне с неделю на главной площади плаха не пустовала. Три лорда из Королевского Совета на нее легли, да не одни, а с ближайшими сподвижниками. Старшина купеческой гильдии сменился, начальник королевской гвардии – и все прежние лишились головы. Крут юный король, ох и крут… А еще, сдается мне, увяз он в этой истории с хвостатыми, как птица в силках. Говорите, девицу ту, невесту морского принца, земным ядом погубили? Двадцать лет пройдет, как птица промелькнет, а иреназе зла не прощают. Вот он и выслуживается.

– Может, вернуть перстень? – тихо спросила Джиад.

– А толку? – пожал плечами Каррас. – Если суждено ему у вас оказаться – снова так и выйдет. И Торвальд вас от этого меньше искать не станет. Уходить вам надо. И уходить не морем, теперь это ясно. В море они вас почуют и заберут. Хоть с корабля, хоть вместе с кораблем. Уходить сушей и прямо сегодня. Есть у меня тут один знакомец, с которого можно старый долг взять. Вот он, пожалуй, выведет…

– Что ж, тогда мой черед спрашивать, зачем вам это нужно? – подняла взгляд от пустого темного стакана Джиад. – Каррас, вы ведь не деньгами, а головой рискуете. Побратима уже потеряли. Я, похоже, несчастье приношу.

– Глупости, – хмыкнул алахасец, вставая. – Вот нарушенная клятва несчастье точно приносит, а я вам обещал. И история того стоит, не будь я сыном своих родителей. Натянуть нос сразу двум королям – да когда еще такой случай выпадет? Внукам буду рассказывать, если вдруг доживу до них.

От двери он обернулся, посмотрел на Джиад сосредоточенно, словно и не уговорил с ней на пару два кувшина старого вина. Небольших кувшина, бутылки в полторы каждый, но все-таки.

– Запритесь, – велел, снимая с гвоздя у двери потертый кожаный плащ и кивая на тяжелый дверной засов. – Откроете мне на голос. И только если скажу, что принес третий кувшин турансайского. Береженого боги берегут, знаете ли.

Глава 21

У чужого огня

– И тут смотрю я на себя – и вдруг понимаю… Вот чего этот купец за мной две улицы бежал! Штаны-то с кошелем на поясе… не мои!

Верзила Хальгунд с подчеркнутым изумлением развел в воздухе руками и самодовольно ухмыльнулся.

Негромкий, но дружный смех четырех мужских глоток был ему ответом. Даже Джиад улыбнулась, представив изумление бедолаги-купца, расставшегося не только с надеждой на верность супруги, но еще и со штанами, которые унес на себе вор семейной чести.

– Ну ты даешь, Хальгунд, – просмеявшись, сказал Каррас. – В этом городишке хоть одна честная женщина после тебя осталась?

– Дык это… – Хальгунд почесал в затылке. – Разве что страшненькая какая. И то я постарался никого не обидеть.

Джиад молча приняла очередную бутыль вина, пущенную по кругу, приложилась к горлышку. Да, она снова была на работе, и потому приходилось держаться так, чтобы наемники, поначалу кидавшие насмешливые взгляды на «госпожу жрицу», видели в ней не женщину, а боевого товарища. Ничего, не привыкать. Ставить на место солдат, с которыми приходилось нести службу, она умела, да и Каррас, благослови его Малкавис, вел себя безупречно, ничем не выделяя Джиад среди прочих, но с самого начала взяв с ней спокойный уважительный тон. И постепенно все получилось. Ну, разве что временами ее считали даже слишком своей, не стесняясь обсуждать при ней любовные победы или вскочивший на заду чирей, но это было куда меньшим злом, чем опасность оказаться предметом чьего-то вожделения или спора между наемниками.

Да, это было приятно – снова стать частью единого целого. Коротать вечера за слабеньким местным вином под неистощимые байки Хальгунда, в свой черед чистить котелки и готовить нехитрую снедь под умильные возгласы наемников, что госпожа жрица делает это куда лучше их. И не хочет ли она и сегодня приготовить ужин, а за водой они сходят и дров нарубят таких, чтоб в очаге аж камни таяли. Нравилось купаться в озере шагах в ста от охотничьей сторожки, улыбаться в ответ на шутливые подначки и вопросы о службе в храме, а в свободные минуты, которых теперь было вволю, разминаться с мечами на утоптанной площадке за сторожкой, возвращая телу прежние силу и гибкость.

И все-таки она была на работе. Сама себе удивляясь, невольно напрягалась, когда кто-то из наемников невзначай оказывался за спиной Карраса или разгуливал по сторожке вооруженным. Это притом, что с оружием здесь и не расставались. И уж точно эти люди были с алахасцем куда дольше нее, пришлой чужачки. Хотя и это еще ничего не значит – вспомнить того же Самира. Но неужели правы старые жрецы, говорившие, что дело воина Малкависа – служить и защищать, а жрец или жрица, лишенные дела, непременно должны найти его снова?

Джиад пригубила еще глоток вина из дошедшей до нее в свою очередь бутыли, потом поднялась и ушла на лежанку из медвежьих шкур, растянувшись на ней и глядя в темный потолок, освещенный только огнем из очага, вокруг которого сидели остальные. Да, она на службе. И второй раз не повторит ошибки, которая обошлась слишком дорого.

Только сейчас, медленно отходя от боли, переполнявшей ее все это время, Джиад понимала, насколько была слепа. О, с ней Торвальд всегда был безупречно ласков и нежен. Да и с другими держался учтиво. Третий принц, младший, всегда в тени властного отца и двух старших братьев. Что случилось с ними, Джиад знала только понаслышке. Старшего, наследника, отец Торвальда казнил, обвинив в измене, второй, кажется, болел… Сопровождая посольство отца в Арубе, Торвальд уже был последним принцем, единственным. Тихим, всегда улыбчиво-спокойным, таким ясноглазым… И ее любовь, которой Джиад поначалу сама испугалась, он принял искренне и радостно… Только теперь в памяти всплывали едва заметные мелочи. Например, как однажды исказилось лицо Торвальда, когда на пиру пьяный граф Рустор обронил грязную шутку про разбавленную кровь третьего принца. Всего на миг это случилось, и король тут же сам одернул распустившего язык собутыльника, который немедленно извинился. Торвальд сдержанно кивнул, прощая, – и все забылось. А что через несколько недель граф на охоте свалился с лошади и сломал себе шею, так за это повесили немого конюха, плохо ее оседлавшего. Бывшего конюха Торвальда.

И если хорошо перебрать в памяти эти три года, что она провела при дворе, то как-то иначе проступают из сумерек памяти слова, взгляды, поступки – все то, что она так старательно не замечала…

– Что загрустили, госпожа? – негромко спросил Каррас, присаживаясь на лежанку в ногах, и Джиад вздрогнула, глянув на облитую золотыми отсветами темную фигуру. – Все живы-здоровы и даже при деньгах. Славный вечер…

– Да, – коротко согласилась она, отводя взгляд и опять старательно вглядываясь в низкий бревенчатый потолок. – Славный.

– Что-то не так?

Голос Карраса был спокойно-мягким и очень сочувственным, но Джиад лишь пожала плечами, понимая, что не признается в том, «что не так», даже с ножом у горла. Нет уж, хватит с нее, даже если бы… Нет, никаких «если»!