Алина Лис - Школа гейш Страница 7

Страшнее всего выглядела левая рука мужчины с запекшимися кровавыми пятнами на месте трех вырванных ногтей. По сравнению с ними синяки и следы плети на теле казались мелочью.

Тануки был прав. Откуда в горах израненный незнакомец с ножом? Кто он? На крестьянина не похож. Разбойник? Дезертир? Убийца?

Кто пытал его?

В дверь с шумом, отдуваясь, вломился тануки, волоча полное воды ведро и давешнюю чашу с неощипанным петухом.

– Вот! – объявил он, бухнув ведро перед Мией. – Вода. Добрая ты душа, Мия-сан. Подбираешь всякую тварь.

– Не тебе жаловаться. Помоги мне!

Следующие полчаса она обмывала раны. Ножом, найденным у раненого, обрезала грязные тряпки и швырнула в огонь. Всю спину незнакомца занимала татуировка в виде атакующего тигра. Над левым глазом тигра торчало обломанное древко стрелы.

Мужчина глухо застонал, когда она попыталась выдернуть наконечник.

– Кровью истечет, – предупредил тануки. Он уже смирился с присутствием на своей территории чужака и помогал, чем умел, а больше суетился и сыпал жалобами, советами и шутками.

– Что же делать?

– Бинты нужны. Лекарства. А мне нужно поесть. А тебе – обратно в школу, пока не хватились.

Мия еще раз поглядела на раненого. После того как она смыла с его лица грязь и потеки, стало видно, что он молод. Наверное, его даже можно было назвать красивым, если бы не был таким измученным.

– Готовь ужин, Дайхиро. Бульон не пей, оставь для него. Я вернусь через пару часов.

– Но как же… – попробовал возразить тануки, однако Мия была уже за дверью.

Оборотень нахмурился, поворошил палкой костер.

– Эх, Мия-сан, упрямая девочка, доброта тебя погубит. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь…

Раньше Мия никогда не брала чужого.

Даже когда она нашла в горах Дайхиро – только что осиротевшего, совсем крохотного и неспособного о себе позаботиться. Тогда она таскала малышу свою еду. Тануки и в детстве был прожорлив, скромной плошки риса, завернутой в лист нори, и куска рыбы ему никогда не хватало, и Мия собирала в лесу грибы и орехи, удила рыбу в озерце чуть выше в горах.

Но сейчас грибами не обойтись. Нужны бинты, мази, целебные травы.

Она кусала пальцы от нетерпения, ожидая, пока девочки в домике заснут. Потом неслышно выбралась из-под одеяла, прихватив кимоно.

Одевалась она уже снаружи, дрожа от холода на зимнем ветру. Полная луна – солнце мертвых – заливала двор белыми лучами. Такими яркими, хоть читай в их свете.

Госпожа Оикава хранила лекарства в школе. За ширмой в комнате, где будущих гейш обучали массажу и основам акупунктуры.

Фонарь Мия зажигать не стала. С тихим шелестом отъехала в сторону бамбуковая дверь. Знакомая до последней трещинки на стене школа ночью казалась чужой. Пространство словно раздалось вглубь. Мия кралась в тенях, прислушиваясь к каждому шороху. Сердце стучало часто-часто.

Что сказать, если ее сейчас здесь найдут? Как оправдаться? После заката ученицам запрещалось приходить в здание школы.

Некстати вспомнилась предвкушающая улыбка на лице нового директора, когда он обещал «наказать» Мию в случае оплошности.

Она без приключений добралась до комнаты. Запалила маленькую масляную лампу на низеньком столике. Поминутно прислушиваясь, отобрала все, что нужно для спасения раненого: бинты, едкий сок жгучевицы, молотую кровохлебку, травяные сборы для лечения лихорадки, заживляющие мази на целебном медвежьем жире.

Потом, когда она станет гейшей, она вернет все, что взяла, и много больше.

Обратно Мия кралась с еще большей опаской, ощущая себя презренной воровкой. Звук, донесшийся из танцевального зала, чуть не заставил ее выронить узелок с лекарствами.

Внутри кто-то был. Рисовая бумага на двери чуть светилась, как бывает, когда горит факел.

Проклиная себя за любопытство, Мия приникла к щели меж дверью и стеной…

Акио Такухати стоял в центре зала – полуобнаженный, подняв над головой катану. Колеблющиеся блики огня рисовали узор на его смуглом теле, гладили стальные мышцы. Собранные в высокий хвост на затылке волосы чуть разметались по широким плечам.

Стремительный, почти незаметный для человеческого глаза рывок, короткая песнь меча в воздухе, шелест входящего в ножны лезвия. И снова пауза.

Против воли Мия залюбовалась. Такухати в этот миг был красив не внешней красотой. Он был прекрасен, как Такэмикадзэти-но О-ками – бог войны, воплощение идеи и духа меча.

Нужно было бежать, пока ее не обнаружили. В горах Мию ждали друг-оборотень и безымянный раненый, но она медлила, зачарованная мастерством и красотой движений самурая.

Снова напряглись четко прорисованные мышцы на спине, снова почти неуловимое глазу движение и шелест лезвия о ножны.

Акио повернулся. Сейчас его красивое лицо не портила гримаса самодовольного превосходства, оно было одухотворенным и даже счастливым, и Мия вдруг почувствовала стыд. Словно подглядывала за чем-то интимным, не предназначенным для чужих глаз.

Она отпрянула от щели и осторожно попятилась. Половица под ногой предательски скрипнула.

– Кто здесь? – раздался из-за двери резкий окрик директора.

Проклиная мысленно свое любопытство, Мия в два неслышных прыжка оказалась за ближайшей ширмой. В этом хозяйственном закутке хранились татами, ведра и веники из пальмовых листьев. Юркой змейкой Мия заползла под гору циновок, моля божественную Аматэрасу, чтобы директор ее здесь не заметил.

Дверь в зал отъехала в сторону, и на пол лег бледный прямоугольник света. Черный мужской силуэт с мечом в руках выделялся на нем, словно фигурка в театре теней.

Мия лежала под циновками, скорчившись и закусив губу, и слушала приближающиеся шаги. Все ближе, ближе…

От пыли на циновках засвербело в носу. Стук сердца отдавался в ушах.

– Показалось, – разочарованно буркнул Такухати над головой. Меч с шелестом вошел в ножны.

Он ушел, а Мия еще долго не могла успокоиться и уговорить себя вылезти.

Джин плыл в кипящем озере. Вода бурлила, обваривала кожу, и та покрывалась уродливыми белыми пузырями.

Волны озера окрасились красным, и Джин понял: это не вода, но кровь. Несущая огонь кровь поколений предков рода Хо-Ланг-И Аль Самхан. Кровь сменилась раскаленной лавой, и он увидел, что тонет в жерле вулкана…

…совсем как тогда, на обряде, когда он призвал, но не смог укротить демона.

Прохладные тонкие пальцы легли на лоб, помогая вынырнуть из полного огня и боли озера.

– Потерпи, – произнес нежный, как перезвон колокольчиков на ветру, голос. – Сейчас будет больно.

Джин хотел сказать, что и так больно, куда уж больнее, но вместо этого застонал. Левое плечо жгло огнем не только снаружи, но и внутри. Словно туда забралась огромная ядовитая многоножка и теперь копошилась, выгрызая себе логово.

– Ты неправильно делаешь, Мия-сан. – Второй голос был куда менее приятным – хрипловатый, ворчливый и явственно мужской. – Это стрела с зазубринами, ее не выдернешь так просто, надо вырезать.

Влажная губка прошлась по лбу Джина.

– Потерпи, пожалуйста, – снова попросил нежный голос, и Джин подумал, что готов терпеть столько, сколько потребуется. Лишь бы она не уходила. Лишь бы снова положила ему на лоб прохладные пальцы – ее присутствие так верно отгоняет кошмары…

Боль резкая, потом облегчение от того, что ядовитая многоножка все же покинула его тело. Блаженство от прикосновений холодной влажной ткани…

– Не надо, Дайхиро. Я зашью.

– Точно справишься, Мия-сан?

– Точно.

Осторожные и нежные касания – тонкие пальчики втирают целебную мазь.

Он с трудом разлепил свинцовые веки, но не увидел ничего, кроме охапки пальмовых листьев. Их запах мешался с запахами лекарских трав и вонючим дымом от костра.

Повернув голову – это почти невозможное усилие чуть не отправило его снова в беспамятство навстречу кипящему озеру, – он увидел ее.

Она была ослепительна. Словно сама богиня Аматэрасу спустилась на землю, чтобы сесть рядом с Джином и исцелить его раны.

Губы Джина дрогнули, произнося одно короткое слово.

Она улыбнулась нежно, чуть смущенно:

– Спи.

И он послушался, погрузившись во тьму, где не было ни боли, ни огня.

Глава 4

Поцелуй

Мия зевнула. После ночного бдения над раненым глаза закрывались сами собой. Вернуться бы сейчас в домик, расстелить футон да поспать пару часов. Но нельзя. Нужно идти на занятия, а потом бежать в горы. Дайхиро тяжело будет управиться с раненым в одиночку.

Она вздохнула, вспомнив нечеловеческую колдовскую зелень, глянувшую на нее из глаз незнакомца. И еле слышный шепот «красивая» – не почудилось ли ей?

Маг, а значит, отпрыск знатного рода. Что он делает здесь, так далеко от столицы, на юге?

За стенами раздались голоса, ученицы просыпались, прихорашивались и выглядывали во двор. Вот-вот должен зазвонить утренний гонг, призывая всех к завтраку, а значит, не стоит медлить.