Анна Невер - Обжигающий след. Потерянные Страница 11

В размышлениях девушка не заметила, как оказалась у ворот дома Отрубиных на Бережковой. Решительно намереваясь прочитать заданный материал вдоль и поперек, минула привратника, даже не заметив голубую карету в дальнем конце подъездной площадки. Две поджарые бело-яблочные кобылы фыркнули, обиженные невниманием к своим породистым персонам.

Войнова взбежала по ступеням сумрачной парадной и неожиданно на повороте пролета натолкнулась на кого-то. По-детски пискнув «ой», она отшатнулась и, если бы не руки, ловко охватившие талию, наверняка полетела бы кубарем с лестницы.

Тису удержал молодой человек приблизительно ее возраста. Одного взгляда на самоуверенное холеное лицо, обрамленное кудрями розоватого парика, и модный дорогой камзол, надетый вальяжно нараспашку, хватило, чтобы понять: из барчуков. И родословное древо ветвями облака разгоняет.

Однако манеры у его благородия хромали – незнакомец не спешил убирать руки с талии и бесцеремонно рассматривал девушку.

– Старики Отрубины невероятные скопидомы, раз скрывают от общества сразу две розы редчайшей красоты. – Это было произнесено скучающим тоном ловеласа, от которого уши Тисы мгновенно заалели.

– Спасибо. Прошу простить меня за рассеянность, я не заметила вас, – невнятно пробормотала она, сделав попытку отстраниться.

Со стороны двери послышались шаги и голоса Отрубиных.

– Граф, где же вы? – определенно голос принадлежал Марье Станиславовне.

Молодой аристократ не отпускал. Наоборот, через силу притянул к себе.

– А какие глаза, – восхитился ценитель красоты, будто не слыша, что его зовут. – Чистый янтарь с Солнечного побережья.

«А у вас, сударь, противно яркие губы. Словно неделю щеткой натирал».

– Прошу отпустить меня. – Оторопь наконец сошла с нее. Происходящее Тисе совершенно не нравилось. Не хватало, чтобы Отрубины застали ее в объятиях графа. Это при щепетильности-то Льва Леонидыча к окружению дочери!

Довольная ленивая усмешка округлила щеки молодого наглеца. Похоже, смена эмоций от растерянности к негодованию на лице «добычи» развлекала его светлость.

– В следующий раз вы меня заметите, – самоуверенно заявил он.

И Тиса вдруг поняла: этот благородный поганец специально намеревался удерживать ее и предъявить обществу милую компрометирующую сцену. Ну, знаете ли!

– Другого раза не случится, будьте спокойны.

В последнюю секунду, прежде чем на лестничной площадке показалась компания, Войнова поступила недостойно благовоспитанной дамы: просто по-солдатски, как Кубач учил в детстве, нащупала мизинец незнакомца на своей талии и с силой отогнула. Барчук дернулся от боли, хватка ослабла, и девушка выскользнула из цепких рук. Как раз вовремя.

– Граф, вот вы где, а мы вас ищем! – Лев Леонидыч подозрительным взглядом окинул парочку молодых людей на лестнице. В отличие от жены он словно носом чуял нечистое. – Вы, верно, заплутали. Лестница в зимний сад располагается в правом крыле. Чайный стол уж накрыт.

Надо сказать, хозяин сменил свой длиннополый халат на коричневый сюртук, подтянулся телом и выглядел весьма солидно.

– Позвольте проводить вас, Ёсий Аполинарьевич, ваша светлейшая матушка и сестра уже спустились, – растягивая слова на излюбленный манер, пропела Марья Станиславовна, выплывшая вслед за мужем. – Помните, вы мне обещали рассказать о посещении Белоградского театра?!

– Конечно, Марья Станиславовна. У меня великолепная память. – Аристократ поцеловал пухлую ручку хозяйки, скосив злой взгляд на Тису. – Поведаю во всех подробностях. Но сначала смею просить представить мне эту милую незнакомку.

Перехватив инициативу у жены, Лев Леонидыч взял обязанность представить девушку на себя.

– Это Войнова Тиса Лазаровна, наша постоялица. Приехала из глубинки Увежской губернии. Жена опекает девицу по щедроте души, – без особых церемоний произнес он, коротко и емко. Чтобы некоторым высокородным графам стало понятно, что эта особа не стоит внимания. Тиса второй раз за последние десять минут почувствовала, как занялись ее уши. – Эти женщины… – Отрубин развел ладони с видом, мол, что с ними поделаешь. – Насколько мне известно, ваша матушка тоже весьма сердобольна?

– Да, она неустанно опекает бедных сироток из «Сердечного крова», – ответил граф, глядя на Тису с затаенным злорадством.

– Ах, как это благородно с ее стороны! – Марья Станиславовна картинно вздохнула, положив ладонь на необъятную белую грудь в вырезе платья. – Эти несчастные деточки из городского приюта всегда так неприглядно одеты, аж сердце разрывается, когда вижу их. Ваша матушка – само милосердие, Ёсий Аполинарьевич! Всегда думает о других более, чем о себе. Кстати, милочка, – обратилась к постоялице хозяйка. – Меня Лидия Аскольдовна, графиня Озерская и матушка нашего милейшего графа, одарила изумительным собранием сочинений. С завтрашнего же дня прошу вас читать его, сделайте милость.

Ничего не оставалось, как согласиться.

– Но не будем заставлять графиню ожидать нас, дорогая. Не желаете присоединиться к нашему скромному чаепитию, Тиса Лазаровна? – нехотя обратился к ней Лев Леонидыч, когда иссякла беседа. Будто тем самым великую честь оказал.

– Будьте так добры, – поддержал хозяина дома Озерский, притворно улыбаясь.

И предоставить возможность скомпрометировать себя иным способом? Нет уж. Что у графа недоброе на уме, Тиса не сомневалась.

– Спасибо, увы, прошу меня простить, – склонила она голову. – Я неважно себя чувствую и, если позволите, хотела бы отбыть к себе в комнату.

– О, сейчас я вижу этот нездоровый румянец на ваших щеках, милая, – запоздало рассмотрела хозяйка. – Надеюсь, ничего серьезного? Не хотела бы, чтобы Санюша подхватил какую-нибудь хворь. Не представляете, граф, как нам бывает тяжело, когда малыш болеет.

– Нет, что вы, просто усталость, – заверила Марью Станиславовну Тиса. – Боюсь, от дальней дороги не совсем оправилась.

Отпущенная восвояси, она не могла нарадоваться тишине и обособленности своей комнаты. Прошло всего несколько дней, а уже устала от превысокого общества. Нет, эти кринолины, этикет и лживые речи – не ее стихия. Но каков Озерский! Бывают же такие неприятные люди! Хотя, надо признать, он удержал ее от падения. И все же избави Единый вновь пересечься дорожками с молодым графом. Титулованный мальчишка любит потешаться за счет других, это очевидно.

Покормив голубей, Войнова присела за писчий столик и выложила из сумки книги. На какое-то время она углубилась в чтение, снова ощутив прилив желания обучиться всему и немедля. И, когда за дверью со стуком подала голос Фонька, взмолилась, чтобы это не было приглашением спуститься вниз. Единый услышал. Горничная потревожила лишь для того, чтобы занести отглаженные вещи.

– Гости еще не уехали? – не удержалась от вопроса Тиса.

– Вы о графьях? – охотно откликнулась девушка. – Так вона уезжают, поди, с вашего оконца видать будет. Глядите, какая коляска!

Девушки дружно прильнули к окну. Карета действительно имела представительный вид. На сей раз Войнова и лошадей оценила, и пресветлое семейство вместе взятое. Графиня была высока, сухопара и имела такую прямую спину, словно к ее позвоночнику привязали швабру. Лицо Лидии Аскольдовны по форме напоминало кабачок и было столь же бесстрастно, как сей овощ. За графиней неотступно следовали две девочки-служанки лет семи, понуро неся пухлый клетчатый саквояж и черный зонт хозяйки. Ростом Озерский явно пошел в мать, а вот кабачковое лицо унаследовала его сестра – молодая девушка, идущая под руку с Лизой к карете. От Фоньки Тиса узнала, что зовут ее Лееславой в честь святой, или просто Лесой.

– Она подруга нашей Лизки, – объяснила горничная и тут же прикрыла рот, испугавшись. – То бишь Лисаветы Львовны.

– Меня можно не стесняться, Фоня, – махнула рукой Войнова. В конце концов, ей уже порядком надоели правильные речи. Горничная кивнула и все же осторожней продолжила не без грусти в голосе:

– А вот Ёсий Аполинарьевич реже бывает.

– Вот уж несчастье, – поморщилась Тиса, наблюдая, как Озерский на прощание целует руку Лизоньке.

– Старый граф помер позапрошлую зиму, и он теперь сам себе граф. Такой молодой! Поговаривают, – прошептала Фонька, – хозяин его зятем прочит Лизке. А она носом крутит. Но все равно выйдет.

– Почему выйдет?

– Батюшку не посмеет ослушаться.

Тиса подняла брови.

– Это вы недавно в дому-то, потому не ведаете, – хмыкнула Фонька, видя недоверие собеседницы. – Здесь как хозяин молвит, так все и делается. Потому что на руку горяч больно.

– Кто горяч? Лев Леонидович?

– Кто ж еще? Редко бывает, но метко. Уж коли гневается, то стены дрожат и чубы трещат, – закончила горничная поговоркой. – Лучше ему тогда на глаза не попадаться.

Войнова покачала головой. Надо же, никогда бы не подумала. Лев Леонидыч в его халате до пят, невысокого роста и далеко не богатырского телосложения. Всегда выдержанный – и вдруг «чубы». Странно. Но не верить прислуге пока оснований не было.