Евгения Куликовская - Легенда о Фейлель Страница 11

– Я уже знаю, – тихо ответила девушка, и румянец залил её щёки.

Динаэль наклонился к её губам и поцеловал. Тёплая нега разлилась по всему её телу, и Эливейн погрузилась в сладкое блаженство объятий любимого…

Они уснули часа через два. Уснули, не разжимая объятий. Уснули блаженным сном влюблённых, когда весь мир кажется вечным и прекрасным. Уснули, чтобы через несколько часов пуститься в своё совместное путешествие по жизни…

Торубер был в гневе. Его люди пять суток безрезультатно искали труп рыжеволосого бандита. А сегодня утром этот неуклюжий Перлик упустил и свою дочь, и живого Динаэля!

По городу рыскали солдаты хана. Везде были расклеены плакаты, призывающие граждан быть бдительными и не дать преступнику обидеть невинную, похищенную им девушку.

Ищейки заглянули и в церковь отца Грегори, и на двор его домика. Там резвились трое ребятишек. Старшая девочка, видимо, бойкая и разговорчивая, немедленно принялась предлагать свои услуги: позвать матушку или батюшку, предупредить о крещении или отпевании, проводить господ солдат в дом или в храм, показать им двор или сад… Офицер, с досадой слушавший всю эту трескотню вопросов, едва смог остановить болтушку.

– Деточка, – спросил он заискивающе, – а не видела ли ты мисс Перлик?

– Мисс Перлик? – переспросила та. – Нет, – честно ответила девочка.

Её детское воображение ликовало от мысли о том, насколько взрослые бывают глупы – ведь никакой мисс Перлик теперь нет и в помине, а есть госпожа Фейлель. А тогда и спрашивать надо о другой…

– А не было ли сегодня на службе рыжеволосого крестьянина? – не унимался офицер.

– Рыжеволосого? – задумалась девочка. – Был! – радостно сообщила она. – Был рыжий кузнец с пятого дома. Ещё на службе был рыжий дворник из усадьбы в конце улицы. И молочник, он тоже рыжий и крестьянин, так как живёт не в городе, а на своей ферме. От него всегда молоком пахнет вкусно. И он историй много знает разных. Сядет с нами на лавочку после службы и рассказывает про…

– Спасибо, девочка, – ошалело выкрикнул офицер. – Иди, играй.

– А я ещё про рыжего сапожника забыла сказать. Он не с нашего прихода, но иногда заходит сюда в церковь. Он…

– Хватит! – затыкая уши, крикнул офицер.

Девочка удивлённо пожала плечами и отправилась к братьям продолжать свои важные детские забавы.

Так судьба опять уберегла от беды Эливейн и Динаэля, безмятежно спящих в это время в домике отца Грегори.

Дин проснулся и лежал, глядя на Эливейн, такую близкую и такую прекрасную.

Девушка открыла глаза. Он улыбнулся.

– Можно говорить желание? – спросила она.

– Да, – кивнул Дин. – Только обдумай, ибо сказанного не исправишь.

Эливейн заговорила тихо, делая паузу после каждого слова:

– Я… хочу… никогда… не принадлежать… никому… кр… Динаэль понял суть, и тревожно приложил палец к её губам.

– …против… – шёпотом подсказал он.

– …против… – повторила она.

– …своей воли, – снова прошептал Дин.

– … своей воли, – закончила Эливейн. Динаэль провёл рукой по лицу супруги.

– Ты не будешь принадлежать никому против своей воли, – проговорил он и поцеловал Эливейн.

Молодые люди с любовью смотрели друг на друга, словно не решаясь нарушить тишину суровой действительностью.

– Пора? – спросила наконец Эливейн.

– Пора, – ответил Динаэль.

За окном сгущались сумерки.

Восемь суток Динаэль и Эливейн пробирались окружными путями к далёкому ещё от них небольшому поселению, где волшебник впервые предстал перед слугами Торубера в образе евнуха Али, и возле которого теперь Дина ждал брат.

На дорогу у молодых людей уходило в три-четыре раза больше времени, чем если бы они могли двигаться прямыми путями.

Трудно начиналась их семейная жизнь, тревожно. Но это было время любви и счастья. Они забывали усталость, когда смотрели на звёзды. Невзгоды уходили на второй план перед величием и красотой первозданной природы. Молодые супруги засыпали в объятьях друг друга, наслаждаясь ароматами трав и мечтая никогда не расставаться.

На девятый день к полудню они оказались у скалистого обрыва, где в глубоком ущелье ревел и неистовствовал бурный горный поток.

Мощь ледяных струй поражала воображение. Шум воды заглушал голоса. Тут, в этом диком и величественном месте, молодую чету и настигло несчастье.

Динаэль и Эливейн стояли, обнявшись, у края бездны. Вдруг Дин побледнел и обернулся, закрыв собой супругу.

К молодым людям неспешно приближались воины Торубера. Командир ухмылялся: бежать Динаэлю и Эливейн было некуда. Офицер знал и другое: никаких волшебных трюков не будет, на магию у рыжего бандита не осталось сил. И теперь каждый из десяти человек этого отряда уже видел себя осыпанным золотыми монетами в качестве ханской благодарности. Задача была проста: его – убить, её – привести к Торуберу.

Динаэль перехватил палку, на которую опирался в дороге как на посох, так, чтобы иметь возможность защищаться. «Как нелепо! – подумал он. – Остановились на открытом месте… Полюбовались…»

Динаэль понимал, что долго ему не выстоять: лучники убьют его быстро.

Он обернулся к Эливейн, посмотрел на неё прощальным долгим взглядом и прошептал:

– Ты знаешь, где ждёт Донуэль. Ты должна туда добраться. Обещаешь?

– Обещаю, – сквозь слёзы проговорила она.

Динаэль снял с шеи медальон с вензелем из причудливо переплетённых золотых листьев и серебряных цветков и протянул Эливейн. Та приняла цепочку дрогнувшими пальцами и прошептала:

– Я люблю тебя.

Динаэль прикинул в голове расстояние и внезапно метнулся в сторону. Солдаты машинально бросились за ним, открыв на несколько мгновений поросшую колючим кустарником тропинку вниз, к горному потоку.

– Беги! – крикнул Динаэль.

Эливейн скрылась в зелёных зарослях.

Динаэль дрался отчаянно. Полчаса семеро сильных и опытных солдат не могли справиться со слабым, как они предполагали, противником.

Дин был уже весь изранен и покалечен, но упорно стоял на ногах. Его оттесняли к краю обрыва. Он понимал, что ему живым отсюда не уйти и молил только судьбу помочь Эливейн. Но жестокий удар ожидал волшебника: из зарослей терновника, ругаясь и огрызаясь, выбрались трое солдат, погнавшиеся за девушкой. Бледная, с исцарапанным лицом и в изодранном о колючки платье, Эливейн была буквально брошена ими на землю.

Девушка подняла глаза, и её сердце замерло от ужаса. Динаэль, окровавленный, едва держался на ногах на краю бездны. Он одними губами прошептал: «Прости», – и в последний раз поднял над головой своё деревянное сучковатое оружие.

В воздухе просвистели шесть стрел. Ни одна не пролетела мимо. Солдаты отошли от Дина и вновь подняли луки. Волшебник тяжело дышал, но стоял на ногах.

– Прощай, моя единственная, – проговорил он тихо.

– Я приду к тебе! – отчаянно воскликнула Эливейн.

А десяток стрел уже настигли свою цель.

Динаэль покачнулся, и его израненное тело медленно, как показалось Эливейн, очень медленно полетело в бездну. Девушка, не в силах подняться на ноги, подползла к обрыву и сквозь слёзы смотрела, как свирепый горный поток уносит её супруга, то погружая его в ледяную воду, то безжалостно бросая на острые камни…

Эливейн плохо помнила, как её привезли в ханский дворец. Пока телега с ней и с солдатами тащилась по улицам города, девушка безразлично смотрела на лица людей, провожавших странную повозку недоумёнными взглядами: мисс Перлик узнавали и удивлялись, как и почему эта очаровательная знатная леди, невеста Торубера вдруг оказалась в старой разболтанной упряжке на одной скамье с челядью.

Эливейн передали с рук на руки личной прислуге хана. Её не провели в главный зал. Она осталась ждать в приёмной.

Вышел Торубер. Выслушал доклад офицера о поимке беглянки и о гибели её спутника. Лицо Тёмного Чародея просветлело, он взглянул на Эливейн и понял, что его опаснейший противник действительно мёртв.

– Ну, что ж, – холодно проговорил Торубер, подойдя к девушке и приподняв одним пальцем за подбородок её голову. – Глупая! Не хотела стать любимой женой хана, так будешь бесправной наложницей… А родишь сына, я придумаю, как узаконить его в правах наследования. Ведь я сам закон.

Эливейн ничего не ответила. Она как-то уж очень спокойно смотрела в глаза Торуберу. «Ну-ну», – подумал тот, а вслух приказал:

– Помыть, переодеть её и доставить в бирюзовую опочивальню!

Торубер удалился, а Эливейн повели прихорашиваться.

Девушку мыли поочередно в нескольких ваннах с ароматной водой. Её долго причёсывали, вплетая в волосы душистые цветочные бутоны.

Затем её облачили в лёгкие полупрозрачные восточные ткани. Она поморщилась: ей было неловко в этом наряде. Смущали открытый живот, легко просматривающиеся глазом руки и ноги. Но Эливейн не проронила ни слова.