Анна Невер - Обжигающий след. Потерянные Страница 18

– Я как вложил, так и забрал, – перебил Фролов. – Большой рынок – это, мой друг, тебе не печь, закинул дров да греешь задницу. – Похоже, гость не собирался церемониться. – Ты сам продул свои… нет, ты продул мои деньги, Лева! А я никому, слышишь? Никому не позволю красть мое добро безнаказанно! – Аристарх, выпятив нижнюю губу, стукнул кулаком по подлокотнику.

Елизавета обернулась, и музыка смолкла. Даже безмятежная Марья Станиславовна повернула удивленное лицо. Хозяин нервно промочил носовым платком потный лоб и заикаясь пролепетал:

– Н-но… я не к-крал.

– Знаю, – буркнул Фролов, медленно гася в себе вспышку гнева.

Губернатор усмехнулся.

– Аристарх Зиновьевич, а-яй, вы перепугали нашу божественную птичку. Лизонька, душенька моя, не обращайте внимания. Просим покорно продолжать! – Эраст поцеловал руку обомлевшей девушки. – Играйте, играйте!

К удивлению Тисы, Елизавета послушно продолжила игру. Она как мышь перед удавом ничего не могла сказать поперек Проскулятову. И куда, спрашивается, подевался ее капризный нрав? Или капризы она оставляла только для матери и нянечки?

– Но вы же не потребуете возврата немедленно? – вернулся к разговору Лев Леонидович. – Вы же обещали, что у меня будет срок. И я надеялся на…

– Какой еще срок?! – пророкотал Фролов. – Вспомни заемный договор, дурень. А запамятовал, что написано в бумагах, так посмотри. Наум, покажи ему!

Горбун отставил поднос и резво поднялся. Шагнув к Отрубину, положил маленькие ладошки на его виски. Взгляд Льва Леонидовича на несколько секунд затуманился. Тиса удивленно подняла брови. Она читала о даре видопередачи, но впервые видела того, кто обладал им.

Хозяин снова заговорил через десять минут, когда карлик убрал с его головы руки.

– Что же мне делать? – пролепетал Лев Леонидович с убитым видом. – Я неверно понял слова!

– Неверно понял, – передразнил Аристарх. Он поднял с подноса бокал вина. Полные губы коснулись хрусталя. Блестящий холодный взгляд Фролова остановился на молодой Отрубиной. – Ладно, Лева, – задумчиво произнес он, – долговая яма подождет. Негоже такому именитому мужу так низко падать и тянуть на дно жену и такую прелестную дочь, как Елизавета Львовна. Я же не деспот. Прощу, так и быть, тебе долг с одним условием.

– Аристарх Зиновьевич! Благодетель! – воскликнул Отрубин, чуть ли не бросаясь в ноги Фролову.

Лиза закончила играть. Губернатор зарукоплескал «браво». Так что в чем заключалось условие, Тиса так и не узнала.

За окнами уж давно стемнело, когда гости покинули Отрубиных. Эраст Проскулятов еле оторвался от ручки Елизаветы, к которой на прощание припал долгим поцелуем.

Глава 7

Путь Рича

Наступила заветная суббота. Тиса загодя завершила все свои дела, чтобы к полудню освободиться, рассчитывая на скорое «свидание» с подругой. Войнова с удобством расположилась на кровати, притворила веки. Последние минуты отсчитала стрелка, и видение втянуло девушку в свое пространство.

Ганна стояла перед зеркалом трюмо и глядела прямо на нее. Какое же счастье вот так смотреть на лицо подруги, видеть блики в зрачках и чуть уставшую улыбку на губах. Подруга волновалась. Судя по тому, как пальцы мяли в руках бумагу, наверняка ее письмо.

– Двенадцать, – прошептала Ганна, метнув взгляд на часы, стоящие на комоде. – Тиса! Зздравствуй, дорогая. Уж не знаю, видишь ли ты меня. Буду считать, что да. Цуп привез мне письмо от тебя седьмого числа. Я так рада, что ты жива и здорова! Не представляешь, как извелась в ожидании. Неужели нельзя было послать раньше?

Тиса мысленно порадовалась. Ганна все та же. Как же она по ней соскучилась!

– Ты нашла учителя, как и хотела, – одобрительно кивнула Лисова. – Замечательно. И как? Получается всё? Ты перестала видеть вэйна? Надеюсь, ты там не задержишься. А учитель? Ты не написала, сколько ему лет. Он женат? И не кривись, я знаю, Тиса, что ты сейчас это делаешь. На вэйне твоем свет клином не сошелся.

Мысленный вздох. «Он не мой, – ответила бы ей, если бы могла. – Лучше расскажи о себе, о Зое и малыше». Но ее мольба пропала втуне, и разговор повернул в малоприятное русло.

Ганна посмотрела на письмо в своих руках, и лицо ее приняло выражение сожаления.

– Знаю, что тебе будет нелегко слушать, но молчать бессмысленно. Он приезжал. Вэйн твой. У него хватило совести заявиться ко мне в дом!

Тиса замерла душой. «Значит, и до Ганны добрался. Чего же он хотел?»

– Я не сказала, где тебя искать, об этом не беспокойся, – поторопилась успокоить подруга. – Если колдун и обладает даром убеждения, то на меня его чары не подействовали! – Ганна гордо вскинула подбородок. – Знаешь, увидев вэйна на пороге, я так разозлилась. Высказала ему все как на духу и не жалею! Хотя, – в глазах мелькнуло сомнение, – некоторые слова я бы все же хотела вернуть. Может… некоторые, да. Знаешь, Тиса, он выслушал меня в молчании, затем согласился, что все это абсолютно верно. – Голос подруги стал менее уверенным. – Он убеждал, что не хотел принести тебе боль. Похоже, ему на самом деле несладко.

«А говоришь, чары не подействовали, – застонала мысленно Тиса. – Ганна! Только не ты».

– Так ему и надо, конечно, – словно услышав ее, исправилась подруга. И тут же широко улыбнулась. – Кстати, он принес деньги! Твой выигрыш, с Горки! Говорит, его люди нашли того потешника. Я пересчитала – вся сумма на месте! Ну не чудо ли? Со стороны колдуна это было очень любезно.

«Ну конечно, раз вернул деньги, значит, невиновен! Ганна!» – смятение на душе постепенно превращалось в раздражение.

– Так что возвращайся, деньги тебя дождутся. Они бы тебе и в Оранске не помешали. Тебе хоть хватит на обратную дорогу? Даже боюсь спрашивать, во сколько тебе стала такая длительная поездка.

Поговорив еще на денежную тему, Ганна снова вернулась к первоначальной.

– Вэйн ушел, а через час вернулся с этим письмом. – Ганна подняла бумагу, что сжимали ее пальцы. – Я имела смелость распечатать его, раз все равно, чтобы ты увидела, должна и я увидеть. Ведь так? Как-то все неоднозначно, и… Я не знаю, что и думать. В общем, читаю, а ты решай сама.

Она подняла к глазам конверт, на котором знакомым почерком было выведено: «Войновой Тисе Лазаровне». Вынув оттуда сложенный листок, развернула. И взгляд медленно, видимо, чтобы ей было удобней читать, заскользил по строчкам.

Если бы Тиса только могла, то закрыла глаза. Или еще больше – выкинула это послание в печь, чтобы никогда больше не чувствовать, как вновь сочится сукровицей обожженная душа. Выйти из видения? Но нет. Наверное, истязать себя уже входит в ее привычку. Она читала.

«Тиса,

я не прошу много, только прочти письмо!

Не беспокойся, я не собираюсь вновь тебя терзать неуместными излияниями чувств. Из лучших намерений Ганна Харитоновна уже предупредила меня, что ты более не желаешь ни видеть меня, ни тем более слышать. И что это желание оказалось настолько сильно, что подвигло тебя на дальнее путешествие. Тиса, ты же никогда ранее далеко не выезжала и никогда к этому не стремилась. Как ты решилась? И как, дракон их возьми, они могли отпустить тебя одну? Единый! Неужели я вселяю такой страх, что ты бежишь из родного дома, только чтобы в один день не застать меня на своем пороге? Тогда я тем более обязан сказать то, из-за чего приехал. Нет, не думай, я не стану снова искать оправданий своим поступкам, ибо их нет. Напротив, с тяжелым сердцем собираюсь покаяться, поскольку, оказывается, повинен и там, где с уверенностью полагал, что не запятнан. Как бы мне ни не хотелось признавать, но последнее твое обвинение – в том, что я использовал дар убеждения и приворожил тебя, – имеет под собой основание. Хоть такие случаи и единичны, но они существуют. Я мог не заметить, что влияю на тебя. Единый! Я не желал влюбить тебя в себя, Тиса! Вернее, желал, но не посредством дара и вэи. Ты можешь и дальше мне не верить, но, клянусь, это правда. Теперь ты знаешь, что была верна в своих подозрениях, неудивительно, ведь твоя светлая натура распознает тьму, в каком бы обличии она не являлась.

В утешение могу сказать, если действительно имел место приворот, то без подпитки со стороны он спадет самое большее за четыре месяца. Ты освободишься, Тиса, только надо подождать. До весны. Стоит ли говорить о том, что я искренне сожалею о случившемся. Боюсь, ты снова мне не поверишь. Одно обнадеживает, у меня также будет достаточно времени для исправления своих промахов.

В то утро расставания ты сказала, что не любила… Если это правда, я приму твое решение как данность, безропотно. И впредь никогда не стану докучать своими неразделенными чувствами. Но если ты ошиблась, Тиса, если вдруг чувства ко мне были истинными, ты поймешь это. Я буду ждать. Одно слово, одно только слово, и я прилечу. Пока же могу твердо обещать, что более не появлюсь незваным гостем на твоем пороге. Не смущу твой покой ни словом, ни делом. Злосчастный мой дар убеждения никогда больше не коснется тебя. В этом ты можешь быть абсолютно уверена. Надеюсь, эти заверения изменят твое настроение оставаться вдали от родного дома. Возвращайся, Тиса. Не лишай себя общества близких, воротись в тепло рук и сердец, что любят тебя. Я же ухожу.