Елена Звёздная - Магическая Экспедиция Страница 2

«Я, король Умарх Третий, милостью и величием своим повелеваю – привлечь студентов Университета Магии для составления карты поселений Горлумского леса!» Далее подпись, дата…

Стало окончательно ясно, что за заклинание применил Горски. На магическом полотне появлялось содержание всех документов, к которым, видимо, за последние дни прикасался королевский гонец.

Ну вот, собственно, после этого бежать уже вообще не имело смысла, и, отойдя к скрытой за деревьями скамье, я села, кутаясь в плащ и в очередной раз мысленно поблагодарив Камали за такую потрясающую вещь – в этом плаще никогда не было холодно. Зябко по причине того, что ветер дул на лицо, но холодно – никогда. И в новых сапогах ноги никогда не мерзли, так что в зимнем саду на покрытой снежным настом скамейке я устроилась даже с комфортом, и принялась ждать.

Долго ждать не пришлось – не прошло и получаса, как ворота распахнулись и во двор университета въехал отряд королевских дознавателей. И рассмотрев неприязненный острый профиль возглавляющего кавалькаду, я с тянущей тоской, возникающей у каждого не желающего вляпываться в неприятности человека, узнала лорда Даметиса Энроэ, тайного, впрочем, ни для кого это тайной не было, советника короля. А вот рядом с ним, растрепавшийся, раскрасневшийся, с выражением гадкой, на мой взгляд, абсолютной услужливости, ехал Айван Горски и что-то беспрестанно говорил и говорил… Я догадываюсь что – меня во всем обвинял.

Догадка только подтвердилась, когда лорд Энроэ, резко повернув голову, посмотрел прямо на меня так, словно деревья и ветки ничуть не препятствовали его орлиному взгляду. Хотя… может, и не мешали, все-таки лорд Энроэ был магом, причем сильным магом, что и подтвердил – одним движением руки уничтожив рвущиеся на магическое полотно откровения. Сразу после этого королевский гонец рухнул с лошади в снег. Потом пала лошадь. А дознаватели в черном, словно стая налетевшего воронья, ринулись собирать всех, кто хоть что-то видел. Поэтому я ничуть не удивилась, когда фигура в угольном, развевающемся на поднявшемся ветру плаще, направилась ко мне. Скорее испытала удивление, когда при приближении дознавателя стало ясно, что это сам Энроэ.

И если бы в присутствии любого другого дознавателя я бы осталась сидеть, то лорд Энроэ – совсем другое дело. Поднявшись, склонилась в реверансе. Не уверена, что правильном и грациозном, все-таки деревенщины мы, пусть и с лучшими баллами по этикету и придворным манерам, но кровь не вода, и все такое.

– Госпожа Милада Радович, – раздался глубокий, низкий, профессионально вкрадчивый голос, – мое имя лорд Даметис Энроэ.

Я в этот момент очень понадеялась, что все допросы будут проходить в университетских помещениях, потому как слышать подобный голос в гулких застенках королевской тюрьмы, наверное, совсем жутко.

Выпрямившись после представления, я пронаблюдала не слишком почтительный поклон лорда и, к сожалению, имела несчастье разглядеть мага вблизи. Лорд Энроэ не был молод, на вид ему было что-то около сорока – сорока пяти, сеть иссушенных ветрами морщинок покрывала большую часть его лица, острый нос вызывал не менее неприязненное впечатление, чем колючий взор глубоко посаженных темно-карих глаз, губы были плотно сжаты, с морщинками вокруг, намекающими на привычку лорда всегда издевательски ухмыляться. Я слышала, он любил поиздеваться… в прямом смысле этого слова.

Лорд Энроэ, выдержав паузу, протянул руку к скамье, что привело к мгновенному исчезновению на ней снежного наста, и предложил:

– Присаживайтесь, госпожа Радович.

– Благодарю вас, – отозвалась я, ну и присела как можно дальше от стоявшего дознавателя – на самый край скамьи, чем вызвала неприятную усмешку.

Однако лорд сел, не делая попытки приблизиться, левую руку закинул на спинку скамьи, правой извлек маленький карманный блокнот и тонкий черный карандаш. Положив блокнот на колено, демонстративно вписал мое имя, и началось:

– Как вам, вероятно, известно, я являюсь дознавателем, госпожа Радович.

– На это недвусмысленно намекает ваш плащ, – тихо заметила я.

Лорд окинул меня внимательным взглядом, кивнул и продолжил:

– И прибыл сюда с целью разобраться в происшествии, виновницей коего являетесь вы.

Я открыла было рот… и тут же его закрыла. Ну естественно я, кто же еще! Учитывая, что Айван Горски сломя голову помчался тут же доносить о случившемся, он проявил себя как истинный сын королевства, а я вообще осталась на месте преступления, как, собственно, преступник, желающий насладиться последствием своей противозаконной деятельности.

Судорожно вздохнув, обреченно уточнила:

– То есть все обнародованное магическим информационным полем – это плод моего больного воображения, а король никогда, вообще никогда ничего подобного не писал даже в мыслях?

– Вы умная девушка, госпожа Радович, – высказал своеобразную похвалу лорд Энроэ.

«Да нет, просто слишком хорошо знаю, кого в таких случаях делают крайним», – подумала я, но говорить не стала.

Где-то в глубине души начала зарождаться, к сожалению, вполне обоснованная паника, я поняла, что меня ждет масса всего унизительного и неприятного, надеялась только, что, ввиду королевской необходимости составления карты поселений Горлумского леса, мне сохранят жизнь. Очень надеялась.

– Где и что подписать и в какой форме я должна буду принести извинения королю, короне и отдельно Айвану Горски? – тяжело вздохнув, спросила я.

Лорд Энроэ усмехнулся, закрыл блокнот, убрал в карман вместе с карандашом и насмешливо проговорил:

– Приятно видеть в столь юной девушке столь неожиданные ум и проницательность.

И вдруг иным, практически светским тоном дознаватель осведомился:

– Что вы делаете сегодня вечером, госпожа Радович?

Настороженно глядя на него, напряженно ответила:

– Зависит исключительно от вас, лорд Энроэ.

Мужчина усмехнулся, кивнул и сделал странное заявление:

– Мы несомненно поладим, госпожа Радович.

После чего поднялся и уверенным шагом человека, обладающего всей полнотой власти и неизменно этой властью пользующегося, направился к гонцу, которого уже подняли на ноги, и нетерпеливо ожидающему Айвану Горски, стоящему в группе других дознавателей.

Я тоже поторопилась покинуть двор, но старалась идти по тропинкам через заснеженный сад, чтобы не попадаться никому на глаза. Было обидно и горько вляпаться в столь существенные неприятности из-за такой мелочи. Все дело в том, что я не дала Горски списать. Всего лишь не дала списать! Триединый, у него семь репетиторов, неограниченное количество денег на учебники и возможность, которой никогда не будет у меня, – проконсультироваться с преподавателем! Он мог бы подготовиться в сто раз лучше, чем я, но… предпочел потратить имеющееся в его распоряжение время на безуспешное ухлестывание за новой примой Королевского театра. По слухам, витающим в университете, он осыпал дорогу перед ее домом лепестками роз, потратил фантастические средства на покупку изумрудов, под цвет глаз прекрасной актрисы, и ночами упражнялся не в магии, а в написании стихов о ее неимоверной красоте.

Горски, который, кстати, теперь, когда я носила жемчужину от воздушника, позволяющую видеть сквозь иллюзии, оказался не столь привлекателен, как был раньше, как, впрочем, и многие иные представители древнейших родов, ходил по университету со скорбным видом, чем приводил в умиление девушек и вызывал чувство мужской солидарности у парней. Но ни того ни другого не возникло у преподавателей, когда на трехступенчатом пробном экзамене Горски завалил сначала тест, затем практическое задание. И теперь от исключения из университета его могло спасти только эссе на заданную тему. И вот вопрос – чем занялся студент, находящийся на грани отчисления и обладающий всеми возможностями для написания работы?! А ничем! Он продолжил волочиться за актрисой, а сегодня, за день до сдачи работы, после окончания занятий подплыл ко мне вальяжной королевской походкой и потребовал предоставить ему мою работу, дабы он мог «проверить ключевые моменты». Я на это ответила скромным: «Сама проверила». Он в ответ насмешливо заявил: «Да что ты можешь?» Я ответила: «Все, что могу, – все мое, и на чужое, в отличие от некоторых, не претендую». И вот тогда Горски, озверев, потребовал дать ему списать. Я ответила отказом, собралась и сбежала во двор. Он догнал… и случилось то, что случилось.

И теперь нужно было думать, что с этим всем делать. Хотя что тут думать – дальнейшее зависело исключительно от лорда Энроэ. И тут я могла лишь предполагать, что меня ждет. Гарантировать же могла только одно – Горски, несомненно, потребует, чтобы я извинилась перед ним максимально постыдным и принародным способом… Вероятнее всего, в зале собраний и на коленях, чтоб его!

Остановившись, запрокинула голову и, глубоко дыша, посмотрела в небо. Небо начало затягиваться тучами и грозило разразиться снежной бурей к ночи.