Елена Баукина - Алхимик из Леоса Страница 2

– Мне иногда кажется, он умнее всех на свете, – сказала юная леди. – Правда, не знаю: может ли такое быть на самом деле?

Учитель открывал ученице новые границы мира. Сколько загадок таилось вокруг, сколько учитель знал о разных странах, народах! Он рассказывал об эльфийских городах с выращенными из деревьев домами, о быстроногих кентаврах и ликиях, меняющих лица по своему желанию и населяющих земли за Лазурным морем, о могучих великанах севера с серой кожей и о хитрых полуросликах с востока, приручивших воздушных змеев. С каждым рассказом её воображение рисовало красочные картины и будило мечты о путешествиях в чудесные страны.

– О чём ты всё время думаешь, Ласточка? – прервала Лили мечты подруги. – Отбрось заботы, живи как живётся. Чувствуй как чувствуется! Жизнь так коротка, чтобы тратить её на всякие пустяки! Вот я, кошка, живу привольно: делаю что хочу, чувствую как хочу, и хожу где хочу; если люблю, то люблю изо всех сил, если ненавижу, то люто. Я – свободолюбивая кошка, а ты – быстрая Ласточка. Моя Ласточка! – весело засмеялась Лили и неистово закружилась, расставив руки. – Лети, лети… пока твои крылья удерживает ветер. Пока глаза видят красочный мир вокруг.

Сандрин засмеялась и бросилась кружиться вместе с подругой. Они кружились держась за руки, пока не упали на траву. Девушка-рысь прислушивалась к звукам сладкоголосых птиц, жмурилась в лучах солнца, вдыхала запахи леса, катаясь по траве. Ласточка с восхищением смотрела на подругу. Как хотелось и ей сбросить одежду и помчаться по лесным травам и тропинкам под трели птиц и жужжание насекомых! Как хотелось ей жить так же свободно, как и Лили! Но она была человеком, а к тому же ещё и графиней. Ох уж эти условности, правила приличия, скучные, покрытые вековой пылью законы бытия! Смыть бы эту пыль тёплым летним дождём и начать свою жизнь с неизведанной ранее тропинки! В мокрых волосах Ласточки запуталась масса разных листочков и веточек. Она села на траву и пыталась вытаскивать их, но волосы путались, не желая отдавать дары леса обратно.

У сосны, где лежала одежда её подруги, хрустнула ветка. Лили навострила рысьи уши. За сосной рядом с одеждой они заметили толстого мужчину. Его круглые, как у хомяка, щёки горели, он растерянно смотрел то на лежащее платье Лили, то на обнажённую девушку. В руках мужчина держал связку хвороста.

– Ох, негодяй! – вскрикнула Лили, щуря глаза – Вздумал следить за нами! Что смотришь? Чего тебе надо?

Связка выпала из рук несчастного.

– Ты без одежды, Лили! – напомнила и засмеялась Ласточка.

– Про…простите, – выдавил окаменевший толстяк, и его челюсть нервно затряслась. – Я… не хочу… то есть не хотел… смотреть. Я вот… хворост собираю…

Его нервно бегающие глаза остановились как раз на прекрасной груди Лили. Он нервно сглотнул и больше не мог отвести от неё взгляда.

– Вот нахал! – рявкнула Лили, подошла к нему и толкнула что есть сил.

Толстяк шлёпнулся на траву и задёргал в воздухе ногами и руками, словно упавший на спину майский жук.

Сандрин брезгливо посмотрела на него и поморщилась. Возможно, этот крестьянин жил в одной из принадлежавших её отцу деревень и работал в поле. Крестьяне редко мылись, и от них всегда воняло сыром, протухшей рыбой и луком.

– Хворост он собирает! – сердилась девушка-рысь, – А знаешь, ведь он всё время подсматривает за мной, когда я в реке купаюсь. Хворост он собирает!

– Лили, ты перепугала его до смерти! – сказала Ласточка подруге, откровенно хихикая.

Лили подошла к своей одежде, смахнула листочки и мусор с кожи, накинула грубое суконное платье, подпоясавшись плетённым из оленьей кожи пояском. Толстяк перевернулся и пополз, смешно дёргая ногами и выпятив полный зад. Девушка-рысь коварно улыбнулась подруге и на цыпочках пошла следом. Толстяк заполз в кусты, тяжко вздохнул и вытер лицо рукавом. Лили рыкнула. Мужик подпрыгнул, обернулся и увидел, как прекрасное лицо девушки покрывается звериной шерстью.

– Нравлюсь я тебе? – прорычала она, оскалив хищные клыки.

Крестьянин заорал, вскочил на ноги, в ужасе призывая на помощь всех вездесущих богов, и бросился бежать прочь. Садрин быстро вскинула лук и выстрелила в сторону убегающего крестьянина. Стрела загудела и сбила гнездо диких ос, поселившихся на ветви белоствольного бумажного дерева. Осиное гнездо упало, перегородив путь толстяку, и рассыпалось на части. Чёрная туча озверевших ос помчалась вслед за мужиком, больно жаля его в мягкие бока. Лили и Ласточка смеялись от души, маша ему вслед, словно прощаясь.

– Дошутишься ты, Лили! – воскликнула Садрин – Ох, дошутишься! Крестьяне суеверны и злопамятны. Наточат рогатины, прогонят прочь из леса, никого не спросят. Что я тогда стану делать без тебя?

Лили выпятила грудь и упёрла руки в бока:

– Не прогонят: я пугаю наглецов, но зла не делаю. Лучше пошли скорее, – поторопила весело Лили, хватая за руку Сандрин. – Папаня собирался в первый раз побрить Антуана. Вот где потеха!

Крики бегущего крестьянина ещё долго раздавались в лесу.

Кошачий народ фелисов жил в лесном мире с незапамятных времён. Они считали себя порождением Великой Рыси. Небольшой дом семьи фелисов скорее напоминал логово зверей, чем жилище. В стенах зияли щели, а с крыши густым пологом свешивался какой-то седой лишайник. Лили иногда срывала его пучками и заваривала в котле от разных болезней.

Девушки вошли в лачугу, скрипнув еле державшейся на петлях дверью. Сандрин любила приходить в их дом, наполненный лаской и семейным теплом. Фелисы не стремились к богатству, как люди, спали на голых лавках, окутываясь шкурами животных, питались дичью. В доме не было отдельных комнат или перегородок. Кособокая, наспех сделанная мебель – стол, лавки и несколько стульев с большим количеством кошачьих царапин – вот и всё. Один угол был сплошь завален силками, искусно сплетёнными из лозы.

– Доброго утра вашему дому! – поздоровалась Ласточка, выжимая влагу из рукавов туники.

Семья Ирвина давно знала Ласточку и принимала её с особым теплом и добродушием. Сандрин любила своих лесных друзей и часто навещала их и охотилась вместе.

– Наша Ласточка! – нежно пропела мать Лили Глорис и ласково улыбнулась.

– Лили, подай полотенце, – обратился к дочери Ирвин, заметив мокрые волосы гостьи.

Сандрин застала семью Ирвина за обычными повседневными заботами. Глорис плела силки для ловли диких птиц. Ласточке казалось, что годы совсем не меняли её лица. Пшеничные с проседью волосы Глорис пахли как-то особенно.

Фелис Ирвин склонился над сыном; солнечные блики из маленького оконца, затянутого сомовым пузырём, бегали по его могучей спине. Отец и сын были раздеты по пояс. Все фелисы почти не стригли волос на голове, считая их хранилищем силы, поэтому не только женщины, но и мужчины отращивали их как можно длиннее. А вот бритьё бороды считалось добрым знаком. Особенно перед охотой. Правда, бороды Антуан ещё не имел. Юношеский пушок кое-где пробивался на подбородке. В доме пахло мокрыми волосами, шерстью и мылом.

– Мыль, мыль тщательнее, кожу… кожу, надо распарить, – учил отец сына, строго смотря на его неумелые действия. В янтарных глазах Ирвина было выражение отцовской гордости. – Намочи мыло, намочи лучше. Ты бриться собираешься или вешаться?

– Не дави на него, Ирвин, он сам справится, – мягко попросила Глорис, ловко сплетая прутья.

– Папа, – протянул ломающимся голосом взъерошенный угловатый парнишка с намыленным до самых кисточек рысьих ушей лицом; под носом у него надулся и лопнул огромный пузырь, – Много ещё мылить?

Юный Антуан был особым предметом заботы для всей семьи. Как-то весной, пока ещё лежал талый снег, мальчишка попал в волчий капкан. Ирвин нашёл сына только к вечеру сильно замёрзшим. С тех пор рысёнок Антуан часто болел и немного прихрамывал. Сейчас ему было четырнадцать лет – он взрослел, рос и превращался в мужчину.

– Достаточно, – присмотрелся к его худому лицу отец и взялся за нож.

Глорис, до этого спокойно мастерившая силки, занервничала и подошла к мужу.

– Котик, – нежно окликнула она Ирвина, положив руки ему на спину, – будь аккуратнее, он у нас один сын!

Мужчина немного обмяк, чувствуя руки жены, и отложил нож в сторону.

– Папань, мамань, ну хватит, – растерянно пуская пузыри, пробурчал насупившийся Антуан. Тёмно-русые намокшие волосы парнишки топорщились в разные стороны. Он смотрел на них своими кошачьими глазами и боязливо трогал воду в маленьком корыте.

– Я пришла к вам с приятной вестью, – сообщила Ласточка, вытирая полотенцем светлые волосы. – Наш егерь видел в лесах целое стадо упитанных копуль с поросятами.

Мускулы заходили под кожей Ирвина. Он вытер приготовленный для бритья нож о штанину и отложил в сторону. При слове «копуля» его рысьи глаза засверкали от азарта и радости. Теперь в его доме, возможно, появится несколько ценных клыков, вкусное мясо, а у сына – отличные сапоги.