Ирина Туманова - Однажды в Одессе-2 Страница 4

А пока Светлане оставалось только ждать и надеяться. Надеяться и ждать. И снова ждать и вновь надеяться. А Ольга всё не объявлялась. Вот в это время судьба-злодейка решила проверить на прочность моральные устои детективного агента, борца с человеческими пороками. В виде провокации она подбросила Светлане симпатичного карманного воришку, представителя той самой неуважаемой профессии, которых Светлана презирала всей своей чистой незапятнанной душой.

Одним неласковым и поздним вечером Светлана возвращалась с работы домой. Поздним потому, что накопившиеся дела не отпустили ее домой в обычное время, а задержали до времени позднего, немного необычного, когда улицы полны неожиданностей и все кошки стали черными. В трамвае кроме нее нашлось с десяток таких же припозднившихся людей с усталыми, заезженными лицами. Их головы мотались в такт движению трамвая, их глаза смотрели сквозь время, куда-то в теплую сонную даль. В такой разнеженной полудреме пребывала и Светлана, замученная четырех, пяти и даже шестизначными цифрами бухгалтерского учета.

Она стояла на задней площадке трамвая и рассеяно наблюдала за тем, как быстро уходят рельсы в темноту. Темнота упрямо бежала за трамваем, но всё никак не могла догнать маленький дребезжащий вагончик, который спасался от прожорливой темноты с помощью десятка тусклых лампочек-фонариков. Они освещают салон таким спокойным неярким светом, который еще сильнее вгоняет в сон последних пассажиров.

Глаза у Светы закрываются: она видит белый лист бумаги, а на нем много-много вздорных единиц, двоек, троек… Они свалились в безобразную кучу, и Света знает, что эту кучу ей придется разгребать. Одной, без Ольги…

Вдруг она чувствует, как к ней в карман прокралась теплая и мягкая рука. Но это не ее рука. Обе ее руки лежат на поручне и пытаются удержать уставшее, полуспящее тело в горизонтальном положении. А в кармане у нее лежал маленький пухленький кошелек, который она наполнила деньгами. Как раз сегодня, в день зарплаты. И положила его близко, так чтобы чувствовать его бедром, чтоб не ушел он незамеченным в чужие, воровские руки, как тогда, однажды в Одессе. Но эти руки снова тянутся за ним! Маленький и пухленький в опасности!

Не оглядываясь назад, Светлана говорит не своим голосом и не своими словами. И голос и слова она позаимствовала у своей более агрессивной подруги. У Ольги были основания вести себя чуть агрессивно: черный пояс, тренировки, уверенность в себе, опыт боевых действий на пустыре, где она забивала ногами пойманного маньяка – любимого Мишу… Мишеньку… Мишеля… Светлана нагло блефовала. Причем, она сама не понимала, как вырвались из нее эти грозные чужие слова:

– Я тебе руку сломаю…

Сказала и испугалась больше сама, чем тот несчастный, которого она вот прямо сейчас хотела сделать беспомощным калекой. Тот, кто стоял у нее за спиной, как будто бы не сильно испугался, но продвижения во глубину кармана прекратил.

– Ну, ломай, – великодушно разрешил вор.

Светлана обернулась. Они стояли в ряд. Их было двое. И по внешнему виду – оба не студенты-очкарики интеллигентного филологического факультета. По внешнему виду оба отчетливо напоминают людей очень бесчестной профессии. Один, правда, напоминал чуть меньше. А вот из другого так и перло криминальное прошлое, настоящее и будущее. Тот, что поизысканней, лез в карман Светлане, а тот, что понаглей стоял на стреме, закрывая своим телом некрасивую картину скрытого отъема денег у зазевавшейся гражданки.

Молчание на задней площадке трамвая затягивалось и становилось всё напряженней. Молчание надо было разряжать каким-то действием. Тут уж либо Светлана должна начать ломать руку, как и обещала. Либо пойманная рука должна стремительно покинуть чужой карман. Как не удивительно, но победила в этом поединке нежная Светлана – ей даже не понадобилось демонстрировать свою жестокость, которой, к сожалению, она не обладала. Рука вора так же мягко и осторожно ушла из ее кармана, ушла пустая, без кошелька. Зато и не сломанная.

Светлану начало потряхивать, она опять столкнулась с криминалом, но в одиночестве, без Оли. «Что дальше? Кричать, как водится: «Караул! Грабят!» или промолчать? Пусть вор уходит спокойно, ненаказанным? А кто ж его накажет?» – спрашивала она сама себя. И стало Светлане еще страшней, когда посмотрела она за мрачное окно, где темнота преступная и все кошки черные, как бандитский знак. – «А если они меня накажут? Как это ни глупо, но они, наверняка, в обиде на меня за то, что не дала им выкрасть собственный кошелек».

Но воры тоже были в некой релаксации по случаю позднего вечера, неяркого освещения и усталости, накопившейся за рабочий день. Тот, что на стреме – готовился сойти на остановке, к которой тихо подползал полууснувший маленький трамвай. Второй как будто следовал за ним. Светлана уже собирается вздохнуть с облегчением, и даже задерживает дыхание, дожидаясь команды: «Всё позади! Свободное дыхание». Но видит, что на выход приготовился лишь один. Второй имеет желание проехать дальше. Друзья-карманники о чем-то негромко говорят, совсем негромко матерятся и прощаются слегка недовольные друг другом. Один уходит, один остается. Команды: «Всё позади! Свободное дыхание» так и не последовало. Остался тот, который лез в карман. Как видно, его обидело желание Светы сломать ему рабочую конечность, возможно, его задела грубость, жадность пассажирки. Во всяком случае, Светлана только так объяснила себе его нежелание уйти в ночь, вслед за первым.

«Ишь, как обнаглели, сволочи, ничего не боятся! – сама боясь, но негодуя, думала она. – За руку схватила, а он даже сознание от страха не потерял. Я же сейчас еще буду его бояться и извиняться за свою необоснованную жадность».

Но вор, казалось, не держал зла. Вид его приобрел даже некоторую галантность, лишь только его напарник – грубый и невоспитанный парниша, исчез в ночи. Всё было странно в этот час: куда-то тихо ехал по мрачному тоннелю ночи темный уснувший трамвай. На задней площадке, у черного стекла стояли двое: карманный вор и она, бывший детективный агент, борец за чистоту помыслов и рук.

Как только он заговорил, враждебное напряжение стало понемногу проходить. Его голос оказался нежным и волнующим, как песня ночной птицы в тихом, глухом лесу. Пока он говорил – Светлана забывала о его руке в своем кармане. Когда он ненадолго умолкал, по спине опять ползли холодные мурашки страха, презрения и злости – это же вор!

Она не знала, что ему надо от нее. Несчастный кошелек? Зачем? Из принципа, чтобы отчитаться перед своим дружком и перед своим Эго? А может он жаждет наказания за свой провал? Она не знала, что ему надо. Но видно по всему – он ехал с ней не просто так, и говорил не просто так… а чтоб понравиться???

Светлану эта догадка так поразила, как будто она была седым горбатым дедом, а не девушкой, довольно привлекательной, особенно в ночи, когда полам так хочется любви.

– Ты не боишься так поздно одна? – как будто пугая ее, спрашивает мужчина, но таким голосом, что хочется испугаться немного, а потом как бы в страхе, прижаться к нему…

Светлана злится на себя невероятно за такие провокационные желания, и пугает изо всей силы сама себя – голосом злобным и сварливым: «Сейчас дойдешь с ним до темного переулка и так прижмешься к нему от страха – не оторвать. Там он тебя напугает – сразу на две статьи, это в лучшем случае… А в худшем – напугает и на третью, до смерти».

А вор продолжает ее нежно пугать, не дожидаясь темного переулка:

– Как такую красивую отпускают вечером одну? Неужели никто не ждет и не встречает? – волнуется он за ненужную и красивую.

И чуть прижимается к ней плечом. И чуть тише говорит, а чтобы слышно было его полуинтимный шепот, он наклоняется к Светлане ближе. И ей уже совсем не страшно в такую воровскую ночь. И ей почти не грустно, что ее никто не ждет и не встречает у подъезда в такую романтическую ночь.

– И не встречает. И не ждет. И отпускают, потому, что одна я, не у кого мне отпрашиваться, – чистосердечно, как на суде, признается Светлана.

И тут же хочет удавить себя за излишнюю откровенность, которая для криминального элемента как сигнал к действию. Но он не торопиться ограбить, изнасиловать, а напоследок еще и убить одиноко проживающую девушку. Ему что-то надо от нее, но не понятно что. Он прижимает одинокую, ничью еще чуть крепче, но всё также мягко. И Светлане кажется – она знает, что ему надо. Его рука ложится на ее бедро, как раз на уровне кармана. И голос боевой подруги Ольги опять автоматически, не спрашивая Свету, говорит грубые слова:

– Ты карманы у меня проверяешь?

Светлана не хотела этого говорить. Она хотела стоять молча и рассеянно наблюдать, как рельсы поглощает романтическая ночь. Она хотела смотреть полузакрытыми глазами в непроглядную темноту и рисовать неясные картины неясных желаний. Она хотела хоть раз в жизни нарушить правильные установки правильного маньяка Михаила и совершить какое-нибудь безрассудство. Поцеловаться, например, в трамвае с этим отрицательным и всеми порицаемым субъектом.