Вера Камша - Зимний излом. Том 2. Яд минувшего. Ч.1 Страница 7

Мороженые булыжники притягивали Луизу, как капуста кошку, но Эйвон был таким трогательным, не огорчать же человека. Не прошло и недели, как госпожа Арамона согласилась подняться в полдень на заветную вершину, благо Айри с Селиной отправились на прогулку, а Мирабелла засела в церкви. До ужина драки не предвиделось, и дуэнья с чистой совестью удрала на свидание. Должна же она хоть раз в жизни услышать настоящее признание, женщина она, в конце концов, или подушка?!

Не очень юная и совсем не прекрасная дама перепрыгнула с одного обломка на другой, в животе самым непристойным образом заурчало. Святая Октавия, когда она в последней раз ела мясо, а не солдатские подметки?! Тогда же, когда в последний раз видела приличный хлеб! Желудок откликнулся на неуместные воспоминания новой трелью, и Луиза остановилась – представать перед поклонником под музыку не хотелось.

Женщина втянула живот, нагнулась, разогнулась, глубоко вздохнула, как учила маменька, и усмехнулась: Аглая Кредон при виде надорских разносолов упала бы в обморок, а господин Креденьи вышвырнул бы поваров на улицу. Только где они сейчас, маменька с господином графом?

Луиза ночь за ночью объясняла себе, что бояться нечего: обитатели улицы Хромого Цыпленка вне опасности и празднуют Излом в свое удовольствие. Сидят себе в одном из поместий Креденьи, едят, пьют, разбирают подарки… Кто знает, вдруг маменька на старости лет затащила графа к алтарю. С нее сталось бы упереться и не трогаться с места без обручального браслета, а господин Креденьи свою тесемочницу любит, что бы он ни говорил.

Понимал ли отец, что за медовая змеюка ему досталась? Раньше Луизе казалось, что мать напрочь заморочила любовнику голову, но последний разговор все изменил. Граф Креденьи с ходу раскусил дочь, которую и видел-то раз в год по обещанию. Неужели за сорок с лишним лет он не разобрался в любовнице?

Ноги начинали замерзать, и капитанша полезла вверх. Слева громоздились утыканные облетевшими кустами скалы, справа тянулся пятнистый от осыпей обрыв, под которым струилась дорога. Поедешь на север, найдешь Савиньяка, на юг – вернешься в Олларию… Если Раканышу ничего не свалилось на голову, он уже при короне.

Под каблуком хрустнул ледок, послышалось тихое журчание – до источника Вепря, о котором говорил Эйвон, было рукой подать. Женщина ускорила шаг, стараясь не думать о кэналлийце и помирающей Катари. Вот бы расчетвериться и попасть в Фельп, Креденьи и Олларию, не покидая Надора. Или хотя бы раздвоиться…

Тропка обогнула чудовищный, белый от времени и инея пень и растаяла среди припорошенных снегом руин. Грубо обтесанные глыбы мешались с беспорядочно разбросанными валунами, среди которых пробивался родник. Подходящее место для разыгравшихся котят. Соберись Айри бежать с возлюбленным, она наверняка бы затащила избранника на эту скалу вместе с лошадьми. Дурочка, да что она знает о любви? Что она вообще знает?

Госпожа Арамона медленно побрела к украшенной ледяными наплывами скале, из которой и бил ключ. Тихо шуршал гравий, цвел радужными искрами иней, игриво плескались хрустальные струйки. Сегодня на вершине все казалось зачарованным: сглаженные веками статуи, вцепившиеся в камень кусты, прозрачная дымка на небе, поющая вода, через которую еще нужно было перебраться.

Далеко внизу зазвонил колокол – начиналась Полуденная служба! За ужином вдоволь намолившаяся Мирабелла устроит сбежавшим допрос с пристрастием, – и как не надоест?! Луиза и сама знала толк в скандалах, но после них Арнольд поджимал хвост, Мирабелла же вылезала из потасовок на трех ногах и все равно не унималась.

Родник все так же резво прыгал с камня на камень, но сказка исчезла, остался страх поскользнуться. Вообще-то источнику полагалось бить в низине, а не на вершине горы, но в Надоре все через пень-колоду: свихнувшаяся хозяйка, затюканные домочадцы и холод. Замок выстыл не от зимы – от ненависти, да не простой, а протухшей. Луиза провела здесь меньше месяца, и только мысли о кэналлийце в Багерлее мешали капитанше сгрести дочь в охапку и сбежать.

Заговорщица Айрис каждый день выезжала «навстречу Реджинальду», а по вечерам если не грызлась с маменькой, то расписывала будущую жизнь с Эпинэ. Луиза слушала, готовясь хватать заговорщицу за хвост, а Эйвон вздыхал и бормотал о заповедном утесе. Это было забавно…

Госпожа Арамона выглянула из-за камней и тут же увидела сутулую спину: Эйвон впился взглядом в полуразрушенную лестницу. Бедняге и в голову не пришло, что его дама пройдет вдоль обрыва.

Луиза с силой сжала губы, чтобы они покраснели, – еще один маменькин секрет. Ларак подошел к самому краю площадки и замер. Облезлый граф с больным желудком, возмечтавший о вдовой капитанше, двадцать лет сохнущей по герцогу. Дурак! И она дура, что на старости лет потащилась на свидание. Да еще в сапожках для верховой езды.

Женщина хмыкнула, вытащила из-под капюшона пару прядок и покинула свое убежище.

2

– Это вы? – Умный вопрос, ничего не скажешь. Нет, это не она, а Беатриса Борраска!

– Разумеется, я, – с достоинством, как и полагается уважающей себя даме, произнесла капитан-ша. – Я перешла ручей.

– Но там так опасно! – разволновался Ларак. – Тропинка в нескольких местах осыпается.

– Я не заметила, – колокольное дребезжание нужно забыть и побыстрее, – дорога была такой красивой.

– Обопритесь на мою руку, – взгляд Эйвона стал еще более собачьим, чем всегда, – я покажу вам Камень Окделлов.

– О, я так давно мечтаю его увидеть. – Да провались он, этот камень, вместе со всем Надором.

В глазах Ларака вспыхнул благоговейный огонь:

– Будущий Повелитель Скал, – выдохнул влюбленный, – в ночь совершеннолетия проводил время прикованным к родовому камню. В полночь к нему приходил глава Дома и задавал Великие Вопросы. Сын отвечал, а ответив, приносил клятву Скалам. Последним, кто прошел посвящение, был Алан Святой…

– Оказаться здесь, ночью, одной… – Чего еще ждать от Окделлов, но какой повод испугаться. – Граф, я бы умерла от страха.

– Вы – женщина, – возвестил Эйвон, – ваш удел – красота, робость и слабость, а удел рыцаря – служение Создателю, сюзерену и возлюбленной.

Видел бы несчастный, как робкое создание колотило законного супруга и рвало патлы кухарке. Или как волокло с пожара суконный скаток.

– Не все женщины слабы, – капитанша поправила «непослушный локон», – ваша племянница сильней многих рыцарей.

– Мирабелла слишком много страдала, – заученно пробубнил Ларак. – И потом… Я ее называю кузина, это более сообразно ее положению. Сударыня, мы пришли. Вот он!

Знаменитый камень оказался здоровенным валуном, украшенным позеленевшими кабаньими головами, одна из которых все еще сжимала в пасти кольцо. Подслеповатые злые глазки смотрели подозрительно, и незваная гостья торопливо отвернулась. Легендарные вепри до отвращения напоминали тварей, украшавших маменькин комод, которого маленькая «Улиза» боялась до дрожи. Ей казалось, что внутри живет кто-то страшный, он рано или поздно вылезет и всех сожрет, а вот госпожа Кредон деревянное чудище прямо-таки обожала. Луиза не удивилась бы, узнав, что маменька поволокла комод с собой, а если господин граф заставил ее уехать налегке, ему по гроб жизни обеспечены тяжкие вздохи и слезки на ресницах. Что такое спасенная жизнь в сравнении с пропавшей мебелью? Ерунда!

– Потрясающее зрелище! – голосом нищего на паперти пропел Эйвон. – Не правда ли?

Надо было ахать, а в голову, как назло, не лезло ничего подобающего.

– Я вижу, вы потрясены…

Госпожа Арамона пошевелила негнущимися пальцами ног. Правильно, что временем любви считают весну, весной ничего не обморозишь, и каштаны на голову не сыплются. Благородный влюбленный терпеливо ждал, глядя то на святыню, то на свою спутницу.

– Страшно подумать, что видел этот утес, – выдавила из себя капитанша, представляя себя прикованной к маменькиному комоду. – Но как вышло, что после Алана никого не привязывали?

А стоило бы. Не к скале, так к комоду, и на всю ночь, вдруг бы да помогло!

– Алан погиб, когда его сыновья были совсем детьми. – Простая скорбь на худом лице Ларака стала вселенской. – Он унес тайну в могилу, а его старший сын принял смерть вдали от Надора. Мой предок Люсьен Ларак привез малолетнему племяннику снятый с убитого родовой медальон, но это все, что он мог.

Ну отчего же, еще можно было приковать нового Окделла к скале и приковаться рядом со всеми чадами и домочадцами. Каменюк здесь хватает, и вообще, собирается граф объясняться или нет, холодно же!

– Рядом с этим камнем я чувствую себя совсем маленькой. – Это даже не вранье, гаже этих замшелых каменных морд только маменькины, деревянные. – Мне страшно!

– Как тонко вы чувствуете, – восхитился Ларак. – Поверьте, это дано немногим.

– Вы слишком добры. – Нос у нее, без сомнения, красный, но влюбленным рыцарям красные носы не страшны. – Но неужели вас не пугают эти звери?