Дмитрий Медведев - Евротур. Бешенство

Дмитрий Сергеевич Медведев

Евротур. Бешенство. Первая редакция

Предисловие

Примерно за неделю до того, как все началось, я проснулся посреди ночи от непонятного кошмара. Я сел на ставшую липкой от пота простыню, стиснул взмокшими пальцами одеяло и попытался прийти в себя, мерно и глубоко вдыхая врывающуюся через открытую форточку ночную прохладу. Как назло, я сразу же забыл, что именно было в том сне и что меня так напугало. Помнится, тогда я встал и прошел на кухню, выпил немного воды и решил постоять несколько минут у окна, посмотреть на спящую улицу своего провинциального городка, дабы окончательно убедиться, что на родной улице все спокойно и можно вернуться в постель.

Тускло горел фонарь, единственный работающий из четырех, что стояли во дворе моего дома. Сухой потрескавшийся асфальт, молодая травка на неопрятных газонах, с трудом пробивающаяся сквозь окурки и пустые бутылки, припозднившийся алкоголик, не нашедший в себе сил дойти до дома и провалившийся в объятия Морфея прямо на лавочке у соседнего подъезда — все, как всегда, и в то же время в привычные ощущения вкралось нечто новое, настолько чужое и незнакомое, что подобрать какое-то объяснение этому было крайне затруднительно.

В голове с потрясающей ясностью возникло понимание того, что привычной жизни вот-вот наступит конец. Как будто некто могущественный и всезнающий неторопливо каллиграфическим почерком вывел эти слова на полотне моего разума, и они тут же загорелись яркими огнями, как неоновая реклама. Да, мир перевернется, а вместе с ним сделает сальто-мортале и моя нелепая жизнь, смысл которой я перестал видеть ровно в тот момент, когда пришлось расстаться с наивными детскими мечтами и подростковыми надеждами. Мечты не сбываются, а желания не исполняются.

Я постоянно принимал не те решения и шел не за теми людьми, и мне никак не удавалось вырваться из замкнутого круга. Задним умом я прекрасно осознавал, что прекратить бесконечное барахтанье в круговороте одних и тех же мыслей и следующих за ними поступков можно лишь в том случае, если все вокруг резко изменится, если случится что-то невероятное. Я и не знал, что это невероятное уже притаилось за дверью и вот-вот громко и требовательно постучит в нее, заставив старую дубовую древесину возмущенно заскрипеть.

Мне всего двадцать четыре, и последние пять лет моей жизни пронеслись, как скоростной поезд, промелькнули и исчезли, точно их никогда и не было. Эти было время полной растерянности и глубокого одиночества — наверное, так ощущает себя практически каждый представитель моего поколения, от домоседов и скромниц до королев вечеринок и молодых, но уже преуспевающих бизнесменов. Мы рождены заблудшими, и с каждым днем суматошной жизни это ощущается все острее. Выйдя из стен школы или института просто не знаем, куда идти, и, самое главное, не хотим. У нас нет великой цели, да и нам никто не дает времени и права на ее поиски — со всех сторон лезут, указывают, что нужно делать и сколько зарабатывать, чтобы быть счастливым, с какими людьми общаться и каких обходить стороной. Словом, молодежь еще никогда не была настолько несвободной, и это не смотря на открытые границы, глобализацию, социальные сети и прочие вроде бы преимущества.

Да, конечно, я в сотый раз повторяю чужие слова и озвучиваю всем хорошо известную правду. Мы ж все знаем, что так оно и есть, а если кто и не знает, то все равно подспудно чувствует, что человеческая цивилизация давно сошла с рельс, ведущих к светлому будущему, и на всех парах несется к обрыву, и обрыв этот близок как никогда прежде. Все знаем, все понимаем, но делать ничего не будем, потому что смысла в этом нет, один ведь в поле не воин, да и за кредит пора платить.

Мне всего двадцать четыре, и, если честно, я не очень хорошо помню свою жизнь с того момента, как окончил школу. Воспоминания за последние семь лет были размазаны постоянной спешкой и суетой и растерты переживаниями и тревогами до совершенно неузнаваемого вида. Причиной тому было, наверное, то, что с началом взрослой жизни в сердце больше не осталось мечты, которую лелеет каждый ребенок. Я отмахнулся от нее, как от надоедливой мухи, и стал делать все возможное, чтобы поскорее вписаться в систему взрослой жизни и примерить на себя роль ничтожного малого и ничего, в сущности, не значащего элемента громадного механизма.

Первое высшее образование, подработки, друзья, иногда девушки. Потом поездка в Польшу и второе высшее образования, с которым в следующем году тоже будет покончено. В личной жизни, кстати, все было более или менее ровно и безэмоционально — девушки приходили в мою жизни и уходили из нее, не оставив в сердце сколь-нибудь значимого следа. С последней прожили вместе полгода, а потом она укатила на летнюю практику в США, да там и осталась.

Я никак не мог ожидать, что старые мосты, которые строились в течение всей недолгой еще сознательной жизни, сгорят в один миг, как и все остальное, осточертевшее, но привычное, и мир даст мне крепкого пинка под зад. Мол, все надоело? Замечательно, давай с чистого листа, только ты уж сам выкручивайся. Наверное, я был далеко не единственным, кто прогневал Вселенную, раз уж пострадало так много ни в чем не повинных людей. Так или иначе, просто так ничего не случается и, даже если все очень плохо и надежды нет, наш долг — бороться и жить, ибо именно выживание стает тем самым вожделенным смыслом, которого нам всем так не хватает.

1. Старые друзья

Шел седьмой день моего пребывания в родном городе. В Ижевск я не приезжал с сентября, и истомленное ностальгией сердце никак не давало покоя — надо вернуться хоть на две недели, повидаться с семьей и друзьями, и точка. Что ж, сказано — сделано, тем более что в Польше меня в тот момент ничего не держало. На учебе был перерыв, связанный с майскими праздниками, постоянной работой я пока не обзавелся, ну а девушка, как я уже рассказывал, давно пошла своей дорогой.

Как это часто бывает у тех, кто возвращается домой из-за границы, первые пару дней меня переполняла эйфория — вот он, родной город, родной дом, плохие дороги и хорошие друзья и, конечно же, семья, которой мне так не хватало. Но, как и все прочие сильные эмоции, эйфория не может длиться долго, и где-то на четвертый день пребывания в родных пенатах я вдруг осознал, что мне здесь решительно нечего делать. Но менять билеты на более ранний срок было накладно, а снова просить денег у родителей не хотелось, и я смирился.

Поэтому, когда мне позвонил старый приятель Ваня и предложил отправиться на выходные к нему на огород, я сразу же согласился — все лучше, чем торчать в четырех стенах или бродить по городу, который за время моего отсутствия совершенно не изменился. Точнее, в центральной части все время что-то строили и перестраивали, возводили торгово-развлекательные центры и кинотеатры, но в родном тихом Ленинском районе все было точно так же, как и на фотографиях десятилетней давности. Время здесь будто замерло, и временами это раздражало, а порой, напротив, вызывало самые теплые чувства.