Кристин Раш - День красных писем

Кристин Кэтрин Раш

День красных писем

Опасно мало знать…[1]

Последний понедельник учебного года, репетиция торжественной церемонии выпуска… После обеда выпускники школы имени Барака Обамы начинают собираться в спортзале, где по традиции им выдают мантии и академические шапочки с бело-голубыми кисточками. Кисточка вызывает наибольшие трудности — на какую сторону ее свесить, может, лучше передвинуть сюда?..

Через несколько дней у ребят начнется взрослая жизнь. Будущее кажется им зыбким и неопределенным, полным пока неясных возможностей.

Возможностей, однако, может оказаться не так уж много, потому что сегодня еще и День красных писем.

Я стою у самого выхода, чуть не на лестничной площадке. На мне повседневная юбка и блузка, которую не жалко. В этот день я всегда стараюсь надеть что-нибудь ненужное, потому что к вечеру рыдающие у меня на плече выпускники испачкают всю блузку слюнями, соплями и размокшей косметикой.

Сильно колотится сердце. Я всего лишь слабая женщина, хотя многие считают меня суровой и жесткой. Тренеру приходится быть жестким. Я по-прежнему тренирую баскетбольные команды, хотя уроки давно не веду — школьное начальство решило, что лучше мне работать воспитателем, а не учителем. Это решение было принято двадцать с лишним лет назад, после моего первого Дня красных писем в школе Барака Обамы.

Я, наверное, единственная из учителей, кто действительно понимает, насколько жестоким может быть это мероприятие. На мой взгляд, неправильно уже то, что День красных писем вообще существует, а хуже всего — что он проводится именно в школе.

Иногда я думаю, этот день следовало бы сделать нерабочим, чтобы дети находились дома с родителями, когда получают красные письма. Или не получают. Такое тоже случается.

Сложность ситуации еще и в том, что мы не можем подготовиться к тому, что нас ждет, — учителя не имеют права просматривать письма заранее. Ничего не поделаешь, это запрещено законом об охране личной жизни.

И правилами путешествий во времени тоже. Существует только один — один-единственный — способ доставки писем: хронокурьер появляется непосредственно перед репетицией церемонии выпуска, раскладывает красные конверты по папкам и тут же исчезает. Письма в конвертах самые настоящие (никакой электроники), написаны от руки на бумаге старинного образца, которую использовали полтора века назад. Только такие письма доходят до адресата: бумага поддается проверке, подпись — идентификации, да и конверты надежно запечатаны и проштемпелеваны.

Очевидно, и в свершившемся будущем ошибки никому не нужны.

Все папки, кстати, надписаны, чтобы письмо попало точно по адресу. И тем не менее письмам полагается быть расплывчатыми и неопределенными.

Я не занимаюсь учениками, получившими свои письма. Для этого есть другие люди — профессиональные балаболы, как я их называю. За небольшое вознаграждение они исследуют текст и подпись, истолкуют смысл письма, а также постараются определить социальный статус, физическое и моральное состояние отправителя.

Я-то считаю, что именно это и превращает День красных писем в надувательство, но ученики не могут этого понять, ведь воспитатели (то есть я) в это время заняты теми, кто никакого письма не получил.

Выделить такого человека в толпе учеников непросто. А предсказать, кто из ребят не получит письма, мы не в состоянии. Об этом можно только догадываться, когда выпускник, поспешно отойдя в сторонку и открыв папку, вдруг застывает, а затем медленно поднимает изумленно-испуганные глаза.

В папке у него либо красный конверт, либо ничего.

А у нас даже нет возможности посмотреть, чья папка пуста.

Мой собственный День красных писем состоялся тридцать два года назад в школе Милосердной сестры Марии в городке Шейкер-Хайтс в Огайо. Это была маленькая католическая школа совместного обучения, принадлежавшая конгрегации Сестер милосердия. Сейчас она уже закрыта, но в то время пользовалась очень хорошей репутацией. Согласно каким-то там опросам, она считалась лучшей частной школой в Огайо, даже несмотря на некоторый консерватизм учебной программы и мощную религиозную составляющую.

К религии, впрочем, я была почти равнодушна, зато хорошо играла в баскетбол, поэтому целых три университета — Калифорнийский в Лос-Анджелесе, Невадский в Лас-Вегасе и Университет Огайо (знаменитые «Каштаны»[2], кстати, именно оттуда) предложили мне свои стипендии. Кроме того, скаут[3] профессиональной лиги, который тоже давно меня приметил, обещал, что я легко пройду пятиступенчатый отбор, если только стану профессионалкой сразу после школы, но мне все же хотелось получить высшее образование.

«Образование ты сможешь получить и позже, — твердил агент. — Любой самый престижный университет с радостью тебя примет, когда ты уже заработаешь славу и деньги».

Но я уже тогда была сообразительной и интересовалась судьбами тех, кто попал в большой спорт сразу после школы. Очень часто, получив серьезные травмы, эти ребята теряли контракты и деньги и в спорт уже не возвращались. Многим приходилось браться за любую работу, лишь бы заплатить за обучение. У большинства же до учебы дело и вовсе не доходило.

Те, кто удерживался в спорте, отдавали большую часть своего заработка всяким менеджерам, агентам и прочим дармоедам. А я смотрела на вещи трезво, и мне было ясно: я невежественная девчонка, у которой только и есть, что неплохие способности в обращении с мячом. Да, я была наивна, доверчива и малообразованна, однако для меня было очевидно, что жизнь продолжается и после тридцати пяти, когда даже самые одаренные спортсменки начинают терять форму.

А о своем будущем я задумывалась достаточно часто. Что со мной будет после тридцати пяти? Я ни секунды не сомневалась: как только мне исполнится пятьдесят, мое будущее «я» напишет мне письмо и поможет определиться с выбором.

Тогда я считала так: все сводится либо к университету, либо к профессиональному спорту. О том, что будет, что может быть иной вариант, я не задумывалась.

Как известно, любой, кто захочет, точнее — каждый, кто ощутит подобную необходимость, может написать письмо себе прошлому. И это письмо будет доставлено адресату накануне выпуска, когда тинейджеры теоретически уже взрослые люди, но фактически еще находятся под опекой школы.

В соответствии с рекомендациями письмо должно быть вдохновляющим. Оно также может предостерегать прошлое «я» от какого-то недоброжелателя, нелепой случайности или неправильного решения.