Коди Кеплингер - Простушка. Лгу не могу

Коди Кеплингер

Простушка. Лгу не могу

Kody Keplinger

The L.O.L. Lying It Loud

Copyright © Kody Keplinger, 2015

© И. Литвинова, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2017

Посвящаю Эми Л.

Моей лучшей подруге по переписке.

Моей Вредной Овце.

Ты всегда веришь в меня.

Даже когда я в себя не верю.

Спасибо тебе.

1

Я, Сонни Элизабет Ардмор, настоящим признаю себя отъявленной лгуньей.

Это не то, к чему я всегда стремилась. Это скорее талант, который не зароешь в землю. Начиналось все вполне безобидно: фальшивыми слезами и всякими уловками я заставляла учителей поверить, что мое домашнее задание съела собака. Потом я взялась сочинять небылицы о своей семье – и мой отец стал бизнесменом мирового уровня, а не тунеядцем и вором, которого упекли за решетку, когда мне было семь лет. Так постепенно ложь стала для меня смыслом и образом жизни.

Но, как бы я ни поднаторела в обмане, в последнее время ничего хорошего он мне не принес. Поэтому прошу внести в протокол: на этот раз я говорю правду и только правду. Целиком и полностью. Даже если это меня убьет.

Чаще всего я обманываю в «плохие дни», и та пятница, когда мой мобильник – допотопный «кирпич» с предоплаченным тарифом и полифоническим рингтоном – решил выйти из строя после шести долгих лет службы, был самым что ни на есть плохим днем.

Ночью мобильник почил мирной и тихой смертью, и я осталась без привычного будильника в пять утра. Я проснулась, когда телефон Эми (разумеется, новейший супердорогой смартфон) завыл как сирена пожарной машины.

Я подскочила с подушек, сердце билось как отбойный молоток, а рядом со мной, на своей половине постели, спокойно посапывала моя лучшая подруга.

– Эми. – Я ткнула ее в плечо. – Эми, выключи эту хрень.

Она застонала и откатилась к краю кровати. Сирена все надрывалась, пока Эми шарила рукой по тумбочке в поисках телефона. Наконец вой прекратился.

– Ради всего святого, почему тебе нужно просыпаться под эти кошмарные звуки? – спросила я, когда она вытянула над головой длинные тонкие руки.

– Это единственный звук, который может меня разбудить.

– Кажется, он с этим едва справляется…

Только теперь до меня дошло, для чего предназначается этот жуткий вой в телефоне Эми. Я должна была проснуться, собраться и выскользнуть из дома до того, как в шесть утра встанут ее родители. Но мой мобильник сдох, часы показывали 6.15, и я, прямо скажем, облажалась по полной программе.

– Почему бы тебе просто не сказать моим предкам, что ты заснула здесь вечером? – спросила Эми, пока я металась по комнате, вытаскивая спортивную сумку с мятой одеждой, которую прятала у нее под кроватью. – Они не станут ругаться.

– Да, вот только они обязательно позвонят моей мамочке и доложат, где я ночевала, – сказала я, просовывая голову в ворот зеленой футболки и спутывая еще больше и без того всклокоченные волосы. – И это вызовет новый шквал вопросов. Поэтому – нет.

– И все-таки я не понимаю, почему ты не можешь сказать им, что она выгнала тебя из дома. – Эми встала с постели и принялась расчесывать свои темные кудри. Вопреки всем законам физики они выглядели идеально даже тогда, когда Эми едва встала с постели. Эми принадлежала к тем редким людям, которые великолепно выглядят даже спросонья. Она могла бы служить рекламой «сна красоты». Я бы ненавидела ее за одно это, если бы не любила так сильно.

– Все это слишком сложно, понимаешь?

Я выхватила у нее расческу и взялась за свои колтуны. Пожалуй, единственное, что у нас с Эми было общего – это безумно вьющиеся волосы. Все мечтают о таких кудрях, но их совершенно невозможно укротить. И если длинные темно-каштановые локоны Эми сохраняли безупречную форму, мои – светлые, до плеч – медленно разрушали мою психику. Чтобы расчесать их утром, требовалась вечность, но сегодня вечности у меня не было.

– Я надеюсь, что вы с мамой скоро помиритесь, – сказала Эми. – Я, конечно, рада, что ты живешь у меня, но все это начинает немного напрягать.

– А то я не знаю. – В самом деле, не ей же сигать из окна второго этажа.

Из холла доносились звуки: мистер Раш ходил по дому, собираясь на работу. А мне, с нечищеными зубами, без капли дезодоранта, пора было уносить ноги.

Я бросилась к окну и распахнула его.

– Если я разобьюсь, произнеси на моих похоронах душераздирающую речь! Но только обязательно смешную, договорились?

– Сонни! – Эми схватила меня за руку и оттащила от окна. – Ни в коем случае. Ты этого не сделаешь.

– Почему нет?

– Во-первых, потому что это опасно, – сказала она. И, решив, что довод слабоват, чтобы удержать меня, добавила: – К тому же ты будешь пролетать мимо кухонного окна. Если мама сядет завтракать и увидит, как ты падаешь с неба…

– Ты права. Черт. Что же делать?

– Просто подожди, пока все уйдут, – предложила Эми. – Потом выскользнешь из дома и запрешь дверь запасным ключом. Он под…

– …цветочным горшком у порога. Да. Я знаю.

И, хотя ее план казался куда более рациональным, он рушил все мои надежды на то, чтобы успеть вовремя. Родители Эми уходили из дома не раньше половины восьмого, так что у меня останется всего пятнадцать минут, чтобы добраться до школы. Как только за Рашами захлопнулась дверь, я поспешила в ванную, чтобы завершить свои утренние гигиенические процедуры, а потом рванула вниз и выскочила из дома.

Я заперла дверь и перебежала через задний двор на Милтон-стрит, к парковке у супермаркета «Грейсонз», где оставила на ночь свою машину.

– Привет, Герт, – сказала я, похлопав по капоту старенького серебристого «универсала». Тачка была с норовом, зато моя. Я забралась на водительское сиденье. – Надеюсь, ты хорошо спала, малышка, но я тороплюсь, поэтому умоляю, не капризничай сегодня.

Я повернула ключ в замке зажигания. Мотор ожил, но не завелся. Я застонала.

– Не сегодня, Герт. Сжалься надо мной!

Я предприняла вторую попытку, и двигатель наконец заурчал, словно Герт услышала мои мольбы. Мы тронулись с места.

К тому времени как я въехала на стоянку для старшеклассников, звонок уже прозвенел, и это означало, что главный вход уже закрыт. Пришлось потревожить миссис Гаррисон, вечно недовольную дежурную, которая меня и впустила.

– Соня, – приветствовала она меня, когда я вошла в вестибюль школы.

Я поморщилась. Видит бог, как я ненавидела – ненавидела – свое полное имя.

– Опаздываешь, – заметила она, будто я сама не знала.

– Опаздываю. Извините, просто…

Шоу начинается.

У меня задрожали губы, и, словно по команде, глаза наполнились слезами. Я уставилась в пол и прерывисто вздохнула.

– Мой хомячок Ланселот умер сегодня утром. Я проснулась, а он… неподвижно лежит… у своего колеса… – Я закрыла лицо руками и всхлипнула. – Простите. Вы, наверное, думаете, что это глупо, но я так его любила!..

– О, моя дорогая…

– Понимаю, это не может считаться уважительной причиной, но я… мне так жаль Ланселота!..

Я забеспокоилась: не переигрываю ли я? Но миссис Гаррисон сунула мне в руку салфетку и сочувственно потрепала по плечу.

– Поплачь, – сказала она. – Я знаю, это тяжело. Когда в прошлом году я потеряла Вискерса… Я напишу тебе записку на первый урок. Объясню, что у тебя дома случилась беда. Не волнуйся. Уверена, тебе простят опоздание.

– Спасибо. – Я шмыгнула носом.

Когда я дошла до класса, где проходил спецкурс по европейской истории, слезы уже высохли, а мистер Бакли уже прочитал половину лекции. К сожалению, он всегда все замечал, так что шанса незаметно пробраться на свое место у меня не было.

– Мисс Ардмор, – раздался его голос. – Решили все-таки присоединиться к нам?

– Извините за опоздание, – сказала я. – У меня объяснительная записка.

Я вручила ему записку. Он быстро прочитал ее и кивнул.

– Хорошо, садитесь. Надеюсь, вы возьмете у кого-нибудь конспекты первой части лекции.

– И это все? – вопросил Райдер Кросс, когда я уселась позади него. – Пришла на полчаса позже и никаких последствий?

– У нее записка от администрации, мистер Кросс, – ответил мистер Бакли. – О каких последствиях вы говорите?

– Ну, не знаю, – растерялся Райдер. – Но она прервала урок, и это уже не в первый раз. В школе, где я раньше учился, в Вашингтоне Ди Си[1], учителя были гораздо строже, и записки редко служили оправданием. А учащиеся гораздо серьезнее относились к учебе. А здесь, кажется, любой повод считается уважительной причиной.

Я закатила глаза так, что даже больно стало.

– Ну так и возвращайся в свою школу, – предложила я. – И не переживай за нас, простых смертных из Гамильтона. Как-нибудь без тебя обойдемся. Уверяю, никто по тебе скучать не будет.

Класс одобрительно загудел. Даже мистер Бакли едва заметно кивнул.