Генри Олди - Призраки Ойкумены

Генри Лайон Олди

Призраки Ойкумены

Пролог

Король:

Мы – пуп земли, мы – центр мирокруженья,И физика тут вовсе ни при чем:Да, вы вольны озвучить возраженья,А мы вольны послать за палачом!

Народ:

У палачей – здоровый цвет лица.Досмотрим же спектакль до конца!

– Ничего не меняется, – сказал Монтелье.

Режиссер обвел таверну выразительным взглядом:

– Решительно ничего. Вы, я, трое головорезов…

Луис Пераль осторожно кивнул. Он не знал, зачем великий Монтелье – человек, чья жизнь расписана по минутам – прилетел на Террафиму, даже не соизволив предупредить драматурга о своем визите. Сколько лет ограничивался перечислением роялти на банковский счет «el Monstruo de Naturaleza», да еще поздравительными эпистолами на день рождения, написанными лаконичным пером секретаря, и вдруг – на тебе! Сеньор Пераль не любил сюрпризов. Сюрпризы превращали его в человека исключительной осмотрительности.

– Те же самые? – Монтелье кивнул на троицу за угловым столиком. – Это с них вы писали Живоглота, Мордокрута и Ухореза?

– Шутите? – улыбнулся Пераль.

– И в мыслях не держал!

Такой ответ дорогого стоил в устах телепата.

– Те красавцы давно умерли. Люди их профессии долго не живут.

– Люди вообще долго не живут, – мрачно заметил режиссер. Сегодня он был склонен к меланхолии. – Вы плохо выглядите, сеньор Пераль. Я тоже плохо выгляжу.

– Возраст, – согласился драматург. – Проклятые годы.

– Хотите сказать, что я вам в отцы гожусь?

– Отец-телепат? – брови Луиса Пераля взмыли на лоб.

Всю осмотрительность драматурга как водой смыло. Острый язык пулей вылетел на авансцену:

– Спаси меня Господь от такого кошмара!

Монтелье протянул руку, длинную и тощую, словно заградительный шлагбаум. Взяв кувшин, режиссер разлил вино по кружкам. На скатерть сорвалась багровая капель, расплылась пятнами. Некоторое время Монтелье изучал пятна с таким пристальным вниманием, что впору было поверить: это тесты на ассоциативное мышление, от которых зависит карьера режиссера.

Карты, подумал драматург. Гадалка над картами. Луис Пераль ничего не знал о пятнах, которые тесты, но в картах он разбирался. Да и в гадалках, если честно. Между столов бродила судьба, старая волчица-судьба: мокрой шкурой воняло так, что глаза слезились.

– Я действительно гожусь вам в отцы, – Монтелье отхлебнул вина, забыв произнести тост. – Это чистая правда. В Ойкумене живут дольше, сеньор Пераль. И сохраняются лучше. Впрочем, Террафима – член Галактической Лиги, а значит, Ойкумены. Со временем у вас возрастет продолжительность жизни. Продолжительность и качество, да.

– Я порадуюсь этому из могилы, – согласился Пераль.

– И я, – Монтелье допил кружку залпом. – Значит, прежние головорезы умерли? Мир их буйному праху. А эти? Вы же не станете упрашивать меня, чтобы я подверг их ментальному насилию?

– Без разрешения? – ужаснулся Луис Пераль. – Без нотариального заверения? Без акта, подписанного телепатом-свидетелем?! Лицензия первой категории… Да что вы такое говорите, сеньор Монтелье! За кого вы меня принимаете?!

– У вас прекрасная память, – буркнул режиссер.

Он вновь обратил лицо к угловому столику, и головорезы встали. Три правых руки легли на эфесы шпаг. Три левых руки закрутили усы винтом. Три смачных плевка шлепнулись на пол, строго на середине пути от жрецов искусства к рыцарям плаща и кинжала.

– Сеньор Пераль! – хором возгласила троица. – Досточтимый сеньор Пераль!

– Я вас слушаю, господа, – драматург скромно привстал.

– Этот сеньор вас обременяет?

– А если я скажу да, господа?

– Не утруждайтесь, сеньор Пераль! Вы только бровью поведите, и этот сеньор пожалеет, что родился на свет. Вам его нашинковать ломтями? Нашпиговать чесночком?

– Заманчивое предложение, друзья мои. Увы, я вынужден отказаться. Этот сеньор – мой благодетель. Отец моей славы, добрый гений моего кошелька. Согласитесь, таких людей не шинкуют без веской причины. Хозяин! Вина благородным сеньорам! Лучшего вина из здешних подвалов! За мой счет!

– Виват Чуду Природы! – гаркнула троица. – Виват!

– Не те, – констатировал Монтелье, с интересом наблюдая за ситуацией. – Жаль. Сейчас бы они стали миллионерами. Продали бы права на мемуары: «Как я служил прототипом»… Хотите знать, зачем я прилетел, сеньор Пераль? Я привез вам два предложения. На первое вы не сможете согласиться. От второго не сможете отказаться.

Возле стола возник папаша Лопес: двести фунтов чистейшего добродушия. Тарелки, миски, блюдца вспорхнули с рук хозяина стаей дроздов – и опустились на стол, не задев друг друга. Куда там! – они даже не брякнули о кружки с кувшином.

– Что это? – спросил Монтелье.

– Свиные ножки, – доложил папаша Лопес. – Душистый перчик, лавровый листик, бутончик гвоздички. Чесночок, морковушка, сельдерейчик. Варим до готовности, запекаем, кушаем. Я бы сказал: кушенькаем.

– А это?

– Свиные ушки.

– Перчик, листик?

– Сеньор кулинар? Добавьте обжарку в меду, и дело в шляпе!

– Но ведь это очень вредно для здоровья!

– Очень, сеньор!

– Вы уверены?

– Никаких сомнений, сеньор! Вредней не сыщете!

– Великий Космос! – Монтелье пальцами взял ломтик жареного уха, принюхался. По лицу его, мрачному лицу циника и тирана, бродила детская улыбка. – Как же это все вредно! А я-то думал, за каким чертом лечу в вашу дыру…

– Дыра, сеньор! – возликовал папаша Лопес. – Исключительная дыра!

– В этой дыре, – добавил Луис Пераль, – я праздновал свой юбилей. Суеверие, знаете ли. Здесь все началось, здесь и закончится. В «Гусе и Орле» однажды справят поминки по вашему покорному слуге. Мы, шуты гороховые, суеверны сверху донизу. Уронив страницу с текстом, я до сих пор становлюсь на колени поверх оброненного. Представляете? А ведь у меня докторская степень…

Монтелье грозовой тучей навис над свиными ножками. Обобщение «мы, шуты» не понравилось режиссеру.

– Под дырой, – заметил он, – я имел в виду всю Террафиму. Сверху, как вы изволили заметить, донизу. Но если сеньоры настаивают…

– Настаиваем! – подтвердили хозяин и драматург.

– Настаиваем! – грянула троица из угла.

– …то кто я такой, чтобы спорить?

Воцарилось молчание, нарушаемое чавканьем и чмоканьем.

– Итак, предложения, – прошло немало времени, прежде чем режиссер откинулся на спинку стула. – Сеньор Пераль, ко мне обратились «Мохендович и внуки». Они хотят новеллизацию «Колесниц судьбы». Имеется в виду художественный текст, написанный по мотивам фильма…

Пераль улыбнулся:

– Я в курсе, что значит новеллизация.

– Но вы не в курсе, что планируется сериал. Фильма не хватит, и вашей пьесы не хватит. Надо будет привлекать дополнительные сюжетные ресурсы. Итак, первое предложение: вы возьметесь писать новеллизацию?

– Нет. Я драматург, а не прозаик.

– Деньги вас убедят?

– Нет.

– Я так и знал.

– Но вы продадите права на создание новеллизации?

– Да.

– С предложениями все. Условия контракта мы обсудим дополнительно. Я летел сюда не за этим, сеньор Пераль. Скажите, как поживает ваш сын?

– Поживает, сеньор Монтелье. Все еще поживает.

– Вы правы. Поживает, и это повод для отцовской радости. Сеньор Пераль, я в курсе проблем вашего сына. Страсть, месть, бегство, погоня…

– Вы хотите мне посочувствовать?

– Нет.

– Хотите выразить свое сочувствие моему сыну?

– Нет. Моя профессия – жестокая профессия.

– Тогда чего же вы хотите?

– Я предлагаю сделать историю Диего Пераля частью будущей новеллизации. Сиквел «Колесниц судьбы». Судьба отца и сына, как перекличка через тридцать лет. Это лучший сюжетный ход из всех, мне известных. Если вы согласитесь, я уже сегодня начну думать над новой визуализацией. Книга не написана, мы даже не знаем, кто возьмется ее писать, но клянусь вам, сеньор Пераль… Это будет бомба в мире арт-транса. Вам нравится название «Тридцать лет спустя»?

Луис Пераль поднялся из-за стола:

– Господа! Минуточку внимания!

– Виват Чуду Природы! – откликнулись головорезы.

– Господа, вы предлагали мне нашинковать ломтями этого сеньора. Предложение остается в силе?

– Обижаете, сеньор Пераль! В любой момент!

– Благодарю вас, друзья мои! В случае необходимости вы будете первыми, к кому я обращусь за содействием. Итак, сеньор Монтелье, – драматург наклонился к режиссеру близко-близко, едва не упершись лбом в лоб телепата. Казалось, «el Monstruo de Naturaleza» желал перекачать мысли собеседнику напрямую, кратчайшим путем, – вы прилетели на Террафиму, чтобы уговорить меня продать вам жизнь моего сына. Дьявольское искушение, право слово! Вы – сам сатана, приятель! И знаете, что? Я согласен! Но при одном условии…