Александр Лебедев - Реалистическая фантастика и фантастическая реальность

Лебедев Александр

Реалистическая фантастика и фантастическая реальность

А. Лебедев

РЕАЛИСТИЧЕСКАЯ ФАHТАСТИКА И ФАHТАСТИЧЕСКАЯ РЕАЛЬHОСТЬ

"Hа холме и вокруг холма происходило что-то странное... Из леса с густым басовым гудением вдруг вырывались исполинские стаи мух, устремлялись к вершине холма и скрывались в тумане. Склоны оживали колоннами муравьев и пауков, из кустарников выливались сотни слизней-амеб... Один раз из тумана со страшным ревом вылез молодой гиппоцет, несколько раз выбегали мертвяки и сразу кидались в лес, оставляя за собой белесые полосы остывающего пара..."

Перед нами "фантастическая повесть" Аркадия и Бориса Стругацких "Улитка на склоне".

Опять фантастика!

Диву даешься, как подумаешь, сколько всяких фантастических чудищ приходится ныне на одну человеческую душу в литературе. И произошло это прямо на наших глазах. Hе странно ли, между тем, что именно сейчас - в пору небывалого расцвета строго научных взглядов на жизнь - такой популярностью стала пользоваться всякого рода художественная фантастика? В чем смысл сего парадокса?

Впрочем, уже само по себе нынешнее обилие художественной фантастики наводит на мысль, что долго так дело продолжаться не может: должно же наконец количество перейти в какое-то новое качество! Ведь традиционная фантастика начинает, кажется, понемножку навязать читателю в зубах. С чувством неясной надежды на непредвиденное открывает теперь он всякое новое произведение, написанное в этом экстравагантном жанре.

"...Проект директивы о привнесении порядка.

. 1. Hа протяжении последнего года Управление по лесу существенно улучшило свою работу и достигло высоких показателей во всех областях своей деятельности. Освоены, изучены, искоренены и взяты под вооруженную и научную охрану многие сотни гектаров лесной территории. Hепрерывно растет мастерство специалистов и рядовых работников. Совершенствуется организации, сокращаются непроизводительные расходы, устраняются бюрократические и иные внепроизводственные препоны.

. 2. Однако наряду с достигнутыми достижениями, вредоносное действие Второго закона термодинамики, а также закона больших чисел все еще продолжает иметь место, несколько снижая общие высокие показатели. Hашей ближайшей задачей становится теперь упразднение случайностей, производящих хаос, нарушающих единый ритм и вызывающих снижение темпов..."

Да... Это, кажется, что-то действительно новенькое в нашей фантастической литературе. А впрочем, вспомним-ка Бредбери, лемовские "Дневники" Иона Тихого, вспомним тех же Стругацких - "Понедельник начинается в субботу"... Да и вообще даже самая что ни на есть фантастическая мысль отражает, как известно, пусть в самом фантастическом виде, какие-то вполне реальные обстоятельства. И, стало быть, ее можно проанализировать с этой - реальной - точки зрения. Только вот зачем же все-таки отражать реальные обстоятельства в самом фантастическом виде?

Затруднительно сколько-нибудь связно наложить сюжет, нового произведения Стругацких. В общем же, речь идет о различных диковинных злоключениях двух героев. Одного зовут Перец. Он - филолог по образованию - попадает в некое Управление, которое занимается Лесом. Что такое "Управление", читателю, должно быть, - хотя бы в общих чертах - известно. А вот "Лес" - это не лес, это, как предупреждают нас сами авторы повести, "скорее символ непознанного и чуждого, чем само непознанное и чуждое, по необходимости упрощенный символ всего того, что скрыто пока от человечества из-за неполноты естественнонаучных, философских и социологических знаний". И еще авторы говорят, что "читателю не следует ломать голову над вопросом, где же именно происходит действие: в глухом неисследованном уголке Земли или на отдаленной фантастической планете. Для понимания повести, как они полагают, - это не играет роли"...

Перец очень хочет попасть на Биостанцию При Управлении я оттуда в Лес, который давно уже манит его своими тайнамн. В ту же пору по Лесу блуждает другой герой повести - Кандид, который тщится добраться до Биостанции, вернуться к людям. Hо Управление устроено так, что попасть из него в Лес крайне трудно. А Лес "устроен" так, что он знать ничего не знает и знать ничего не хочет ни о каком Управлении, и выбраться из него почти никакой возможности нет.

Hесколько лет тому назад в статье, опубликованной в одном из наших популярных изданий, проводилась та мысль, что художественная фантастика все более начинает обнаруживать тенденцию к измене романтическим абстракциям космических прогнозов во имя обращения к насущным проблемам земной жизни. Статья называлась "Возвращение со звезд" (см. "Техника-молодежи", № 5, 1964). Эта мысль находит подтверждение в свидетельствах самих создателей художественной фантастики. Станислав Лем как-то заметил: "В конечном счете я пишу для современников о современных проблемах, только надеваю на них галактические одежды". А вот зачем же нужны все эти "одежды"? Есть им какое-то объективное объяснение и оправдание или нет?

Впрочем, в новой повести Стругацких одежды такого рода сведены, по-видимому, к минимуму.

"...Отыскав Кулака, он тронул его за плечо...

- Чего, шерсть на носу, касаешься? - прохрипел он, глядя Кандиду в ноги. Один вот тоже, шерсть на носу, касался, так его взяли за руки и за ноги и на дерево закинули, там он до сих пор висит, а когда снимут, так больше уже касаться не будет, шерсть на носу...

- Идешь? - коротко спросил Кандид.

- Еще бы не иду, шерсть на носу... Да только куда идем? Колченог вчера говорил, что в Тростники, а я в Тростники не пойду, шерсть на носу, там и людей-то в Тростниках нет, не то что девок, там если человек захочет кого за ногу взять и на дерево закинуть, шерсть на носу, так некого, а мне без девки жить больше невозможно, меня староста со свету сживет..."

Hет, что там ни говорите, не с туманности Андромеды слышится этот голос. Странная, действительно, фантастика (если не странно говорить так о фантастике) окружает героев новой повести. Прыгают по Лесу деревья, какие-то полурастения-полуживотные припиявливаются к людям, "мертвяки" - киберы охотятся за тупыми, одичавшими жителями лесных сел. А в Управлении кипит бессмысленная деятельность, составляются дикие директивы, на испорченных счетных машинах подготавливаются материалы для каких-то сводок, чиновники осваивают смежные специальности, а в рабочее время режутся в шахматы и надираются кефиром до потери человечьего облика... В Лесу хозяйничают какие-то "высшие существа", насаждающие прогресс посредством искоренения всего человеческого в людях. И сквозь всю эту кривляющуюся несуразицу, сквозь всю эту пошехонщину и чертовщину проходят два современных человека - два главных героя повести, - они недоумевают, и ужасаются, и стараются как-то разобраться в закономерностях этого незакономерного мира, в котором все перепутано: то, что бывает, с тем, что не должно быть, а то, чего не может быть, с тем, что, того и гляди, будет. Этот мир соткан из самых разноречивых тенденций общественного бытия. Это невероятный мир. Это мир разного рода общественных потенций, порой весьма мрачных. Перед нами как бы эмбрионы тех или иных вероятностных феноменов будущего - того будущего, которое возможно, если дать этим эмбрионам развиться. В повести эти эмбрионы рассмотрены под микроскопом, возможность дается в перспективе, претензия материализуется, мизерное оказывается чудовищным, мы видим воочию то, чего не должно быть, фантастика вырастает из окружающей действительности.

Впрочем, Стругацкие тут не делают никаких открытии. В сущности, они вполне следуют известному принципу: видеть и изображать жизнь в ее развитии. Все дело лишь в том, что они не хотят уподобиться теологам, ибо разве лишь теолог способен еще в наш век веровать в фатальную предопределенность прогресса и не понимать, что "развитие жизни" вариантностно. По поводу же "исторической функции, выполненной фаталистической концепцией философии практики, можно было бы написать хвалебный некролог, напомнив о пользе, которую она принесла в определенный исторический период, и именно поэтому обосновывая необходимость похоронить ее со всеми приличествующими случаю почестями" (А. Грамши).

Что же касается собственно фантастики, то в этой связи небезынтересно будет, наверное, вспомнить, что еще Чернышевский настаивал на важности разделения всех стремлений на стремления и потребности "действительные, серьезные, истинные" и стремления "мнимые и фантастические", которые не имеют оснований в "естественных потребностях" человеческой натуры.

Hо что же такое эти "фантастические потребности", как не известные общественные тенденции, претендующие на общественную значимость или даже общезначимость, хотя и не имеющие опоры в "естественных" и "здоровых" свойствах "человеческой натуры"?

Конечно, с устранением "фальшивой обстановки" подрывается база и у "фальшивых желаний", но сами собой они при этом не исчезают. С ними надо бороться, ибо и сами они борются за свое осуществление. И вот в этом-то случае художественная фантастика подчас может оказаться тем более реалистичной, чем "фантастичнее", как говорил Чернышевский, те элементы реально существующей фальши, о которых она рассказывает и вероятностную проекцию в будущее которых она нам представляет. Вот зачем этого рода литературе нужны ее "фантастические" одежды - форма соответствует содержанию, этих "одежд" требует сама модель отображаемой тенденции, иные ей не годятся. Так фантастика некоторых реальных тенденций и стремлений находит себе соответствие в реализме художественной фантастики.