Снежное видение. Большая книга рассказов и повестей о снежном человеке - Михаил Фоменко

СНЕЖНОЕ ВИДЕНИЕ

Большая книга рассказов и повестей о снежном человеке

Составление и комментарии М. Фоменко

Эдвард Ф. Бенсон

РОГ УЖАСА{1}

Все минувшие десять дней Альхубель{2} купался в зимнем сиянии, достойном царственной высоты в шесть с лишним тысяч футов над уровнем моря. От восхода до заката солнце (столь удивительное для людей, привыкших к виду бледного, холодного диска, что едва проглядывает сквозь туманы Англии) прокладывало огненный путь в сверкающей синеве, и каждую ночь звезды искрились блестящей алмазной пылью в недвижном и безветренном морозном воздухе. К Рождеству легло достаточно снега, и лыжники были счастливы, а большой каток, который ежевечерне поливали, по утрам приветствовал конькобежцев свежей ледовой гладью, готовой к их скользким и изысканным коленцам. Вечерние часы пролетали за бриджем и танцами, и мне, впервые испытавшему радости зимы в Энгадине{3}, казалось, что новые небеса и новая земля были усердно подсвечены, подогреты и охлаждены в награду тем терпеливым людям, что подобно мне целый год мудро откладывали дни отдыха на зиму.

Но внезапно идеальная погода переменилась: как-то во второй половине дня солнце заволокла дымка, и ветер из долины на северо-западе, нестерпимо холодный после многомильного полета над покрытыми льдом скалами, ворвался в безмятежные чертоги небес. Вскоре закружилась снежная пелена — сперва небольшие снежинки, гонимые почти горизонтально студеным дыханием ветра, затем крупные хлопья, похожие на лебяжий пух. И хотя почти две недели я не в пример меньше размышлял о судьбах народов и таинствах жизни и смерти, чем о задаче начертить на льду лезвиями коньков{4} узоры должной величины и формы, в тот день я мечтал лишь поскорее найти убежище в отеле: лучше было на время оставить повороты и петли в покое, нежели замерзнуть, добиваясь совершенства.

Приехал я вместе с кузеном, профессором Инграмом, знаменитым физиологом и покорителем многих альпийских вершин. Он успел воспользоваться спокойным промежутком и совершил несколько примечательных зимних восхождений, но тем утром чутье к капризам погоды заставило его с подозрением отнестись к небесным знакам, и вместо восхождения на Пиц-Пассуг он решил выждать и посмотреть, оправдаются ли его опасения. Теперь он сидел в зале восхитительного отеля, умостив ноги на батарее с горячей водой, и просматривал последнюю почту из Англии. Среди прочего была доставлена брошюра с отчетом о результатах экспедиции на Эверест; кузен как раз закончил ее читать, когда я вошел.

— Весьма любопытное сообщение, — сказал он, протягивая мне брошюру, — буду рад, если они достигнут успеха в будущем году, они это заслужили. Но кто знает, что ждет их на финальных шести тысячах футов? Шесть тысяч футов после пройденных двадцати трех тысяч могут показаться сущим пустяком, однако пока еще никто не может сказать, способен ли человеческий организм выдерживать физические нагрузки на такой высоте. Нельзя исключать, что разреженный воздух повлияет не только на легкие и сердце, но и на мозг. Могут начаться бредовые галлюцинации. К слову, если бы я не знал, как обстоит дело, то сказал бы, что с одной такой галлюцинацией восходители уже столкнулись.

— С какой же? — спросил я.

— Здесь говорится, что на большой высоте они заметили на снегу следы босых человеческих ног{5}. На первый взгляд, это кажется обманом чувств. Разве не естественно для сознания альпиниста, взволнованного и воодушевленного пребыванием на предельной высоте, воспринять определенные отметины в снегу как отпечатки человеческих ступней? На такой высоте каждый орган тела напрягается до крайности, выполняя свою работу, и мозг, замечая углубления в снегу, говорит себе: «Да, я в полном порядке, я работаю как должно, и вижу углубления в снегу, которые воспринимаю как человеческие следы». Ведь тебе известно, каким беспокойным и обостренным даже на той высоте, где находимся сейчас мы, становится сознание — ты сам мне рассказывал, насколько яркие сны снятся тебе по ночам. Преумножь втрое эти возбуждающие влияния и, соответственно, беспокойное и обостренное состояние сознания, и ты поймешь, что мозг самым естественным образом предается иллюзиям! В конце концов, что есть делирий, часто сопровождающий высокую температуру, как не попытка мозга выполнить свою работу в условиях лихорадки? Мозг так стремится воспринимать, что воспринимает вещи, которых и вовсе не существует!

— И все-таки тебе не кажется, что эти следы босых ног были галлюцинацией, — заметил я. — Ты сказал, что счел бы их обманом чувств, если бы не знал, как обстоит дело.

Он пошевелился в кресле и бросил взгляд за окно. В воздухе висела теперь плотная завеса больших снежных хлопьев, крутившихся в вое налетевшей с северо-запада бури.

— Вот именно, — сказал он. — Вероятней всего, человеческие следы были настоящими следами человека. Во всяком случае, отпечатками ног существа, наиболее близко напоминающего человека. Я говорю это по той причине, что знаю — подобные создания существуют. Добавлю, что однажды я даже видел совсем рядом (уверяю тебя, что ближе я ни за что не захотел бы оказаться, пусть и сгорал от любопытства), скажем так, существо, что могло оставить такие следы. Если бы снегопад утих, я показал бы тебе место, где я с ним повстречался.

Он указал на окно: там, за долиной, высилась громадная башня Унгехойергорна{6} с остроконечной кривой вершиной, напоминающей рог гигантского носорога.

Я знал, что на гору можно взойти лишь с одной стороны, и покорить ее были способны лишь самые опытные альпинисты; с трех других сторон отвесные уступы, перемежающиеся пропастями, делают подъем невозможным. Башня представляет собой две тысячи футов крепчайшей скальной породы; ниже идут пятьсот футов упавших сверху валунов, а у подножия раскинулся густой хвойно-лиственный лес.

— На Унгехойергорне? — спросил я.

— Да. Еще двадцать лет назад вершина считалась неприступной, и я, как и некоторые другие, потратил немало времени на поиски подходящего маршрута. Бывало,