Василий Головачев - Не верю!

Василий Головачев

Не верю!

Статья получилась содержательная, интересная, возбуждающая мысль, и Белов с удовольствием поставил точку. Для газет он писал редко, но эту статью его попросил подготовить приятель, редактор «Известий», поскольку и среди антропологов, и в более широких кругах уже долгое время шла дискуссия — родственники мы обезьян или нет? Сам Белов ортодоксом себя не считал, с оглядкой, но принимая теорию Дарвина о происхождении видов. Тем не менее у него, палеоантрополога с десятилетним стажем работы, кандидата биологических наук, сложились свои взгляды и на теорию, и на багаж фактов, ставших достоянием ученых.

К примеру, он давно искал настоящего предка человека, будучи уверенным в том, что им не могла быть обезьяна. Это доказывало строение ее стопы. После находок костей австралопитека, жившего четыре миллиона лет назад, стало окончательно ясно, что хотя он и вовсе не слезал с дерева, чего вроде бы требовала эволюционная теория, однако стопу имел гораздо больше похожую на человеческую.

В дверь позвонили.

Белов, занятый своими мыслями, оторвался от компьютера, глянул на часы. Пора было ужинать. Интересно, подумал он, кто мог прийти, не предупреждая о визите? Неужели Александра? Это было бы славно.

Белов невольно поморщился, так как чувствовал себя неуютно после вчерашней ссоры, хотя начал разговор не он, а Саша. Понять девушку было можно, так как встречались они уже три года, а о семье речь не шла. С другой стороны, чем ей не нравилось нынешнее положение? Живут же люди без свадеб.

Может, жениться, в конце концов, пришла неожиданная мысль. Как там говорили сатирики? Женись, несмотря ни на что: попадётся плохая жена — станешь философом, хорошая — будешь исключением.

Белов усмехнулся, глянул в зеркало в прихожей: крутой лоб, серые глаза, прямые губы, не урод, однако. Хотя все равно непонятно, что в нем нашла красавица Александра.

Он открыл дверь.

Гостем оказался старый школьный приятель Боря Вистунов. В отличие от Белова он окончил физтех и работал теперь в каком-то из институтов Академгородка под Долгопрудным. Белов же окончил МГУ и стал биологом-анималистом, а потом и палеоантропологом.

— Привет, — буркнул Боря, зябко потирая руки. — Примешь продрогшего и голодного физика? На улице ноль и ветер. Хорошо хоть дождя нет.

— Осень, — пожал плечами Белов, отступил в глубь прихожей. — Проходи.

— Ты один? — спохватился Вистунов; в школе его дразнили Свистуном или Свистом.

— Один, один, как раз собирался пойти ужинать. В холодильнике шаром покати. Составишь компанию?

Борис заколебался, потом махнул рукой:

— Хотел посидеть в тепле…

— Ну и посидим, здесь рядом, на набережной, кафешка открылась приличная, «Кузя» называется. Готовят по-домашнему, вкусно. А можем и в киноклуб сходить, в тот же «Фитиль», там и поесть можно, и кино посмотреть.

— В кино я не хожу, я есть хочу и погреться.

— Тогда пошли в «Кузю». Что-то случилось? Напряженный ты какой-то.

— Да как сказать… — Борис поскреб макушку. — Есть одна идея, хочу поделиться.

— Валяй.

— Не, сначала поедим. Как у тебя самого дела? Не женился?

— Нет. — Белов начал одеваться.

Вистунов с завистью посмотрел на его мускулатуру: невысокий, но плотный Белов занимался спортом — ходил в школу тенниса и держал себя в хорошей физический форме.

— Я тоже. А над чем работаешь?

— Я вычислил предка человека, — серьезно сказал Белов.

Вистунов с недоверием прищурился.

— Шутишь?

— Ничуть. Строение стопы самых умных обезьян, — Белов вытолкал гостя из квартиры, — орангутана, шимпанзе и гориллы, сильно отличается от строения стопы человека.

— Ну и что?

— А то, что обезьяны изначально не были способны к прямохождению. Вот, к примеру, медведь мог бы.

Вистунов взялся за верхнюю губу. Он был высок, худ, имел узкое лицо с крупным носом, и этот жест делал его беспомощным и смешным.

Белов засмеялся.

— У тебя такое лицо, будто ты увидел привидение. Ладно, не бери в голову, я пошутил. Хотя в двухтысячном году ученые нашли кости сахелантропа чадского, жившего семь миллионов лет назад, так вот по особенностям прикрепления затылочных мышц к основанию черепа выяснилось, что он был прямоходящим. Смекаешь?

— Н-нет.

— Сахелантроп больше был похож на человека, чем даже австралопитек, которого считают нашим предком, а уж тем более обезьяны. Они наши родственники, но не предки.

Приятели спустились во двор старой двенадцатиэтажки, вышли на набережную и вскоре поднялись по ступенькам небольшого современного кафе «Кузя», которое Белов называл «стекляшкой»: стены кафе были полностью стеклянными.

Сели за столик в глубине зала. Был понедельник, тринадцатое ноября, но в кафе было полно народа. В зале играла тихая приятная музыка. Вкусно пахло.

Подошел официант.

Белов заказал салат оливье и блинчики с мясом, добавил зеленый чай. Вистунов выбрал пиццу, потом поколебался и присовокупил к ней овощное рагу и пирожки с капустой.

Белов снова обратил внимание на его вид.

— Что произошло, Боря? Я же вижу, ты не в себе.

Вистунов взбодрился.

— Что ты знаешь о времени?

— О чем? — удивился Белов.

— Что такое время, по-твоему?

Белов взялся за чашку с горячим чаем; он любил перед едой «промывать желудок» полезным напитком.

— Честно говоря, никогда об этом не задумывался. Насколько мне помнится институтский курс физики, каждая живая система живет в своем времени. Точнее, со своим темпом времени. Вирусы успевают прожить жизнь, эквивалентную жизни целого организма…

— Забудь институт, — отмахнулся оживший Вистунов. — Все намного сложнее и масштабней. Существует по крайней мере пять непротиворечивых научно проработанных концепций времени.

— Целых пять? — озадачился Белов. — Я помню две… физическая, энергополевая… и… э-э…

Борис допил чай и заказал еще.

— Субстанциональная, реляционная, динамическая, статическая и статистическая.

— Ух ты! Красиво звучит — реляционная.

— В этой концепции время является отношением между физическими событиями. Уточняю — универсальными устойчивыми отношениями, что немаловажно. Потому что событие событию рознь.

— Ты так говоришь, будто занимался теорией времени специально.

— Именно. Мягкотвердого Знака помнишь?

Белов улыбнулся.

— Как же его забудешь?

Мягкотвердым Знаком они дразнили меж собой учителя физики, пустившего в ход десятки странных сравнений. Свое прозвище он получил за то, что уподобил электрон, имевший двойственную структуру, твердому и мягкому знакам одновременно.