Скотт Вестерфельд - Движения ее глаз

Скотт Вестерфельд

Движения ее глаз[1]

История эта началась в далеком застывшем мире, среди каменных истуканов, замерших в мнимой неподвижности. Ее глаза — две розоватые луны под белесыми бровями; они не подвластны миру правил и логики. Искусственный разум звездолета на все глядел через призму ее сознания — и сам начал меняться.

Целую минуту Ратер, не моргая, вглядывалась в изваяние. Картина затуманилась от скопившихся слез, но девушка терпела. Прошла еще минута, и в ритме сердцебиения задергался глаз.

Ратер не отводила взгляда.

— Ага! — наконец воскликнула она. — Я видела, как он двинулся.

— Разве? — недоверчиво спросил голос в ее собственной голове.

Ратер приоткрыла рот и ладошками потерла глаза: под веками вспыхивали яркие россыпи красных звезд. Она несколько минут моргала, искоса поглядывая на пыльную городскую площадь.

— Его нога передвинулась, — заявила она. — Но, может… лишь на сантиметр.

В голове Ратер раздалось нечто похожее на тихий вздох, и стало ясно, что утверждение девушки если и отвергается, то не полностью.

— Ну, быть может, лишь на миллиметр, — предположила она, с заминкой выговорив это слово: «миллиметр». Ратер не привыкла к малым измерениям, хотя отлично представляла такие связанные с работой отца величины, как световой год и мегапарсек.

— Это за три-то минуты? Возможно, на микрометр,[2] — предложил свою версию голос, звучащий в голове.

Ратер перекатывала слово во рту, будто пробуя на вкус. В ответ на безмолвный вопрос запустилась программа, и на шероховатых камнях площади возникло изображение: метр, на нем ярко-красным цветом светилась сотая его часть, а подробная таблица показывала, что такое сотая доля сотой, отмеченной красным. Затем появилась еще одна таблица, с величинами шести порядков между метром и микрометром. Рядом с последней ячейкой для наглядности был показан человеческий волос в поперечном сечении; выглядел он неровным и шишковатым, словно пораженное болезнью дерево.

— Так мало?! — прошептала Ратер. Еле слышный вздох, расфокусированный взгляд, количество адреналина в кровотоке — все эти показатели, тщательно зафиксированные, говорили об искреннем благоговейном трепете перед столь малыми расстояниями и невероятно медлительными созданиями.

— На самом деле вполовину меньше, — раздался голос в голове.

— Ну, — пробормотала Ратер, отодвигаясь в прохладную тень каменной стены, — я-то знаю, что видела, как он двигался.

Она вновь поглядела на каменное изваяние, и весь ее облик выразил торжество.

В ее белокурые длинные волосы были вплетены черные нити, шевелившиеся в неспешном танце, словно усики неведомого обитателя морского дна. Неугомонные волокна постоянно выискивали наилучшее расположение для того, чтобы зафиксировать недосказанные слова Ратер, движения ее глаз, секрецию кожи, выдающую чувства. Состоящие из необычных сплавов и сложных соединений углерода, нити обладали собственным интеллектом, управляющим их подвижностью и самообновлением. Линяя микроволновой связи соединяла сплетение нитей с настоящим разумом — ядром ИскИна, расположенного на борту звездолета, который стал для Ратер домом.

Две черные извивающиеся нити тянулись прямо в уши девушки, где скручивались, непосредственно соприкасаясь с барабанными перепонками.

— Каменные истуканы движутся всегда, — сказал ей голос. — Но очень медленно.

А затем напомнил, что не стоит так долго находиться на солнцу.

Ратер была очень белокожей.

Отправляясь на прогулки в одиночестве, Ратер по настоянию отца непременно брала с собой устройство с искусственным интеллектом — ментор. Даже здесь, на Петравейле, это условие являлось обязательным, несмотря на то что город был безопасен и населен в основном учеными, наблюдающими необычные и на редкость медлительные местные формы жизни. Сами по себе литоморфы не могли представлять какой-либо угрозы: каждый из них стоял на месте, практически не двигаясь, около ста лет. А Ратер говорила, что ей уже почти пятнадцать, — на ее родной планете это означало совершеннолетие. Но нянька из ментора вышла отменная, хоть он и использовал для обработки бортовой ИскИн.

Поэтому Исаак стоял на своем.

— Что, так уж обязательно мне носить его? — спрашивала Ратер.

— Помнишь, что случилось с твоей матерью? — вопросом на вопрос отвечал отец.

Что было, то было. Ратер пожимала плечами и позволяла черным нитям ментора заползти в свои волосы. Звучавший в ушах девушки голос непрестанно предупреждал об опасности сгореть на солнце и строго-настрого запрещал кое-какие виды наркотиков, но в целом он был неплохим компаньоном. К тому же знал он премного.

— А сколько времени понадобится, чтобы вот так вот ползти микрометрами? — спросила Ратер.

— Смотря куда ползти. — Несмотря на тесную связь, ИскИн не мог читать ее мысли. Но работал над этим.

— Чтобы добраться до самой Северной Гряды. Наверное, миллион лет? — осмелилась предположить девушка.

Бортовой компьютер, для которого каждая секунда соответствовала производительности 16 терафлопс, ежедневно проводил долгие минуты в библиотеке планеты, чтобы справиться с лавиной вопросов Ратер.

Никто не знал, как размножаются литоморфы, но предполагалось, что это происходит в глубоких пещерах Северной Гряды.

— По крайней мере сто тысяч лет, — сказал ИскИн.

— Длинный путь… Какой он?

ИскИн углубился в педагогические программные средства визуализации, задействовал громадные возможности по обработке данных (достаточные для загадочных расчетов космической навигации) и показал Ратер долгое, медленное путешествие. Она смотрела, как, ускоряясь, проходят дни и мелькают звезды, превращаясь в незримые трепещущие вспышки. Чувствовала пульсирующую смену времен года, видела бег вод в реках, непрестанно меняющих русла: все это сопровождало неспешный, но все-таки различимый танец обитателей здешних гор.

— Да!.. — завороженно произнесла Ратер слегка охрипшим голосом.

ИскИн с удовлетворением отметил ее расширенные зрачки и яркий румянец, паутинкой проступивший на нежных щеках. Затем вновь проглядел свое творение, пытаясь понять, какие законы разума и физиологии связывают мелькающие изображения с реакцией девушки.

— На самом деле это не они такие медлительные, — прошептала Ратер. — Просто мир уж слишком скор…

Исаак, отец Ратер, прохаживался между изваяниями Петравейла.

Громадные фигуры столпились на городской площади. Ими был усеян видимый из города склон высокой вулканической горы. Их омывали реки, которые текли через черные экваториальные равнины, окрашиваясь цветом ржавого металла.