Людмила Лапина - Сага о Луисе и Лилиане. Книга первая: «Клятва Луиса» Страница 10

– Очень хорошо, сэр Луис, мы едем на нем? – спросила Ляля.

– Купеческое судно плывет по Гаронне, и я предлагаю вам путешествие в Тулузу со всеми удобствами, – рассказывал рыцарь. В глазах девушки потемнело от страха быть брошенной. Только она начала доверять сэру Луису, а он купил ей одежду и торопится избавиться от нее!

– А вы? – пролепетала она, пытаясь усилием воли отогнать черную пелену отчаяния, затмившую взор.

– Я поеду по берегу, – продолжал он.

– Речные суда не предназначены для перевозки коней.

– Особенно, рыцарских, – сквозь слезы улыбнулась Ляля.

– Вы поплывете на судне. Это легкое приятное путешествие. На стоянках мы будем видеться, – рассказывал сэр Луис. Девушка немного успокоилась.

– Когда мы отправляемся? – спросила она.

– Прямо сейчас, – ответил рыцарь.

– Собирайте вещи, я провожу вас к городской пристани.

Молодые люди поднялись в спальню, Ляля собрала вещи, повязала голову шарфом, не решаясь примерить остроконечный средневековый головной убор. Сэр Луис протянул ей маленький вышитый бархатный мешочек.

– Что это? – удивленно спросила Ляля.

– Немного денег, вдруг вам захочется что-то купить, а меня не будет рядом, – просто ответил рыцарь.

Ляля подумала, что все товары на купеческом судне упакованы для перевозки, но ничего не ответила, а рыцарь взял ее сумку и почтительно проводил на улицу. Оседланный конь уже ждал своего хозяина у крыльца. Сэр Луис щедро расплатился с трактирщиком, вышедшим проводить знатных гостей, и молодые люди поехали на пристань.

Городок вырос у брода. В Германии в названии таких городов присутствует слово "фурт", а огороженный город называется "бург". Название этого городка не осталось в памяти девушки. Погрузка на судно сопровождалась большой суматохой. Вещи Ляли перенесли в маленькую отдельную каюту, а девушке предложили мягкое сидение на корме. Настало время прощаться.

– Спокойного пути вам, прекрасная госпожа, – сказал с поклоном рыцарь.

– До свиданья, милорд, погладьте за меня вашего скакуна, – ответила девушка. Он поклонился еще раз, сбежал по сходням и вскочил в седло. Ляля с умилением заметила, что воин креста железной рыцарской дланью гладит и треплет роскошную гриву коня, выполняя просьбу дамы. Девушка устроилась на корме – самом приятном месте любого судна. Под натянутым от солнца тентом, обвеваемая легким ветерком, сидя на удобных подушках, она отдалась расслабляющей неге путешествия по воде. Ляля и в двадцать первом веке очень любила круизы, особенно плаванье на Валаам. После посещения святого острова светлая радость долго жила в ее душе.

И сейчас тихий восторг переполнял ее душу от созерцания прекрасных видов, проплывающих по разные стороны судна. Местность стала почти равнинной, лишь на горизонте угадывались очертания горных цепей. Берега реки тянулись пологие, покрытые зеленой травой, купами деревьев, фруктовыми садами и виноградниками. Вставало солнце, день обещал быть жарким, но остатки утреннего тумана еще плыли над рекой. Ляля наслаждалась зрелищем красивой природы, облагороженной трудами человека, но внимательнее всего она высматривала не чудесные виды, а высокую фигуру в белом плаще с красным крестом. Ее рыцарь едет на белом коне. Девушка вспоминала совместное путешествие с сэром Луисом, и как он обращался к ней – леди, демуазель, донна. Таково наследие эпохи Карла Великого, когда начало формироваться европейское рыцарство. Великого Карла считают своим во Франции, Италии, Германии. Потом, когда границы стран станут более четкими, обращения к дамам тоже разъединятся. Но в двенадцатом веке Франция была маленькой, гораздо меньше Англии – почти империи, которой принадлежали Британские острова, Ирландия и земли на континенте. Мать короля Ричарда Львиное Сердце принесла в приданое своему второму супругу Генриху Плантагенету Аквитанию, Мэн, Анжу. Так Англия приобрела еще более обширные владения на континенте, а утонченная южная культура распространилась в Англии. Алиенора(Элеонора) Аквитанская, еще будучи замужем впервые, за французским королем, произвела революцию в одежде знатных дам. До этого придворные носили простые платья, больше похожие на мешки с дырками для головы и рук. Королева Алиенора ввела в моду платья из драгоценных тканей, богато отделанные, с длинными рукавами, пришнурованными к лифу, туго обтягивающему фигуру. Обращение "лорд" и "леди" стало английским. Ляля вспомнила, что лорд означает хозяин, властелин (колец, земель, людей…). Леди, соответственно, – хозяйка. Но лет за пятьсот до двенадцатого века значения этих слов были совершенно другими. "Леди" звалась та, кто замешивает хлеб, "лорд" – тот, кто охраняет этот хлеб. И при разводе, если таковой случался – тогда христианство еще не оказало столь благотворного влияния на нравы, как в последующие века – лорд получал весь выпеченный хлеб, а леди – кадку с замешанным тестом.

Ляля хихикнула и протянула руку за сладкой булочкой. На корме вместе с ней сидел итальянский купец с помощниками. Они громко переговаривались на своем звучном нежном языке. Подросток лет четырнадцати играл на лютне и напевал сладкую песенку. Казалось, свою знаменитую картину Караваджо написал с него. Но будет это через четыреста лет. В тринадцатом веке в Италии начнет набирать силу культура Проторенессанса, раннего Возрождения. Джотто, Данте, Петрарка начнут эту красивую эпоху итальянской культуры, а завершат гении Микеланджело и Леонардо да Винчи.

Обращение "донна" означает госпожа. "Мадонна" – моя госпожа – то же, что и "миледи", и "мадам". Эпоха трубадуров вознесет этот титул до уровня идеального образа, но после истребления утонченной аквитанской культуры слово "донна" станет принадлежностью только Италии. Изящная куртуазная культура Южной Франции была уничтожена, но творческий импульс ее не погас, и Возрождение началось на Аппенинах. Данте собирался писать "Божественную комедию" на провансальском языке, но, даже написав свой шедевр на родном тосканском, сохранил размер стиха и рифмы трубадуров Лангедока.

Девушка лениво слушала красивую песню и смотрела на поверхность воды. Неширокая река, берега покрыты зеленой травой, на темной воде покачиваются кувшинки и лилии, а над водой перелетают с цветка на цветок стрекозы – изящные хищницы мира насекомых. Стрекозы питаются мошками, а не сладким нектаром. Их гибкие тела переливаются под всходящим на небо южным солнцем всеми оттенками синего цвета, огромные глаза отсвечивают зеленым. Ляля вспомнила, что во Франции стрекоз называют "демуазель" за их грациозную легкость. Тут же басня "Стрекоза и муравей" всплыла в памяти девушки. Жаль, что здесь нельзя рассказать ее никому. Да и как перевести с русского на южно-французский язык… "а зима катит в глаза"? Ляля жевала булочку, зной усиливался.

– Мадонна Лилиана, – обратился купец к девушке по-провансальски.

– Слушаю вас, мессир, – вежливо ответила она.

– Вы прибыли с Севера?

– Да, из Ладоги, – сказала девушка и похолодела – а вдруг этот купец бывал в Ладоге, и уличит ее в самозванстве?

– Мадонна Лилиана, случалось ли вам проходить по торговой площади вашего родного города? – спокойно спрашивал купец.

"Апраксин двор, Сенная, Троицкий рынок… я бывала на всех", – грустно подумала Ляля и ответила:

– Да, конечно, мессир.

– Какие товары привлекают внимание утонченной прекрасной дамы, подобной вам? – продолжал купец.

– Ткани, красивые наряды, обувь, меха, благовония, драгоценности, – ответила Ляля и внезапно поняла, что в двадцать первом веке ее волнует то же, что и ее сверстниц в двенадцатом. И еще любовь! Ляля всегда презирала девиц, у которых на уме были только мальчики и приятно проведенное с ним время, но сейчас она чувствовала, что ее сердце замирает и проваливается в сладкую бездну при одной мысли о сэре Луисе.

– Какие необычные у вас серьги, синьорина Лилиана, – продолжал итальянец.

– Это бриллианты, – ответила она, мысленно представляя глаза рыцаря, похожие на темные сапфиры.

– Я знаю индийские бриллианты, но они и вполовину не так красивы, как ваши, – сказал купец.

– Пожалуйста, посмотрите, синьор, – отстраненно вежливо предложила Ляля, сняла одну сережку и протянула ему на раскрытой ладони. Крохотный бриллиант, поймавший солнечный луч, бросил на ее бледную ладонь яркие искры, а девушка прикусила язык, запоздало вспомнив, что бриллианты в Западной Европе начали гранить не ранее пятнадцатого века. Гентский алтарь ван Эйка с любовно выписанными драгоценными камнями предстал ее мысленному взору, и Ляля беззвучно застонала от своей глупости.

– Благодарю, донна Лилиана, – почтительно сказал купец, возвращая сережку. Девушка улыбнулась:

– Мне подарили их родители.

– Наверно, как часть богатого приданого, – сказал итальянец.

– Возможно, – рассеянно произнесла Ляля и задумалась, заметил ли сэр Луис её серьги. Купец продолжал говорить, она отвечала, призвав на помощь все свои познания об истории Ладоги двенадцатого века и мысленно благодаря своих преподавателей, сумевших вложить ей в голову, оказывается, очень много знаний.