Время кобольда - Павел Сергеевич Иевлев Страница 10

— Просто Антон, если вам не сложно. У меня слишком длинное отчество.

— Да, конечно, Антон.

— Скажите, Мария, Алёна — родной ребенок?

— Да, — твёрдо ответила мамаша, — родной.

— И, простите за вопрос, её отец именно тот, кто таковым считается? Это останется между нами, клянусь!

— Да как вы могли даже предположить! Я люблю мужа и всегда была ему верна! Сергей предупредил, что вы задаете странные вопросы, но это переходит всякие границы! Как вам не стыдно?

Мне немного неловко, есть такое. Но не стыдно. Потому что Сергей Митрохин — нордический блондин прибалтийского типа. Мария Митрохина — симпатичная шатенка северорусского экстерьера. Их сын — как бишь его? — да, Василий. Отличный баланс отцовских и материнских генов. Фигурой в отца, черты лица смягчены материнским влиянием. Очень светлый шатен. И они на голубом отцовском глазу игнорируют тот факт, что их родная дочь демонстрирует полную, без примесей, принадлежность к азиатской расе. Скорее кореянка, чем китаянка, но вряд ли японка. Голубые глаза отца и серые глаза матери не могут дать дочери чёрные раскосые гляделки. Даже если среди их предков и затесался какой-нибудь беглый хунвейбин.

У меня бы на месте папаши точно рога зачесались.

— Не расстраивайтесь так, Мария, — сказал я примирительно, — поверьте, мне эта беседа тоже не доставляет ни малейшего удовольствия. Скажите лучше, какие отношения у вас с дочерью?

— Прекрасные! Мы лучшие подруги! Она мне всё рассказывает, всем делится, ничего не скрывает!

В шестнадцать-то лет? Верю, верю, как же…

— Однако её решение уйти из дома стало для вас сюрпризом.

— Я просто не могу понять, как это случилось! Это так внезапно и необъяснимо!

— У неё не было конфликта с отцом или братом?

— Да что вы! Они оба её обожают! Сергей иногда бывает слишком принципиален, но он её любит, поверьте! Вася вообще от неё без ума — сестрёнка то, сестрёнка сё…

— А не могли их отношения с братом стать, ну… слишком близкими?

Мария поняла меня не сразу, секунду смотрела с недоумением, потом её серые глаза потемнели от возмущения.

— Вы ужасный человек, Антон! — сказала она с гневным осуждением.

— Я часто вижу ужасные вещи, Мария. В детдом не попадают счастливые дети из благополучных семей. Поверьте, в мире много зла, причём именно там, где меньше всего ожидаешь.

— Простите… — поняла, остыла. Выглядит адекватнее своего супруга. — Нет, я совершенно уверена, что ничего такого не было. У них просто хорошие отношения брата с сестрой. Он так мечтал о сестре!

— Сколько ему?

— Девятнадцать.

— В два года мечтал?

— Что?

— Ей шестнадцать, минус девять месяцев…

— Э… Ну, да…

Забавненько.

— Скажите, Мария, она когда-нибудь говорила о своём желании уйти?

— Нет, никогда! Мы были… Мы счастливая благополучная семья!

— Она не вела себя странно перед уходом? Какое-то необычное поведение?

— Нет, всё как всегда.

— А «как всегда» — это как? Чем она занималась? Чем увлекалась? С кем дружила?

— Ну… Знаете… Как все подростки… То тем, то этим…

— Вы говорили, что вы «лучшие подруги» и она вам всё рассказывает. Когда вы в последний раз беседовали с дочерью?

— Ну… вот так сразу не вспомню… Я, знаете ли, не веду календарь бесед с детьми!

— А о чём вы разговаривали?

— О… А почему вы спрашиваете? — рассердилась мама. — Мне кажется, вы нас в чём-то подозреваете! Вы негативно настроены! Вы нам не верите!

— Спасибо, на этом всё. Позволите поговорить с вашим сыном?

— Он совершеннолетний, — буркнула она, вставая. — Но я надеюсь, вы не станете оскорблять его своими отвратительными гипотезами.

— Покажешь комнату сестры? — спросил я Василия.

— Конечно. На втором этаже.

— Вы общались? — спросил я, пока мы поднимались по лестнице. Взгляды родителей жгли мне спину лазерами.

— Да, а как же иначе?

— Братьям часто скучно с сёстрами.

— Джиу совсем не такая, как другие девчонки! Она классная! Она всё понимает!

— Здорово. Это тебе повезло.

— Я поверить не могу, что она вот так, ничего не сказав… Может, её кто-то заставил?

— Алёна не показалась мне напуганной или принужденной. Она выглядит очень уверенной в себе девочкой.

— Да, — вздохнул брат, — она такая. Крутая и ничего не боится. И умная. И красивая… Вот её комната.

Он толкнул дверь, и мы вошли в светлую мансарду со скошенным потолком и световым люком в нём.

Стол. Кровать на втором уровне, внизу кресло-мешок. Несколько мягких игрушек, изображающих неизвестных мне мультперсонажей. Шкаф с одеждой. Пустые стены. Пустое всё. Пустое для меня — для хозяйки комнаты проекционные поверхности рисуют и постеры на стенах, и украшения, и даже, возможно, пейзаж за окном. У детей больше нет ни книг, ни гаджетов, ни интерьеров. Для них наступило время кобольда.

— Всё выключено, — сказал Василий. — У меня есть доступ, но теперь ничего не осталось. Кажется, она удалила личный паттерн. Наверное, и правда не собирается возвращаться.

Парень искренне расстроился.

— Расскажи про неё, — попросил я.

— Что?

— Что-нибудь. Всё равно что.

— Ну… Она необыкновенная, понимаете? Вот я — обычный. А она — чудо! О чём угодно с ней можно говорить. О музыке, о фильмах, об играх, об отношениях… Другие девушки не такие.

— А у тебя много знакомых девушек?

— Ну… так… не очень, — признался он.

Готов спорить, что ни одной. То-то он так влюблен в сестру. Но не в плохом смысле,