Олдос Хаксли - Обезьяна и сущность Страница 10

Кипя энтузиазмом, в кадре появляется мисс Хук.

- Ну разве не интересно, Алфред? - восклицает она.

- Очень, - учтиво отвечает доктор Пул.

- Увидеть Yucca gloriosa {Юкка глориоза (лат.) - древовидное растение семейства агавовых.} на ее родине, в естественной обстановке - ну кто мог предположить, что нам представится такой случай? И Artemisia tridentata {Трехзубчатая полынь (лат.).}!

- На Artemisia еще есть несколько цветков, - замечает доктор Пул. - Вы не заметили в них ничего необычного?

Мисс Хук разглядывает цветки, потом отрицательно качает головой.

- Они гораздо крупнее тех, что описаны в старинных учебниках, - с явно сдерживаемым волнением говорит он.

- Гораздо крупнее? - повторяет она. Ее лицо оживляется. - Алфред, неужели вы думаете?..

- Готов поспорить, - кивает доктор Пул, - это тетраплоидия. Вызвана гамма-облучением.

- О, Алфред! - в восторге восклицает мисс Хук.

Рассказчик

В своем твидовом костюме и роговых очках Этель Хук являет собой образец необычайно цветущей, удивительно расторопной и чрезвычайно английской девушки - на такой вам и в голову не придет жениться, если только вы сами не столь же цветущи, не в той же мере англичанин и не расторопны в еще большей степени. Видимо, именно потому в свои тридцать пять Этель еще не замужем. Еще нет, но она смеет надеяться, что скоро положение изменится. И хотя милый Алфред еще не сделал ей предложения, она точно знает (и знает, что он тоже знает): его матери этого очень хочется, а ведь Алфред - образцово послушный сын. К тому же у них так много общего: ботаника, университет, поэзия Вордсворта. Она уверена, что прежде чем они вернутся в Окленд, обо всем уже будет договорено - скромная церемония, совершенная милым доктором Трильямсом, медовый месяц в Южных Альпах, возвращение в чудный домик в Маунт-Идене, а через полтора года первый ребенок...

В кадре остальные члены экспедиции, карабкающиеся на холм с нефтяными вышками. Идущий впереди профессор Крейги останавливается, утирает лоб и пересчитывает своих подопечных.

- А где Пул? - спрашивает он. - И Этель Хук?

Кто-то делает движение рукой, и на дальнем плане мы видим фигурки ботаников.

В кадре снова профессор Крейги: он прикладывает руки рупором ко рту и зовет:

- Пул! Пул!

- Чего вы не дадите им немножко полюбезничать? - добродушно осведомляется Кадворт.

- Вот еще! Полюбезничать! - насмешливо фыркает доктор Шнеглок.

- Но ведь она явно к нему неравнодушна.

- Где двое, там и шашни.

- Уж будьте уверены, она заставит его сделать предложение.

- С таким же успехом можно ожидать, что он переспит с собственной матерью, - многозначительно замечает доктор Шнеглок.

- Пул! - снова кричит профессор Крейги и, повернувшись к остальным, раздраженно добавляет: - Терпеть не могу, когда ктото отстает. В незнакомой стране... Кто его знает...

И снова принимается орать.

В кадре опять доктор Пул и мисс Хук. Услышав крики, они отрываются от своей тетраплоидной Artemisia, машут руками и спешат вдогонку остальным. Внезапно доктор Пул замечает нечто, заставляющее его громко вскрикнуть.

- Смотрите! - Он указывает пальцем.

- Что это?

- Echinocactus hexaedrophorus {Латинское название вида кактуса.}, да какой красивый!

Средний план: доктор Пул замечает среди зарослей полыни полуразрушенный домик. Крупный план: кактус у двери между двумя камнями. В кадре снова доктор Пул. Из висящего на поясе кожаного футляра он достает длинный и узкий садовый совок.

- Вы хотите его выкопать?

Вместо ответа он подходит к кактусу и присаживается на корточки.

- Профессор Крейги рассердится, - протестует мисс Хук.

- Догоните и успокойте его.

Несколько секунд мисс Хук озабоченно смотрит на доктора Пула.

- Мне так не хочется оставлять вас одного, Алфред.

- Вы говорите, словно я пятилетний ребенок, - раздраженно отвечает он. - Ступайте, я сказал.

Он отворачивается и принимается выкапывать кактус. Мисс Хук подчиняется не сразу, а какое-то время молча смотрит на него.

Рассказчик

Трагедия - это фарс, вызывающий у нас сочувствие, фарс - трагедия, которая происходит не с нами. Этакая твидовая и радостная, цветущая и расторопная мисс Хук - объект самого легкого сатирического жанра и вместе с тем субъект личного дневника. Какие пылающие закаты видела она и безуспешно пыталась описать! Какие бархатные, сладострастные летние ночи! Какие чудные, поэтичные весенние дни! И, разумеется, потоки чувств, искушения, надежды, страстный стук сердца, унизительные разочарования! И вот теперь, после всех этих лет, после стольких заседаний комитета, стольких прочитанных лекций и проверенных экзаменационных работ, теперь наконец, двигаясь Его неисповедимыми путями, она чувствует, что Бог сделал ее ответственной за этого беспомощного и несчастного человека. Он несчастлив и беспомощен потому-то она и любит его, безо всякой романтики, конечно, совсем не так, как того кудрявого негодяя, который пятнадцать лет назад лишил ее покоя, а потом женился на дочери богатого подрядчика, но любит тем не менее искренне, крепко, покровительственно и нежно.

- Ладно, - наконец соглашается она. - Я пойду. Но обещайте, что вы недолго.

- Конечно, недолго.

Она поворачивается и уходит. Доктор Пул смотрит ей вслед, затем, оставшись один и облегченно вздохнув, снова принимается копать.

Рассказчик

"Никогда, - повторяет он про себя, - никогда! И пусть мать говорит что угодно". Он уважает мисс Хук как ботаника, полагается на нее как на организатора и восхищается ею как особой возвышенной, тем не менее мысль о том, чтобы стать с нею плотью единой, так же невозможна для него, как, скажем, попрание категорического императива.

Внезапно сзади, из развалин домика, преспокойно выходят трое мужчин злодейской наружности - чернобородых, грязных и оборванных; несколько секунд они стоят неподвижно, а потом набрасываются на ничего не подозревающего ботаника и, прежде чем тот успевает вскрикнуть, заталкивают ему в рот кляп, связывают руки за спиной и утаскивают в лощину, подальше от глаз его спутников.

Наплыв: панорама южной Калифорнии с пятидесятимильной высоты, из стратосферы. Камера приближается к земле; слышен голос Рассказчика.

Рассказчик

Над морем облака и тускло-золотые горы,

Долины в черно-синий тьме,

Сушь рыжих, словно львы, равнин,

Речная галька, белизна песка,

И Город Ангелов посередине.

Полмиллиона всяческих строений,

Пять тысяч миль проспектов, улиц,

Автомобилей полтора мильона,

И больше, чем везде: чем в Акроне - резиновых изделий,

Чем у Советов - целлюлозы,

Чем у Нью-Рошелле - всякого нейлона,

Чем в Буффало - бюстгальтеров,