Фрэнк Герберт - Ловец душ Страница 10

Но рука больно сжала его левое плечо.

Дэвид уже не мог выдерживать весь этот ужас:

– Мне страшно!

Давление на плечо ослабело, но недостаточно, чтобы можно было освободиться.

– Мы обменялись именами, – сказал Катсук, – и ты останешься здесь.

Дэвид не мог даже пошевелиться. Он был в растерянности – как будто его побили, и теперь мышцы отказывались повиноваться. Катсук отпустил его плечо, но мальчик оставался в прежней позиции.

Преодолевая сухость в горле, Дэвид сказал:

– Ты хочешь попугать меня. Разве не так? В этом была вся суть посвящения. А другие ребята ждут, чтобы посмеяться.

Катсук не слушал его, он чувствовал, как нарастает в нем сила духов. «Это я, Таманавис, говорю тебе…» Медленным, расчетливым движением он вынул из своей сумки ремешок из лосиной кожи и охватил им Дэвида, туго прижав руки мальчика к его телу.

Теперь Дэвид начал крутиться, пытаясь вырваться.

– Эй, перестань! Ты пугаешь меня!

Катсук схватил его за руки и крепко связал их в запястьях.

Мальчик продолжал сопротивляться, но связанные руки не давали. Ремешок больно врезался в тело.

– Ну, пожалуйста, перестань, – взмолился Дэвид. – Что ты делаешь?

– Заткнись, Хокват!

Это был уже новый, дикий голос, такой же сильный, как и держащие мальчика руки.

Грудь перехватило ужасом. Дэвид затих. Он весь покрылся потом, и в тот миг, когда перестал дергаться, ветер пронизал его холодом до костей. Мальчик чувствовал, что похититель снимает с его пояса нож, резко дергая за ремень.

Катсук наклонился к мальчику – демоническое лицо в лунном свете. Голос его звенел от эмоций:

– Делай то, что я скажу, Хокват, или я тут же убью тебя.

Он замахнулся ножом.

Мальчик только кивнул, даже не осознавая, что делает, так как от страха проглотил язык. Горло обожгло поднявшейся желчью. Голова его тряслась, когда Катсук схватил его за плечи.

– Хокват, ты понимаешь меня?

С громадным трудом Дэвид протолкнул сквозь губы:

– Да.

Он подумал: «Меня похитили. Все это было только лишь хитростью.»

Все слышанные ранее ужасные истории об убитых жертвах похищений пронеслись в его памяти, тело затряслось от страха. Мальчик почувствовал, что его предали, ему было стыдно за свою глупость, с которой сам же полез в ловушку.

Катсук достал еще один ремешок, перевязал его вокруг груди мальчика, завязал на узел и взял свободный конец.

– До восхода солнца нам надо будет много пройти. Иди за мной быстро, иначе я похороню твое тело возле тропы, а дальше пойду сам.

Повернувшись, Катсук дернул за конец ремня и направился к проходу в темной стене деревьев на другой стороне поляны.

Чувствуя вонь своего страха в ноздрях, качаясь из стороны в сторону, Дэвид поплелся за ним.

8

В первый же вечер мы заставили ребят написать письма домой. Мы не давали им обеда, пока они не напишут. Им выдали ручки и бумагу в комнате отдыха и сообщили, что пока они не напишут писем, кушать им не дадут. Мальчик Маршаллов?.. Я его хорошо помню. Он смотрел шестичасовые новости и бурно радовался, когда показали его отца и объявили, что тот стал заместителем Госсекретаря. Этот Маршалл написал хорошее, такое длинное письмо, на обеих сторонах листа. Мы им выдали только по одному листу бумаги. Я, помню, подумал: «Наверное, это очень хорошее письмо. Его старики будут рады, получив его.»

Приблизительно через час после рассвета Катсук провел Хоквата через просеку к основанию сланцевого склона, который еще раньше был определен им им целью ночного перехода. Как только они остановились, мальчик упал на землю. Катсук не обратил на это внимания, изучая склон и отмечая следы свежих оползней.

На вершине обрыва несколько елок и ивовых деревьев скрывали выемку в скале. Деревья маскировали эту пещеру и ручей, дающий им влагу. За деревьями серым занавесом высилась скала. Из-за оползней могло показаться, что до выемки никто не может добраться.

Катсук чувствовал, как сильно бьется у него сердце. Из губ подымался парок дыхания. Утро было прохладным, солнечные лучи заглянут сюда позднее. Он отметил сильный запах мяты. Ею поросли берега ручья, стекающего с вершины обрыва к основанию. Мятный запах пробудил в Катсуке голод и жажду.

Но он знал, что это место для них самое подходящее.

Катсук не верил, что искатели пройдут так далеко, даже если с ними будут собаки. Он попытался сделать все, чтобы запах не выдал их. За ночь он четыре раза сходил с тропы, заходил в ручьи, возвращался по течению и всячески запутывал след.

Тусклый утренний свет обозначил окружающее. Справа, на самом краю обрыва из стороны в сторону качались огненно-красные султаны травы. По склону к деревьям спускалась белка-летяга. Катсук чувствовал кипение окружавшей его жизни. Он поглядел на Хоквата, свалившегося на землю, потому что его не держали ноги – сейчас он представлял собою образец совершенной усталости.

Ах, какой вой подымется из-за него. Какую награду объявят! Какими будут газетные заголовки! Нет, такое послание проигнорировать не смогут.

Катсук глянул на бледное небо. Естественно, искатели могут воспользоваться вертолетами или самолетами. И поиск начнется весьма скоро. Но поначалу, согласно правилам, будут переворачивать лагерь. Серьезные, но тщетные в жизни своей хокваты со своей неоригинальностью, ненастоящими оправданиями своего существования – сегодня они придут к чему-то совершенно новому и пугающему их: они узнают послание Катсука. Из него они узнают, что их собственное безопасное место, место, где спрятан их дух – разрушено.

Он потянул за ремешок, которым был связан Хокват, но добился лишь того, что мальчик поднял только голову. В глазах его были только страх и усталость. На лице остались следы слез.

Катсук подавил в себе всякое чувство милосердия и симпатии. Он подумал обо всех невинных соплеменниках, что умерли под саблями и пулями, погибли от голода, от зараженных тифом одеял, которые продавали индейцам намеренно, чтобы покончить с ними.

– Вставай, – приказал Катсук.

Хокват с трудом поднялся на ноги и стоял, покачиваясь из стороны в сторону и дрожа. Вся его одежда была мокрой от росы.

– Сейчас мы будем подыматься по этому склону, – сказал Катсук. – Это очень опасное восхождение. Смотри, куда я буду ставить свои ноги. Ставь свои ноги точно туда, куда буду ставить их я. Если ошибешься, покатишься вниз. Себя-то я спасти сумею, а ты погибнешь под лавиной. Это тебе понятно?

Хокват кивнул.

Катсук колебался. Хватит ли у мальчишки сил для подъема? Кивок, выражающий согласие мог быть только знаком подчинения, вызванным лишь страхом, но не пониманием.