Александр Громов - Ватерлиния Страница 10

Тут я себя обозвал по-нехорошему. Перегрелся на солнышке, точно. Как это не моего ума? А чьего же? Кого бросили подыхать посреди океана – не меня? И кто-то за это крепко ответит, или я не я буду. Нашли дурачка. Не знаю пока, кто вы такие, но лучше вам было вовсе меня не подбирать, вот что я вам скажу по секрету.

Подумал так – и вроде как с души отлегло, а все равно больше ничего не придумалось, только мозги заныли от напряжения. Плюнул я и задремать собрался, как вдруг чувствую толчок. Так и есть, швартовка.

Пятнадцатый контрольный – это просто самоходный круглый плот, большая плавучая сковородка посреди океана. Причалы, таможня, флайдром, метеослужба, океанографическая лаборатория, склады, десяток ракетных шахт на всякий случай – все в одной упаковке. Плавает плот медленно, ныряет плохо, но от желтого прилива или, скажем, от тайфуна, пока он еще не тайфун, а тропическая депрессия, уйти способен, благодаря раннему обнаружению, а серьезный гидросейсм – это уже судьба, никуда не денешься и не стоит заранее дергаться. Иные глубинники из погранохраны коротают время на таких плотах в перерывах между патрулированием, иногда по приказу, чаще по собственному выбору – это, как я понимаю, те, кому Поплавок до смерти надоел.

Ну, ждать пришлось недолго – наружу меня не вывели, а вот визитер ко мне явился. Довольно молодой, бледный и весь какой-то вялый, как вышедший наружу глист. Я сразу решил, что он не здешний, а с Поплавка, причем из самой сердцевины – месяцами солнца не видит.

Присел на койку, представился:

– Капитан-лейтенант Андерс, оперативный отдел штаба погранфлотилии. Расскажите, что с вами произошло.

– Дайте бумагу, напишу рапорт.

Он улыбнулся – одними губами. Знаете, как улыбается мертвец? Я до той минуты тоже не знал.

– Разумеется, рапорт вы напишете. Но я прошу вас рассказать просто, своими словами.

Рассказал я ему. И про чужака с А-233 не утаил – сообразил, что нет смысла. Глист слушает и знай себе кивает с такой ленцой, будто сейчас заснет.

– Понятно, – говорит. – Теперь, пожалуйста, изложите еще раз подробности бомбежки.

– Значит, так, – излагаю. – Глубина была восемь тысяч четыреста, словом, в пределах рекомендованного для патрулирования коридора. Сонар ничего постороннего не показывал, помню твердо. Режим цереброуправления отключен не был. Рвануло сначала справа, потом сзади, потом подо мною.

– А потом?

– Валялся без сознания. А как пришел в себя…

– «Маячки»?

– Выпустил все до единого. Неужели не засекли?

– Засекли, не волнуйтесь. Вероятный противник, надо полагать, тоже засек. Вы не находите, что вам повезло в том, что вы сейчас разговариваете со мной, а не с контрразведчиком Лиги? Почему вы не погрузились?

– Посмотрите на мою капсулу, тогда поймете, – отвечаю. – Уж поверьте, болтаться в дрейфе на поверхности нет никакого удовольствия – ночью духота, днем жара, смерчи ходят. И во всякое время суток ждешь желтого прилива.

– Ясно, – прервал Глист. – Ну а что вы сами думаете?

Сделал я удивленные глаза, а рожу тупую-тупую.

– Что тут думать? Тот нарушитель меня и долбанул, кто ж еще. Я его капсулу разглядел – переоборудованный «Удильщик». Всех дел – глубинные тактические боеголовки вместо простых да сонар помощнее, чтобы издали и безнаказанно… Я бы сам на такой посудине поплавать не отказался.

– Возможно, поплаваете на чем-нибудь получше. Вы ведь у нас всего год, верно? Значит, все впереди… Да, еще один вопрос. Как вы думаете, почему он не попытался захватить вас в качестве пленного?

– Пожалел, наверно, – пожимаю плечами. – Хороший человек.

– Вы думаете?

– Сам удивлен… А что, много он дел натворил в нашей зоне?

– Достаточно, – цедит Глист. – Было у нас одиннадцать пищевых комбинатов, стало десять.

– Вот гад, – говорю. А сам думаю, что те, из Лиги, вовсе не идиоты – знают, где укусить побольнее. Не польстились ни на контрольный пост, ни на плавучий док, который тоже где-то в этих водах обретается, – долбанули пищекомбинат! Ничего умнее для снижения боевого духа не придумать – вон Петру уже два раза отказывали в просьбе выписать сюда жену и сына по причине переизбытка едоков. Откажут и в третий.

Посмотрел на меня Глист: мол, искренне я возмущен или так себе. Кажется, остался доволен.

– Как ваше самочувствие?

– Прекрасно. Вот только не выпускают отчего-то.

Опять он улыбается.

– Не берите в голову, это простое недоразумение. Надеюсь, вы не в претензии?

– Нет, конечно, – смеюсь. – Не был бы под арестом, мне бы, поди, дело нашли. А так отдохнул.

Тут его улыбка стала прямо-таки лучезарной. Жуткое зрелище.

– Очень хорошо, – говорит. – Полагаю, на Поплавке вы получите новую капсулу. Собирайте пока вещи. И последний вопрос… Не отказались бы вы пройти ментоскопирование в лаборатории при оперативном отделе? Нас интересует ваша встреча с чужаком. Понимаете, кое-какие мелкие факты, детали, которые вы сейчас не можете вспомнить, но лежащие в подсознании… Сугубо добровольно, разумеется. Само собой, вы можете положиться на нашу скромность в отношении тех подробностей вашей жизни, которые нас не касаются.

Ага, думаю, всю жизнь мечтал. Сплю и вижу, как бы дать кому в моих мозгах покопаться, я этого и в Центре не терпел, хотя скрывать мне особенно нечего. Хотя куда денешься? Не гражданка и не Земля – служба и Капля. Меньше забот согласиться, пока добром просят.

– Пожалуйста, – говорю. – А это не вредно?

Не утерпел, изобразил простофилю. Так даже удобнее. Еще раз улыбнулся Глист:

– Абсолютно безвредно и безболезненно. Ну, через двадцать минут жду вас на флайдроме.

Как он ушел, мне сразу легче стало, и вроде бы даже воздуха в каюте прибавилось. Личного барахла у меня самый мизер, рассовал я его по карманам – и на волю. К трапу не пошел, конечно, как штабной какой-нибудь или штатская слякоть, а без разбега перемахнул с палубы «Баклана» на пирс, да так, что кто-то за моей спиной аж присвистнул. Красиво прыгнул, знай наших. Только у нас в четвертом отряде да еще, пожалуй, в морской пехоте так умеют, а у кого поджилки трясутся, тот и в постели с госпожой контр-адмиралом не сумеет себя мужиком показать, и того слабака наша Джильда быстренько спровадит куда-нибудь во Вспомогательный флот.

Топаю себе по плоту к флайдрому, жизни радуюсь, металл под каблуками звенит. Пятнадцатый контрольный – место знакомое. Обхожу, значит, садки с крилем – по части продовольствия Пятнадцатый пост наполовину на собственном обеспечении, – а в одном из садков вода просто кипит, пена шапкой взбита. На этих рачков иногда нападает какое-то безумие, хотя непонятно, с чего ему взяться, у них и мозгов-то нет. Тут один рачок, ну окончательно полоумный, выскакивает из садка, перелетает через сетку – и шлеп прямо мне под ноги. Взял я его за усы осторожненько, чтобы полпальца не отъел, хотел было обратно в садок кинуть – и краем глаза замечаю: мимо садков в мою сторону рысью чешет тот самый полицейский капрал. Надо думать, получил увольнение, поскольку явно стремится не ко мне, а к бабской общаге, и видно: по хамской привычке отдавать мне честь не собирается. Ну, это судьба.