В. Бирюк - Пристрелочник Страница 10

Если лодку назвать каноэ, то люди в ней — канониры? Водокопы? Загребоиды?

Я задумчиво разглядывал гребную лопату от корявого корыта.

— Сахиби… Аламын… Э… Я — могу.

Почему-то думал, что дэвы — греблей не занимаются. В горах и в пустынях… Но это ж у них там — там вгрёбывать негде! А вот наши степняки… Вспомнил, как Чарджи учил меня на реку смотреть.

Сколько раз можно самому себе повторять: «Ванька! Ты невнимателен к своим людям! Ты думаешь о каолине, а надо думать о джине! Который рядом с тобой живёт, русский язык учит, дерева валяет. И умеет то, в чём ты — профан».

А то, что он джигит, воин, наездник и мечник — не запрещает ему быть гребцом. С такими длинными граблями… очень даже.

— Бери весло, показывай. Спокойно, без рывков. Сухан, иди сюда. Запоминай.

Парочка… — чистый уелбантуренный факеншит! Чёрт басурманский и мертвяк голядский! В корыте мерском.

Вот так делается прогресс русского народа, коллеги. Собственно говоря, прогресс вообще делается «психами ненормальными в условиях идиотских». Нормальным людям прогресс не нужен — им и так хорошо.

Походили втроём вдоль бережка по мелководью. Гребцы становятся на колено, каждый у своего борта, запускают в воду «лопаты»… И как же на этом ходят? Не в смысле: «куда король пешком ходил», а — по рекам.

Корыто в передней части — широкое, но всё равно, в ряд им не поместиться — здоровые мужики, цепляют при махе друг друга. А с разбежкой? — Можно. Но если они делают гребок в противофазе…

Да нае…ся же!

Спокойно. Давайте жить дружно… В смысле — грести.

«И — раз, и — раз»… Пока стучу по борту — синхронизация обеспечивается. И по темпу… — приспособились. В остальном… подруливание в конце гребка… — пропускаем.

Ну, три выкидыша человечества — зомби, джин и нелюдь — пошли восстанавливать справедливость. Без гумнонизма, дерьмократии, либерастии, просриатизма и прочей… веры, надежды, любви. Просто «справедливость» — так, как я её нынче вижу.

Прихватили тулы с луками, клинки, доспех кое-какой. Ивашко снова рядом трётся, косится:

— Возьми меня… Ладно, понимаю. Но к этому басурманскому чёрту спиной…

— Ивашко, всё будет хорошо. Тут лучше разберитесь. Чарджи — за командира, Терентий — по работам. Николай — разруху прибери да собери муромскую посылку заново. Давайте, ребята, дела делать. Вернусь — спрошу.

Последнее, на воде уже, услыхал от Ивашки:

— Ежели опять где застрянешь — хоть весточку пошли.

Хорошее пожелание. Но бесполезное: нет на «Святой Руси» министерства связи. Какая-то она — Русь моя — вся… бессвязная.

Мужики вёсла опустили, гребанули… Итить! Вот и умылся. Здоровые ребята мне попались… Эдак они всю Волгу веслами вычерпают. Прямо по «Слову о полку…» про дружину князя Всеволода Большое Гнездо.

А лодочка как глиссер — нос задрала и верхом над водой полетела.

Хорошо Ратибор поёт:

«В черных кольчугах,Сверкая клинками,Всадники смертиМчатся за вами.Вот и насталаЭта минута,Мы вас догнали.Смерть будет люта!».

Хорошая песня. Но — не про меня. Мне как-то… попроще бы. Как-то… без пафосно. Типа:

«Обидеть Ваню может всякий.Не всякий сможет убежать».

И кольчуг чёрных у нас нет, и не всадники, и клинками не сверкаем — вгрёбываем деревянными лопатами типа весло мерское. Планомерно и равномерно. И на счёт лютости смерти ничего обещать не могу. Кроме одного — она будет. В самое ближайшее время. Я ж не ГГ, я ж ДД. Вы песен про ассенизаторов слышали? И я — нет. Уборка дерьма — чего тут петь? Хотя…

«Я — ассенизатор и водовозПопадизмом призванный и мобилизованный…».

Серьёзные гребуны на таких двойках проходят километр меньше, чем за 4 минуты. Но мы, знаете ли, не члены. В смысле — олимпийского движения. И лодочка у нас — не пластиковая, а из осины. И команда у меня… чёрт да мертвяк. И я в ней… чисто стукачам. В смысле — ритм задаю.

Одно радует — мужики здоровые. Салман — ну просто такой вырос. А Сухан — столько лет за мной бегать и не поздороветь?! Ушкуйники опережают нас примерно на час. И здорово проигрывают в скорости. Всё ж таки полный гружёный ушкуй против течения на вёслах… Лишь бы восточного ветра не было.

Ветра не было. Ещё в темноте, вскоре после начала гонки, пошёл туман. Затянул и реку, и берега. Так мы в этом… молоке и наяривали. Сухан изредка говорил:

— Лево.

И мы уходили от столкновения с очередным мысом. Или:

— Право.

И мы убирались со стрежня, выигрывая сажени и секунды.

Здесь не 30 вёрст Волги перед Плёсом, прямых, как стрела. Что и дало название городку. Но и петель чуть ли не в полный оборот, как у Клязьмы в устье или резких поворотов как у Зубца — здесь нет. Понятно, что берега — не по линейке выровнены. Совсем не гребной канал. Но берег и река звучат по-разному. Если слышишь шипение волны на бережку — отворачивай…

Как же это сказать-то правильно? «Речистее»? По аналогии с «мористее». Вот мы и наяриваем. То — речистее, то — береговистее.

«Мы наяриваем»… Моё дело — на корме весло в реке держать. Гребут-то… Интересно видеть, насколько они разные. Сухан — весь в меня. В смысле: зануда. Встал на колено, понял механику, поймал оптимум — по положению тела, моторике движения, ритму… и — держит. Практически не меняя ни замаха, ни наклона. Салман — здоровее. Больше, длиннее, мощнее… загрёбистее. Сначала его половина лодки впереди бежала. В смысле — подруливать приходилось. Почему мы из устья Оки к другому берегу Волги и перескочили. Теперь поутих малость. Дальше, глядишь, и устанет.

Всё-таки гребля — постоянной практики требует. Мы-то с Суханом вон, от самой Твери вгрёбываем. Да и вообще — выносливость у моего зомбяры… А ты побегай столько за Ванькой-плешивым, который «мышь белая генномодифицированная» — и у тебя номерные дыхания без проблем открываться начнут.

Часа через два, когда тёмно-белое молоко вокруг стало чуть светлеть, Сухан негромко сказал:

— Впереди. Гребут.

Гребцы на пироге, в отличие от вёсельной лодки, смотрят вперёд. Салман, напряжённо вглядываясь в туман, фыркнул:

— Ештене жок… э… нет ничего.

Мда… в тумане сонар лучше визора. Но проблема не снимается: «мы вас догнали»… ну и что теперь с этим делать?

Мучительные измышления: а как бы втроём уелбантурить насмерть человек сорок ушкуйников — грызли мою душу ещё с Окского берега. Нет, если бы мои лодочки были на ходу, то посадили бы Пердуновскую хоругвь и… Я так думаю, что мои ребятки неторопливо и малой кровью пакостников уделали бы.