Олег Алексеев - Фантастика 1980 Страница 10

Я спросил у Антона, кем был его отец.

— Колхозником, землю пахал. Бегу к нему, а на тракторе флажок красный —.будто огонь горит… А дядя в школе учителем работал. Во-он в той деревне…

Я вспомнил о своем отце, который тоже был деревенским учителем. Отец мечтал поехать на Куликово, говорил мне об этом. Знаменитое поле представлялось мне огромным, с холмами-горами, с широкими реками, с темным лесом — такими были мои родные места…

Куликово поле оказалось иным. Я опустил плечи, словно на них вдруг лег тяжелейший груз.

Антон горячился:

— Ученые спорят, а место битвы — вот оно. В летописи сказано, что войско Дмитрия подступило к самому Красному холму. Бились вот здесь, а справа и слева были лес, засеки.

Мне больше всего хотелось найти место, где стоял полк Правой руки. Земляки стояли насмерть. И татарам не удалось их даже потеснить.

Странное чувство не покидало меня ни на минуту: будто я ходил здесь когда-то, перебирался вброд через Дон и Непрядву…

Нужно было возвращаться в Москву, но Антон медлил, водил меня по осенним полям около стогов.

— Пора, — сказал он наконец решительно.

Дома быстро пообедали, мать Антона вынесла на крыльцо рюкзак с картошкой и корзину яблок; Антон закинул за плечи рюкзак, я взял корзину, и мы по тропе зашагали к большаку.

Вышли на широкую луговину.

— Лебеди! — закричал вдруг Антон. — Вон, вон, над Непрядвой!

И тут я увидел вереницу больших белых птиц. Устало махая крылами, лебеди тянули в сторону Куликова поля. Я видел темные клювы летящих птиц, вытянутые шеи и снежные подкрылья…

Больно замерло сердце: лебеди, показалось, вернулись из того далекого-далекого времени.

Поздно ночью мы вернулись в Москву. Товарищи уже спали, и мы с Антоном, чтобы не разбудить их, сняли возле порога обувь, тихонько прошли каждый к своей кровати.

Я не заметил, когда Антон поставил на подоконник «видящий» шар, но едва голова коснулась подушки, увидел его на обычном месте, словно Антон и не брал его с собою.

Стихи пришли неожиданно. Мне даже поначалу показалось, что их мне нашептывает Антон:

Вороны летали семо и овамо,Воины убиты в некоси лежали.Горлица залетная глухо ворковала,И трава поникла от туги и жали.

Я еще раз увидел поле древнего боя, раненых, прихрамывающих лошадей, убитых воинов, утонувших в траве.

На смоленом струге плыл я издалека,Из лесного края, с озера Чудского.Смерть на поле брани оказалась легкой…Покачнулось поле — поле Куликово…И душа, как птица, улетела в дымку,И темно вдруг стало, как в закрытой скрыне.С верным арбалетом я лежал в обнимкуНа болотных кочах, будто на перине…

Две последних строки, как это часто бывает, опередили первую и вторую.

Будет вечно сниться мне одно и то же:Что бежит Непрядва к озеру Чудскому.

На ощупь я нашел бумагу и карандаш, почти не различая буквы, переписал стихи, вписал недостающие две строки:

Слышен топот, кони мечутся на пожне.Захлестнула сердце вдруг тоска по дому…

Это были точные строки: умирая, воин уже ничего не видел, а только слышал ржание коней; перепуганные, потерявшие хозяев кони носились по полю — храпели, стучали подковами.

Лишь вечером сумели их, наверное, сбить в табун коноводы.

Раненых лошадей, по преданию, воины оставили местным жителям.

Пленных и раненых татар победители пощадили, дали им землю, разрешили поселиться и жить…

Антон неожиданно проснулся, встал, присел на краешек кровати рядом со мной.

— Долго добираться до ваших мест? За половину суток успеем? Успеем… Вот и хорошо. Знаешь, пока все спят, расскажи про Чудское озеро, про вашу деревню… про Валентину… Да, а как ее отчество?

— Ивановна, — ответил я, улыбаясь.

Владимир Михановский

Стрела и колос

Рассказ

Это произошло на траверзе Эпсилон Эридана — захолустной звездочки, известной ныне разве что составителям каталогов да еще, пожалуй, курсантам штурманского городка, зубрящим эти каталоги.

У «Валенты» начали барахлить кинжальные дюзы, и капитан велел лечь в дрейф.

В качестве материнского тела выбрали оказавшуюся ближе всего небольшую красноватую планету, лишенную атмосферы, и вскоре пульсолет вышел на замкнутую орбиту. Вряд ли пустые небеса планеты видели когда-либо подобную рыбину, словно выхваченную из венерианских глубин, которая старательно вырисовывала вытянутый эллипс.

Первое время все, кто был свободен от вахты и от ремонтных работ, собирались перед капитанским экраном, наблюдая за всхолмленной поверхностью неведомой планеты.

Орбита «Валенты» была сильно сжата, и, когда корабль удалялся от планеты, приходилось включать инфразор. В глубине экрана сонно проплывали круглые кратеры, редкие зубцы пиков, отбрасывавшие черные тени, и холмы, холмы, холмы…

— Марсианские прерии, — заметил Вен, посасывая неизменную трубку.

Постепенно движение на экране ускорялось. Все быстрее наплывали кратеры, теснились холмы, обгоняли друг друга пики.

Затем в страшной близости, перед самым носом «Валенты», проносился кусок красной планеты. Иногда это был видимый до мельчайших деталей вздыбленный обломок базальта, а однажды промелькнула ощеренная пасть расселины, на краю которой зацепился крохотный не то кустик, не то моток мертвых металлоидных образований…

Корабль проходил перигелий — и все начиналось сызнова: бесконечная тянучка, нудное наплывание однообразных пейзажей, осточертевшая замедленная съемка.

Первым это заметил Вен.

Случилось так, что подле экрана был он один. Часть людей была занята, другим попросту приелось однообразное зрелище.

Вен задумчиво подкручивал настройку. Он думал о Земле, голубой планете, отделенной от него одиннадцатью световыми годами плоского пространства. Когда еще «Валенту» примут в надежные объятия крепкие руки земных станций наведения?

Дюзы корабля оказались поврежденными гораздо больше, чем думали поначалу. Их изъязвил кратковременный ливень из античастиц, в который «Валента» недавно попала.

Хорошо, что капитан не посадил корабль. Пока они оставались на орбите, у Вена еще теплилась надежда, что по возвращении на Землю его встретит то самое поколение, которое провожало «Валенту», а не преуспевающие потомки, которые будут рассматривать Вена как воскресшего неандертальца. Если же они сядут здесь, то при старте неизбежна свертка пространства-времени, и в результате пульсации люди «Валенты» по крайней мере на полвека отстанут от землян.