Марина Дяченко - Соль Страница 10

- Не понимаю, - сказала Диана. - То, что ты говоришь, конечно, красиво - про соль, и все такое. Ты хочешь, чтобы домик был с тремя этажами, при этом обязательно одноэтажный, очень крепкий, недорогой, сложенный из вареной колбасы. Вот примерно этого ты требуешь.

- Ну, извини, - Эрвин отвернулся.

Это была его пятая встреча за день. Распрощавшись с очередным кандидатом в мифотворцы, он перезванивал Вельке: «Как дела?» - «Нормально». У Эрвина всякий раз сердце обмирало.

Бронированная дверь. Сигнализация. Он запретил жене выходить из дома и отвечать на телефонные звонки. Он запретил ей подходить к окну. Она сидит там, одна, делая вид, что ни капельки не боится. «Как дела?»

Формально он не нарушал запретов. Не покупал русалок, не выпускал их в море. Не писал разоблачительных статей. Но он встречался с журналистами, он вел длинные разговоры и не верил, что тема этих бесед надолго останется тайной.

- Веля, я закончил. Еду домой.

- Жду тебя. Все в порядке.

Все, к кому он обращался, сразу думали о простом: документальная история из жизни работорговцев и их жертв. Половина кандидатов сразу отказывалась под надуманным предлогом. Прочие сомневались. Те немногие, что брали у Эрвина аванс и садились за работу, приносили потом разнообразные вариации на одну и ту же тему: русалки не должны плавать к берегу, их там приманят и продадут в бордель.

Талантливые и бездарные, наивно-детские и полные тошнотворных подробностей, профессиональные и любительские рассказики стоили ему немалых денег. Чтобы покрыть расходы, он брался за большие аналитические статьи для промышленников, за эссе для глянцевых журналов, за переводы, астрологические прогнозы, телеобзоры, - он брался за все. Он сидел ночами. Велька помогала ему, работая тихим, бессменным, очень эффективным секретарем.

- Почему ты так долго не брала трубку?!

- Я была в ванной…

- Таскай с собой! Я же просил тебя… Сразу же бери трубку, когда я звоню!

- Все в порядке, Эрв. Не беспокойся, все в порядке.

Три дня был шторм - баллов шесть-семь. Купальщики валялись в белой пене, брызгаясь и хохоча. Спасатели бродили вдоль берега с мегафонами, выгоняя из воды всякого, кто осмелился войти в море хотя бы по колено. Волны перекатывались через пирс.

На четвертый день шторм немного утих, и у парней прибавилось работы. Отчаянные пловцы то и дело лезли в море, и шутки сразу же заканчивались, потому что выбраться обратно без посторонней помощи умел один из трех.

Спасатели бросали дуракам оранжевый круг с логотипом пляжа. Дураки паниковали, бились, иногда захлебывались. На берегу собиралась толпа, будто в цирке. Дураков вытаскивали, исцарапанных и здорово напуганных, и ругательски ругали, грозя штрафом. Дураки уползали, сопровождаемые ехидными взглядами, а через четверть часа уже новый идиот барахтался в волнах, уносимый течением прочь от берега…

На пятый день Виталик дежурил на лодке. Казалось, шторм выдыхается, но после обеда опять подул ветер, и волны, вроде притихшие, снова разгулялись. С пирса Виталику подали сигнал - возвращаться, пока можно. Он завел мотор и тут увидел пловца метрах в двадцати от берега.

То ли парни на берегу прошляпили его. То ли мальчишка (а это был пацан лет четырнадцати) попал в особенно мощное течение. Но его несло по дуге, от пляжа к скалам, замыкающим «Золотой Мыс» с востока.

Виталик развернулся. Лодка прыгала на волнах, подлетала и приземлялась всем днищем, и Виталик ругался, не переставая. Он бросил пацану круг и стал подтягивать поближе, чтобы поднять мелкую сволочь на борт. В это время большая волна развернула лодку и приложила ее о скалы - прямехонько винтом. Звук мотора перерос в отвратительный визг. Виталик попытался выровнять лодку - но волна ударила еще раз, стукнула бортом об острый камень, и Виталик обнаружил, что сидит по щиколотку в воде.

Мотор заглох. Виталик глянул на своего утопающего. Парень, держась за круг, болтался метрах в десяти от камней, и пока ему ничто не угрожало…

А за спиной мальчишки - перепуганного, сопливого - на секунду появилось и пропало в волнах маленькое бледное лицо в обрамлении длинных темно-каштановых волос.

Из переделки выручил Артур - подошел на своей лодке, подобрал сперва утопающего, а потом бросил канат Виталику. Лодку под номером «52» вытащили на причал. Борт был пробит в двух местах, а мотор, кажется, не подлежал восстановлению.

- Рухлядь, - заключил кто-то из спасателей.

Виталика вызвали к управляющему. Тот пожал ему руку, поблагодарил за отвагу на спасательных работах, потом вытащил откуда-то лист бумаги с напечатанным текстом и предложил Виталику расписаться.

- Что это?

Это было подробное описание увечий, нанесенных лодке, плюс долговая расписка. В течение трех дней Виталик был обязан вернуть полную стоимость лодки и мотора. Сумма выглядела жутко - лодка стоила, как хороший автомобиль.

- Что это? - повторил Виталик, не веря своим глазам. Управляющий, готовый к такому повороту событий, вытащил из сейфа договор, подписанный Виталиком при приеме на работу. Мелким шрифтом в самом низу последней страницы были выписаны обязательства: покрыть ущерб, нанесенный по вине нанимаемого, в течение трех дней. Иначе вступали в силу штрафные санкции.

- Ты подписал?

- Я не заметил…

- Но ты подписал?

- Но ведь я находился при исполнении! - нашелся Виталик. - Должна быть какая-то страховка…

- Ты подписал?

- Но иначе пацан бы утонул!

- Ты подписал?

Виталик молчал. Управляющий испытующе посмотрел на него, потом коротко указал на кресло:

- Садись.

Виталик сел, ни о чем не думая.

- Ты все правильно сделал, - сказал управляющий. - Я тебе спишу эту лодку… когда шторм уляжется. Когда можно будет спокойно выходить на рыбу. Понимаешь?

- Потом мы сможем вернуться. Когда все переменится. Потом.

- Потом, - отозвалась Велька эхом.

- Я знаю, как ты любишь море…

- Давай не будем об этом. Решено - значит решено. И продадим дом сразу, зачем тянуть. Вместе с мебелью. В конце концов, это даже стильно - вот так поменять жизнь, взять все и бросить… Ткни пальцем в карту и скажи: мы туда едем. Я скажу, что согласна.

Они говорили вполголоса на балконе. Рано стемнело - близилась осень. Бархатный сезон с длинными вечерами, потом осенние шторма. Потом зима.

Все имеет предел. Даже терпение. Этот перезвон каждый час: «Как дела?» - «Нормально». Эти секунды, когда Велька почему-то медлила взять трубку, эти напряженные струнки в ее голосе… Чего ради превращать жизнь в вечное ожидание беды? Тем более Вельки-ну жизнь?

Море штормило. Над городом носился ветер с запахом йода. И Эр-вин, и Велька понимали, что в этот город больше не вернутся.