Александр Шепиловский - Феномен Страница 10

Впервые я столкнулся со смертью в этом устроенном мире. Аварии и несчастные случаи здесь чрезвычайно редки, неизлечимых болезней нет, люди умирают от старости — это естественно и не страшно. Но молодой, здоровый, жизнерадостный… В полной прострации я опустился на диван и бестолково отвечал на вопросы пришедшего в гости Святополка. Тогда он стал с кем-то разговаривать по видофону, после чего загнал бегемота в дальнюю комнату и закрыл ее.

Первыми ко мне прибежали встревоженные Захар и Архип. И я даже удивился, мне казалось, что они люди черствые и равнодушные, а ведь как беспокоятся за мое здоровье. Вслед за ними примчался раскрасневшийся Тока, пришли Юлия с Добрыней, а за ними показались молодые супруги Марковы. Что случилось? Срочно врача!

— Не надо врача, — пробормотал я, собираясь с духом, чтобы приступить к рассказу. Все ухаживали за мной. Юлия ласково провела ладонью по моей холодной щеке.

— Владимир сгорел, — наконец четко сказал я. — Прах его в банке, — и понял, что последней фразой сделал ошибку.

— Прах? — удивился Добрыня. — В банке?

— Бредит, — жалостливо, но уверенно сказала Юлия и пощупала мой лоб, и сразу стало жарко.

Подоспел врач. Он признал у меня сильное нервное потрясение и в его руках сверкнул ультразвуковой шприц. Укол был совершенно безболезненный, даже приятный, охлаждающий.

— Порядок. Оставьте его одного.

Квартира вмиг опустела: врача здесь слушались. Лекарство действовало, благотворно повлияли и прикосновения ко мне Юлии. Я быстро приходил в себя, успокоился, мысли прояснились. Лежал и думал о гибели Владимира и вообще о смерти. Ну почему, почему человек должен умирать, погибать — словом, уходить в небытие навечно. Навечно! И откуда-то из глубин сознания выскочила робкая мысль, что не так то все просто в природе, что существует бессмертие индивида, что смерть — это всего лишь распад белковых структур организма, но эти же структуры на какой-то другой основе создаются в неисследованных областях Вселенной, а может и в других измерениях. И таким образом, Владимир, и я, вообще все люди будут жить хоть и не вечно, но, по крайней мере, соизмеримо с временем жизни галактик. Я расслабился и заснул.

Сон приснился поразительно яркий, насыщенный и красками, и запахами, и звуками. Мы с Владимиром на Никишихе. Он брызгает на меня водой и смеется: «Говоришь, я сгорел? Ха-ха. Сгорела лишь моя плоть, это верно. Но я жив, Шурик, жив». Он обнял меня, закружил, и мы оба упали. Владимир развалился на траве и дурашливо запел: «Жил-был у бабушки серенький козлик».

Я спал и, наверное, улыбался. Проснувшись — затосковал, хоть в петлю лезь. Поднялся и принял холодный душ. Было раннее утро. Бегемот ворочался и издавал неясные тревожные звуки. Сегодня я расскажу сотрудникам лаборатории и о своем загадочном появлении, и о бегемоте, Ио смерти Владимира, и бредом мой рассказ никто не назовет. Пусть исследуют пепел. Я заторопился, чтобы пораньше прийти в институт и взять банку с прахом Владимира.

Но тут распахнулась дверь, и на пороге возник…живой, невредимый Владимир. Я остолбенел, и первая мысль была о том, что это — галлюцинация. Однако галлюцинация презрительно усмехнулась, приблизилась ко мне и хлопнула по плечу:

— Рассказывай, пакостник!

— Ты? — пролепетал я. — Живой?

— Ай, артист, ну артист! Ой, какой страшный! Да ты заболел!

— Я здоров. А вот ты вчера сгорел в блок-отсеке. Я сам твой пепел в банку собрал.

— Оба рехнулись, — выпучил глаза Владимир и бесцеремонно втолкнул меня в спальню. — Выкладывай, что натворил?

— Ничего, я только наблюдал. Питание вдруг само выключилось, люк сам по себе закрылся, ты оказался в вакууме, потом температура три тысячи градусов…вот и все, сгорел.

И чувствую, как по моей щеке стекает слеза радости. Владимир понял, что я говорю серьезно.

— Очень трогательно. А теперь слушай. При соединении гра-контакта меня будто ударило током — и я выключился… А включился знаешь где? В лесу возле Никишихи, на том месте, где мы вчера отдыхали. Здорово, да?

Я подивился совпадению, что именно там видел его во сне. А чтобы подтвердить свое пребывание на Никишихе, он развернул платочек и показал горелую кожуру картошки и соль, перемешанную с землей.

— И понимаешь, Санек, часа четыре я был в беспамятстве. Так и подумал, что за это время ты перетащил меня на Никишиху. Голова разламывалась — для чего ты это сделал? На шутку не похоже, да и не к месту она. Пока выбрался на дорогу, уже рассвело. И прямо оттуда к тебе за разъяснениями. А ты еще сильнее запутал меня.

Я сидел с раскрытым ртом. Верил и не верил.

— Рот можно закрыть, — сказал Владимир. — Больше добавить нечего?

— Вчера я хотел рассказать нашим о твоей смерти, но они подумали, что у меня бред. Врача вызвали.

— Да, — устало проговорил Владимир. — Это почище всякого бегемота. Что ж, будем расследовать. И это замечательно! Хочу взглянуть на свой прах. Где он? Бежим!

Я едва поспевал за Владимиром. В лаборатории был уже Добрыня. Он справился о моем самочувствии, хорошо ли я спал и хороший ли у меня аппетит. Не помня, куда я поставил банку с пеплом, стал искать ее глазами и увидел в углу на полу. Добрыня перехватил мой взгляд и кивнул на банку:

— Что за порошок там?

Я не знал, что ответить и невразумительно промычал. А друг мой понял, схватил банку, стал встряхивать содержимое и жадно разглядывать. От Добрыни не ускользнул наш взволнованный вид:

— Ребята, сегодня вы какие-то не такие. Что произошло?

Я, было, начал рассказывать, но Владимир — до чего вредная человечина — сразу меня перебил:

— Слушай его, Добрынюшка, слушай. Он скажет, будто я вчера погиб, аж сгорел, понимаешь. А это мой пепел, прах, значит.

— Но это действительно так, и ты прекрасно знаешь об этом.

Добрыня с жалостью посмотрел на меня.

_ Ты же, Володя, исчез из камеры! — не сдавался я. — Сам рассказывал, как в лесу возле Никишихи очутился.

— В каком лесу? Какая Никишиха? — Владимир сделал такой удивленный вид, что нельзя было не поверить. — То я сгорел, то, на ночь гладя, в лес удрал. Ой, бедный Саша, что с твоими мозгами? Я стоял оглушенный дерзостью и нахальством друга, а он, улучив момент, залихватски мне подмигнул.

— Не подмигивай! — взревел я.

Со всей безысходностью я понял, что мне никто никогда не поверит. Но Владимир-то, какую цель он преследует? Почему скрывает?

В лабораторию вошла Юлия, обрадовалась мне и спросила, хорошо ли я спал?

— Отлично, — смущенно ответил я и испугался, что Владимир начнет опять идиотничать. Но при девушке он был сдержан, даже сказал, что я в полном здравии и сознании, чем немало удивил Добрыню. И все-таки, я был сильно зол на друга и решил с ним не разговаривать. А он, как ни в чем не бывало, легонько притронулся к моей груди: