Василий Соловьев - Триста миллионов лет спустя (сценарий фильма) Страница 10

Проговорив это, Бахарев отходит в сторонку, садится на диван и думает, ревниво прижимая шар к груди. К нему подходит Забродин и шепчет:

— Мы идем ВСЛЕПУЮ, и неизвестно, когда мы натолкнемся на способ открыть вторую оболочку. Ведь мы НЕ МОЖЕМ УГАДАТЬ! ХОДА МЫСЛИ РАЗУМНЫХ СУЩЕСТВ ДРУГОЙ ПЛАНЕТЫ!..

— Вторая оболочка должна открываться просто, очень просто! — говорит Бахарев громко, заставив всех повернуться к себе. — Может быть, даже руками! Какой смысл — подумайте сами! — какой смысл делать две одинаковые оболочки? Если первую мы открыли с таким трудом, вторая не нуждается в ускорителях. Может быть, руками… простыми человеческими руками… но человеческими!..

Бахарев трет ладонью экваториальную часть «глобуса». И, словно в доказательство его слов, на блестящем металле обнажается чуть приметная полоска, опоясывающая весь шар. В ту же секунду из северного полюса шара выскакивает чуть заметный стерженек, Бахарев, оглядев присутствующих восторженным взглядом, надавливает его. Стерженек проваливается, но на южном полюса выскакивает второй.

Президент кивает оператору, и тот начинает снимать Бахарева. Теперь все, затаив дыхание, наблюдают за стариком. Бахарев надавливает второй стерженек, торчащий из южного полюса. Раздался звук, какой бывает, когда захлопывают холодильник, и «ГЛОБУС» вдруг РАСПАДАЕТСЯ НА ДВЕ ПОЛОВИНКИ!

— Пожалуйста! — в сердцах восклицает Бахарев.

У него в руках предмет, выпавший из недр «глобуса».

— А шарик просто открывался! — смеется «тектонист».

Вокруг Бахарева сгрудились все.

Профессор показывает присутствующим черный блестящий предмет. Он похож на короткоствольный пистолет, фотоаппарат или миниатюрную кинокамеру.

— Что это, Алексей Павлович? — спрашивает Градов, не спуская завороженного взгляда с загадочного предмета.

Забродин стоит словно в столбняке, ошеломленный происшедшим. Сквозь толпу проталкивается Лешка.

— Пустите… пустите поглядеть! Это я шарик нашел, я! — приговаривает он.

Бахарев между тем протягивает загадочный предмет Градову:

— По вашей части, Иван Митрофаныч: электроника, автоматика, телемеханика.

Градов трепетными руками тянется к загадочному предмету. …И вновь вереница машин мчится по вечерним улицам города.

Градов не выпускает из рук вещи, извлеченной из шара.

— Вы оставьте меня на часик одного. Я не могу работать, когда стоят у меня над головой, когда заглядывают мне через плечо. Я пойму, что это такое. Обязательно пойму! Как профессор Бахарев, — просит Градов.

— Непременно поймете, Иван Митрофаныч, — ободряет президент.

— Гости не собирались удивлять нас чудесами и фокусами, — говорит Бахарев. — Они отправили нам серьезное и дружественное послание. И мы должны понять его, должны!

— Вам кажется, что вы поняли ход мысли существ другого мира? — спрашивает Забродин.

— Мысль везде развивается по одним законам, — отвечает Бахарев.

— Чистая случайность, Алексей Павлович, — уговаривает скорее себя, чем Бахарева, Забродин. — Вы угадали, но не поняли. Не поняли!

…Холл одного из институтов. Мягкие кресла и диваны. Журналы и газеты на столах. На стендах — снимки и макеты «спутников» и высотных ракет.

Разбившись на отдельные группы, ученые ждут, поглядывая время от времени на дверь, за которой работает Градов.

То и дело пробегают сутулые, очкастые и застенчивые помощники Градова, Они пробегают с какими-то приборами, электроннолучевыми трубками, блоками высокочастотных устройств…

Алимкулов подсаживается к Лешке.

— Почему не видно товарища Сармулатова?

— Спит, наверно.

— Спит?!.

— Он работал сегодня в утреннюю смену, — пожимает плечами Лешка.

Забродин не может усидеть на месте. Он нетерпеливо шагает из угла в угол.

Бахарев, президент и «тектонист» склоняются над снимками «глобуса».

— Шар, который мы нашли, не единственный, — говорит «тектонист». — Посмотрите, на «глобусе» светятся звездочки. Очевидно, это места, куда положены остальные шары.

— Их клали в болото, — добавляет Бахарев. — Теперь там каменный уголь. А мы, возможно, даже не знаем об этих залежах…

Подходит Забродин.

— Алексей Павлович, — говорит он, — я ведь никогда не отрицал существования жизни на других планетах.

— Разве? — беззлобно улыбается Бахарев.

— Я возражал против вашей методики. Я возражал против сравнения жизни Марса и Венеры с жизнью Земли. Я считаю, что на других планетах формы жизни могут быть совершенно невероятными с нашей земной точки зрения. Природа неисчерпаема!

— Природа творит не «шаляй-валяй», а по законам, общим для всех небесных тел. Вот эти общие законы вы и не хотите понять! — отвечает Бахарев.

— Но по-вашему получается, что где-нибудь на Марсе сейчас точно такой же Забродин разговаривает о жизни на других планетах с точно таким же профессором Бахаревым. Тоска смертная — везде одно и то же!

— Никогда и ничего подобного я не говорил! — вспылил Бахарев. — Я всегда утверждал, что даже по цвету растения Венеры и Марса отличаются от земных. На Марсе они голубые и синие, а на Венере красные и оранжевые. Жизнь творит вполне определенные формы при определенных условиях. И вот законы, по которым она это делает, мы можем изучать, не сходя с земного шара. Впрочем, это уже из области биологии, которой вы не знаете, хотя пятнадцать лет спорите со мной о жизни на других планетах!

— Я астроном, а не биолог… И все же я утверждаю: нам не понять устройства и назначения вещицы, над которой бьется сейчас Градов, — без всякой видимой логики азартно говорит Забродин.

Мажид, серый от усталости, входит неслышно и незаметно. Он тихонько подсаживается к Лешке, и тот радостно хлопает его по спине:

— Одумался, чудак человек?

— Интересно, понимаешь… Не мог дома сидеть. Спать не мог, — признается Мажид, смущенно улыбнувшись.

В эту минуту вдруг входит, почти врывается сияющий Градов.

— Прошу ко мне, товарищи! — кричит он, распахивая дверь. — Ко мне! Товарищи, ко мне!..

Просторный стол, накрытый стеклом. В стекле отражаются детали загадочной вещи, которая теперь разобрана. Настоящие радиолюбители поняли бы при взгляде на эти детали, сколько радости доставило Градову разгадывание схемы приборчика.

— В принципе никаких неожиданностей: нечто вроде печатной схемы, полупроводниковые диоды и триоды… — начинает Градов.

— И вы поняли назначение и устройство прибора?! — недоверчиво спрашивает Забродин, избегая лукавых взглядов Бахарева.