Алексей Жарков - Избранные. Боди-хоррор Страница 11

– Знатный денёк выдался, – Гришан развалился в кресле в любимой позе. Сполз наполовину, широко раскинул ноги. Его взгляд ленивым дозорным блуждал по залу мрачного ресторана с космическим названием.

– А знаешь, – задумчиво растянул он. – Есть отличные новости.

– Мы ещё не всё просадили?

Он приподнялся и протянул ко мне через заполненный яствами стол две огромные руки. Странно, что я раньше не заметил. На костяшках обоих мизинцев заметно вздулись два нароста.

Жемчужины увеличивались быстро, созрели за пару недель. Когда рост прекратился – Гришка бережно вырезал шарики. Процедура их превращения в товар абсолютной ликвидности успешно повторилась.

Всё только начиналось.

Они стали появляться у Гришки в разных местах – плечи, шея, колени. Зараз – не больше трёх-четырёх штук. Были и перерывы, организм, возможно, отдыхал. Но, через месяц-другой, драгоценные липомы вновь раздувались, с неизменно крупными жемчужинами наивысшего качества. Со счёта мы сбились где-то после тринадцатой.

Причины Гришкиных метаморфоз таки и оставались загадкой. Их не объясняли многочисленные травмы и повреждения, какие-либо особенности питания, легкомысленные злоупотребления и художественные эксперименты над собой.

Мы не искали ответы. Темп задан. Поиски средств, времени и оборудования более не препятствовали творчеству. Настала пора наслаждаться пучиной вдохновения на профессиональном уровне. Как настоящий художник, Гришан вырывался из неё лишь для взрывоопасных поездок, загулов и кутежа. Квартира заполнялась кистями и красками, здоровенными холстами и тату-расходниками, пакетами гипса и шпателями. Подоконники и углы комнат приютили неоскудевающий ассортимент стеклотары, наполненной дурманом этанола. Деньги уходили с пользой или с шумом – какая разница, кого это волнует в возрасте максимальной громкости?

– Думаю, мы сорвем куш, – Гришка таинственно перешёл на бас и изобразил руками магические пасы.

– Жги, заинтригован.

Мы стояли возле подъезда, изуродованного фантазией неведомого конструктивиста, и портили лёгкие оставшейся с вечера «Герцеговиной». Утро нацепило обычное для столицы отсутствие времени года. Что-то таяло, что-то сохло, подсвеченное светилом серое небо желтело проплешинами.

Наблюдая за моей реакцией, он не спеша задрал до груди красную клетчатую рубаху. Чуть ниже солнечного сплетения отчётливо выпирал шар, размером с куриное яйцо.

– Всего несколько дней, ещё растёт, – довольный моим ошеломлённым видом, Гришка легко пошевелил шар пальцем. Образование свободно двигалось под кожей, возвращаясь на прежнее место.

– Здоровая, – пытаюсь разделить его восторг.

– Отлично!

– Нет, подожди. Она слишком здоровая. Не больно?

– Не парься ты, нормально мне. Только она не совсем круглая. И мягкая, может ещё не сформировалась. Прикинь, какая вырастет?

Присматриваюсь. Форма жемчужины скорее овальная. Легонько надавливаю с двух сторон – предмет поддаётся, уступая нажиму, но быстро восстанавливает форму.

– А вынимать как? – тревога не уменьшалась. – Тут медик будет нужен. Не руку порезать – тут живот вскрывать. Ещё и увеличится.

– Да брось. Тут только распороть немного, сам справлюсь. Слегка рассеку, потом выдавлю. Даже шить не надо. Пластырем перетянул – само схватится.

– Ага, таких оптимистов потом с мигалкой увозят.

– Зануда, – он сграбастал меня здоровенными ручищами и, вместе с сомнениями, увлёк в духоту злобного города.

Мы не виделись больше недели, я плотно застрял дома с кипой давно отложенных для прочтения книг. Повод, конечно, весомый – на тренировке жестко выбил большой палец на ноге. Палец почернел и опух. Даже если засунуть ногу в кроссовок – шагу не ступить. Схема отработана: травмпункт, рентген, мази, покой, книжки. Исчезнуть для мира на недельку – благое дело. Пусть отдохнёт, одним буяном меньше.

К Гришке заглянул сразу, как только смог высунуть нос из норы. Первый подъезд, второй этаж. Долгими и пустыми трелями ненавистный звонок недобро напомнил мне о начале нашей истории. Наконец, дверь приоткрылась.

– Уходи, – такого приветствия я от него ещё не слышал.

– Так. Подробнее.

– Не, всё в прядке. Просто… Херово мне, – он по-прежнему не пропускал меня внутрь. Его оборона не выглядела убедительной, я толкнул дверь.

– Показывай.

На нём только узкие чёрные джинсы. При выключенном свете обильно разрисованное тело выглядят плотью с заживо содранной кожей. Гришка похож на жертву средневекового палача.

Центр живота растянул тяжёлый бугор, размером с небольшую дыньку.

– Братан, я в положении, – он невесело улыбнулся. Шутка прошла мимо.

– Гришан, тут без вариантов. Надо к доктору.

– Надо, надо. Сам знаю. По-любому – не сегодня.

Картина постепенно проясняется. Давлюсь сухим комом отборной ругани. Тема внутривенных инъекций не всплывала с того памятного дня.

– Вмазался?

– Заходи завтра утром. Только не рано, вместе пойдем. Добро?

Надрывающийся телефон – киношный предвестник грядущей беды – вытаскивает меня из-под ледяных струй утреннего душа.

– Говорите, – руки не вытер, по чёрной коробочке пробежались прозрачные струйки.

– Приходи, помощь нужна, – Гришкин голос звучит подозрительно тихо и серьёзно. Ничего хорошего, яснее ясного, через четверть часа буду.

Масштабы «ничего хорошего» я недооценил.

Гришка с трудом вытянул на себя дверь, пропуская меня в квартиру. Отшагнув назад, он смятой тенью провалился в полусвет коридора. Опираясь на стену, мой друг еле держался на ногах.

Не нужно было заглядывать в его глаза, чтобы понять, что ночью он догнался, возможно не раз.

– Потрогай, – снова этот голос. Так может говорить человек перед лицом смертельной опасности. Когда на эмоции нет ни сил, ни времени. Когда нужно просто собраться и что-то делать. Без надежды на результат.

– Потрогай, – повторил он. – Там что-то треснуло.

Полтора бесконечных шага я преодолеваю с пониманием, что вот-вот случится беда. Кладу руку на Гришкин живот. На горящем теле плавится липкий, как сосновая смола, пот.

Твёрдая полусфера под моими пальцами обозначилась неровными краями изломов. Форму ей, по-видимому, помогал сохранить лишь купол натянувшейся кожи. Осязаемые черепки почти беспрепятственно сдвигались. Под ними ощущалось тугое уплотнение.

– Гришан, надо вынимать…

– Ещё раз, – перебил он.

Я что-то упустил? Ладонь повторно ложится на взмокшее полушарие. Горячие капли скользят мне на запястье. Внутри, под треснувшей поверхностью проходит слабая дрожь, прерывается двумя уверенными толчками.

От неожиданности я отпрянул к стене, взмахнув руками в нелепой попытке сдаться несуществующему врагу.

– Гришан… – мои слова приплывают из другого мира. – Это же не ты…

– Не я. Не шуми, послушай.

Замираю. Рокот улицы и неугомонное бряканье соседей отходят на второй план. Между нами отчётливо присутствует тихий, но различимый звук.

Отрывистый шорох, глухой и подобный скрежету напильника по молочным зубам, прерывался негромким утробным рокотом. Будто замедленная запись хруста ещё живой черепахи, попавшей в мясорубку.

Источник звука сомнений не вызывал.

– Скорую вызвал?

– Не будет скорой, я сам.

– Сдурел? – я мгновенно осознаю задуманное, стены качнулись.

– Не смей мешать, мне нужна твоя помощь, – Гришка не менял ни позы, ни интонаций. Застывшая восковая фигура, плавящаяся в душной тени. – Ты всё понимаешь, больше не обсуждаем. Кое-что у меня в запасах есть, за остальным – дуй в аптеку. Запомнишь? Лидокаин – много…

– Что??

– Сказал же – заткнись и делай. Лидокаин, кеторол, йод, пластырь, бинты, стерильные салфетки – всего побольше. Хлоргексидин. Забеги в «Хозяйственный» – купи вощёную нить. Хотя – нет, без неё обойдусь. Так, дальше…

– Гриш, это неправильно, – моя нелепая последняя попытка.

– Разберусь, не впервой.

Слова разлетаются роем обезумевших пчёл – бросаюсь на кухню и сдираю с с холодильника блокнот. Судорожно накидываю в него Гришкин список.

– По дороге – возьми себя в руки. Кое-что придётся делать тебе, – последние его слова перед тем, как дверь разделила нас.

Нелепо, но травма напомнила о себе в самую неподходящую минуту. Злополучный палец вспыхнул пламенем, как только я вылетел из подъезда. Не сбавляя скорости, зажмурившись от боли – полторы остановки до ближайшей дежурной аптеки.

На месте – всё как положено. Долгие поиски за стеклом заветного окошка, рассыпанная мелочь и голубой одноразовый пакетик, рвущийся в героической попытке всё вместить.

Обратную дорогу преодолеть бегом я уже не смог. Пульсар в ступне плескался болью. Хромая, я устремился навстречу развязке. Несущиеся осколки мыслей грозились разорвать мозг на куски. Шквал паники терзал рассудок, как смерч-людоед – фанерные домики степного дачного посёлка.