Джордж Мартин - Неистовые джокеры Страница 11

Плакальщик содрогнулся в новой конвульсии, но горло уже распухло, и голосовые связки не действовали. Мокрая от пота кожа на спине казалась холодной и липкой; по комнате распространилось зловоние — опорожнились мочевой пузырь и кишечник. Задыхаясь, она отпихнула его, выбралась из постели и сжалась в комочек на полу у кровати.

Разгром Клойстерс. Он недвусмысленно дал понять, что каменные стены сровнял с землей Черепаха. Но это была ложь! Он поклялся, что никакой угрозы нет, а ведь ей никогда прежде не приходилось убивать тузов. И это тоже была ложь.

Женщина прижала ладонь к уху и как завороженная уставилась на подсыхающую кровь, запачкавшую пальцы. Бессознательная обида на предательство добралась до сознания и выкристаллизовалась в гнев. «Он знал, но мне не сказал ни слова». Неужели он хотел, чтобы она погибла здесь, в этой квартире? Но кто тогда убил бы для него Тахиона?

Вой сирен напомнил об опасности. Она так углубилась в размышления о смерти и предательстве, что совершенно забыла об окружающей действительности. Вряд ли на всем Манхэттене нашелся хотя бы один человек, который не слышал бы этого предсмертного крика. Время убегало. Если она хочет остаться в живых и достичь своей главной цели, ей тоже нужно бежать. Рулетка откинула на спину спутанные волосы — крошечные жемчужинки и хрустальные бусины, вплетенные в длинные пряди, цеплялись за пальцы. Чулки и пояс с подвязками запихнула в сумочку, кое-как натянула платье и всунула ноги в босоножки на высоких каблуках. И обвела последним взглядом разгромленную комнату, чтобы проверить, не осталось ли в ней каких-нибудь следов ее пребывания — не считая, разумеется, самого главного — раздутого почерневшего тела на кровати.

«Мне всегда хотелось быть не таким, как все».

У нее вырвался нечленораздельный крик, и она со всех ног бросилась к пожарной лестнице. Высокий каблук угодил между прутьев железной решетки, и Рулетка, выругавшись, скинула босоножки. Сжимая их в руках, она преодолела пять пролетов, отделявших ее от первого этажа, и спустила выдвижную лестницу на грязную, усыпанную мусором мостовую переулка. Среди слизких подгнивших листьев салата, полиэтиленовых упаковок и вонючих жестянок мерцали, словно волшебный иней, осколки сотен вылетевших окон. Битое стекло захрустело под ногами; один острый осколок глубоко впился ей в пятку.

Она зашипела, вытащила стекло и натянула босоножки. «Противостолбнячный укол, мне необходим противостолбнячный укол. Последний раз я делала прививку в тот месяц, когда мы с Джозией были в Перу».

Мысль о бывшем муже пробудила воспоминания. Они поплыли перед ней рваной дерганой чередой, словно поезд, набирающий скорость. Образы дрожали и мелькали, как кадры из фильма ужасов, просматриваемого на удвоенной скорости… пока не осталось совсем никакой связной картины — лишь размытая дымка боли, горя и затухающей ярости.

Рулетка выбралась из переулка и зашагала по улице. Будет подозрительно, если она сделает вид, что этот кошмар страховщиков и отрада стекольщиков, который ее окружает, совершенно ей безразличен. Однако женщина никак не могла заставить себя присоединиться к толпе зевак в пижамах и ночных халатах — они с разинутыми ртами глазели на усеянную осколками стекла мостовую и припаркованные машины с потрескавшимися или вылетевшими стеклами. Пожалуй, лучше всего будет изобразить деловую леди — заинтересованную всем происходящим, но не желающую опоздать на работу.

По улице пронеслась полицейская машина, резко затормозила рядом с ней, так что двух сидевших в ней офицеров мотнуло вперед, будто тряпочных кукол. Налитые кровью тусклые глаза окинули ее цепким взглядом, и она заставила себя взглянуть в подозрительное лицо полицейского, хотя сердце у нее заходилось от страха — ее платье было недвусмысленно вечерним.

Шлюха.

Эта мысль явственно отразилась на обрюзгшем розовом лице, и в душе Рулетки колыхнулось негодование. Выпуск семидесятого года, колледж Вассара, ученая степень магистра экономики. Какая я тебе проститутка, скотина? Но она изо всех сил постаралась не выдать своих чувств.

Из дома Плакальщика выскочил какой-то мужчина — он дико размахивал руками и что-то твердил, хотя из-за воя сирен Рулетка не могла разобрать ни слова. Полицейский отвлекся и утратил к ней всякий интерес. Он рявкнул что-то напарнику и ткнул большим пальцем в направлении того самого дома. Машина поехала дальше, и Рулетка заставила себя переставлять ноги.

Страх вернулся. Его подпитывало не только присутствие реальных преследователей, которые собрались у нее за спиной, но и лай незримых гончих ее души, скачущих за ней по пятам. Они ждали того мига, когда сомнения, ужас и вина, которые с каждым убийством все сильнее и сильнее поднимали голову, одолеют и сломят ее, и тогда они смогут разом наброситься и разорвать добычу на части. Они находились совсем рядом — ждали своего часа. Она слышала их лай. Раньше этого не было. Наверное, она сходит с ума. А что будет, если она убьет снова? Но у нее нет иного выхода. А увидеть Тахиона мертвым — ради этого можно снести даже безумие.

Глава третья

8:00

Каменные львы, сторожившие лестницу перед главным входом в Нью-Йоркскую публичную библиотеку, вполне могли бы тоже взять выходной. Библиотека не работала, и на лестнице не было ни одной живой души.

Дженнифер — она успела заскочить домой, где наскоро перекусила и переоделась в строгий черный костюм с белой блузкой — протянула руку и похлопала одного по боку, словно хвалила за хорошую работу. Потом вошла в здание — у нее был свой ключ — и снова заперла за собой дверь. Каблуки ее туфель громко зацокали, отдаваясь в величественном вестибюле зловещим эхом.

— Доброе утро, мисс Малой, — приветствовал ее пожилой мужчина в мятой форме, которого она встретила по пути из темного главного зала к своей стойке рядом с книгохранилищем первого этажа.

— Доброе утро, Гектор.

— На праздник не идете?

Старик был одним из здешних сторожей. Он обожал рассказывать, как в бытность свою полицейским видел Джетбоя, когда тот вел воздушный бой с цеппелинами над Манхэттеном, и каково всем пришлось в первые кошмарные минуты новой эры, после того как вирус дикой карты вырвался на свободу и мир изменился — неожиданно и бесповоротно.

— Может быть, попозже, — сказала она. Старик ей нравился, но сейчас ей было некогда слушать его нескончаемые воспоминания, — Мне надо поработать. Закончить одно дело.

Гектор поцокал языком, качая головой.

— Вы слишком много работаете, мисс Малой, для такой хорошенькой молодой девушки. Вам следовало бы почаще отдыхать.