Роберт Шекли - Лабиринт Минотавра Страница 11

Случалось, что Мидас давал деньги взаймы. Хоть и терпеть не мог вынимать что-либо из сокровищницы, даже на короткий срок, но был не в силах, исходя из требований архетипа, пренебречь любой возможностью умножить свое состояние. Оттого к нему прилипла кличка «ростовщик богов», и он стал еще при жизни олицетворением мотива выгоды.

Одна из мелких выгод — Мидас мог ставить себе зубные пломбы из воска. День-два, и пломбы сами собой превращались в золотые. В сущности, экономил он сущие гроши, но когда стараешься накопить действительно солидную сумму денег, ни одна полушка не лишняя.

Кое-кто спрашивает, зачем вообще в лабиринте деньги, коль скоро все нужное для жизни и приключений предоставляется здесь бесплатно. Наивный вопрос — с равным успехом можно бы недоумевать, зачем в лабиринте любовь или слава. Деньги, любовь и слава сходны в том, что, если рассуждать примитивно, доставляют удовольствие, а если брать повыше — служат толчком для бессмертных подвигов.

Мидас был сыном великой богини Иды от некоего безвестного сатира, какие слонялись по всему древнему миру в переизбытке. Вокруг самого Мидаса сплетено множество разных историй. Что доказывает: с производством золота он справлялся недурно.

19. МОТИВ ВЫГОДЫ.

Основав лабиринт как первое в мире государство всеобщего благоденствия. Дедал даже не задумывался о выгоде. Он полагал выгоду несущественной. Каждый получал крышу над головой, пищу, одежду, оружие, короче, все нужное для того, чтобы вести достойную жизнь и расправляться с врагами. Дедалу казалось, что этого достаточно, даже более чем достаточно. В коммерции он не видел нужды, покупки находил изнурительными. Прелести потребления превышали его понимание. Он же строил свой лабиринт в прежние времена, до того, как коммерция сделалась сперва уважаемой, затем привычной и, наконец, совершенно необходимой.

В дни Дедалова детства, если кому-то требовалась шуба, этот кто-то шел в лес на охоту и добывал зверя, не прибегая к более гуманному современному методу — пойти в магазин и купить там, что надо. Но времена меняются, а поскольку лабиринт существует синхронно со всеми странами и эпохами, то подвержен влиянию новых идей. Сперва покупать было непривычно, однако вскоре этот способ приобретения вещей стал стандартным и вытеснил прежний обычай делать все собственными руками.

Остановить идею, когда ее время пришло, немыслимо. Дедал внес закон, запрещающий большинство разновидностей купли-продажи, но запрет оказался эффективен не более, чем прокламация против кори. Люди добывали деньги, продавая Мидасу и другим посредникам, имеющим на то право — а вернее, даже обязанным скупать все подряд, исходя из требований архетипа — статуи, золотые кубки, гребешки из слоновой кости, амулеты из янтаря, расшитые ткани и тому подобное, что составляло убранство лабиринта. Мидас платил золотыми и серебряными монетами, а затем перепродавал товар с внушительной прибылью музеям и частным коллекционерам XX столетия.

Система не была совершенной, однако обеспечивала всем и каждому источник дохода. Вскоре у всех без исключения завелись деньги. Хотя в течение долгих лет купить на них было нечего. Ведь в те времена не существовало ни книжных лавок, ни кино, ни бутиков и супермаркетов. Еще важнее, что не существовало и развлечений.

Пробел по части развлечений Дедал пробовал устранить. Он завел театры под открытым небом, где ставились классические драмы. Вход был свободным, но интереса зрелище вызывало не больше, чем любое искусство, финансируемое правительством.

Населению Дедалова лабиринта классическая мура вовсе не нравилась. Дедал совершил ошибку, с самого начала предоставив каждому сферический телевизор, чтобы люди могли связываться друг с другом с помощью электроники, моментально и бесплатно, ибо, как заявлял Дедал, долг государства — обеспечить населению свободу коммуникаций. Прекрасно, отвечали обитатели лабиринта, а скоро ли мы получим еще и кабельное вещание? Скоро ли у нас появятся каналы из прошлого и из будущего, коль ты утверждаешь, что и то и другое — прямо вокруг нас?

Напрасно Дедал пытался проповедовать допотопные удовольствия — собирайтесь, мол, вечером по пятницам возле стихотворца с лирой и распевайте хором народные песни. Никакого толку: размножились пиратские кабельные станции и принялись записывать и передавать фрагменты будущего, от которых Дедал пытался оградить свой народ, мотивируя это тем, что подобное знание аномально и чревато катастрофой. Для тех, кто пятнает философскую чистоту лабиринта коммерциализмом, были установлены самые суровые наказания. И, разумеется, тоже безрезультатно.

Тогда Дедал ввел регулярные полицейские рейды и облавы, но при всем желании не мог поспеть одновременно повсюду. То тут, то там возникли подпольные предприятия, обычно их возглавляли вороватые типы с черными усиками, торгующие прямо с борта микроавтобусов, которых в Древней Греции, конечно, не должно было быть вообще и которые тем не менее появились благодаря находчивым похитителям правительственных секретов — вспомните, как Прометей похитил огонь с небес. Все делалось так, чтоб эти неразрешенные, незаконные предприятия было легко мгновенно свернуть, если поблизости объявится Дедал.

Предсказывать, где и когда Дедал объявится в следующий раз, сделалось доходным бизнесом само по себе, сверхиндустрией, от которой в последнем счете зависело благополучие всех иных коммерческих предприятий. Определение местопребывания и расписания передвижений Дедала стало самостоятельной отраслью, дедалологией — дедалологи всегда брались сообщить, где он и как он. Было несколько прогностических школ, в большинстве своем основанных на сведениях о предшествующих маршрутах мастера-строителя и, естественно, на изучении его психологии. Но эвристически ничего достоверно установить не удавалось, предсказатели работали в общем-то наобум, ненаучно, ненадежно, и возникающие в итоге тревоги оборачивались серьезными социальными последствиями, особенно в силу того, что условия проживания в лабиринте были нечеткими, а право собственности на землю — негарантированным: ведь Дедал изничтожал индустрию там и тогда, где н когда обнаруживал — и человечество все не могло сделать следующий решительный шаг вперед и взяться за возведение торговых пассажей.

Прорыв наступил, когда Пифагор опубликовал теорему координат, где утверждалось, что да, предсказать, где Дедал объявится вновь, научно невозможно, вследствие общих принципов коммерческой неопределенности, зато вполне можно предвидеть с высокой степенью точности, где и надолго ли ему почти наверняка не бывать.