Зиновий Юрьев - Люди и слепки Страница 11

– Садитесь здесь, в первом ряду, дорогая Изабелла, – сказал он ей – Вы это заслужили…

Конечно, строг он, но умеет ценить людей. Восемнадцать лет вместе.

Но все равно не осталась бы она здесь больше срока, если бы не Лопо. Дева Мария, неужели же восемнадцать лет прошло с того момента, когда она стояла в родильной вместе с доктором Грейсоном и доктором Халперном.

И опять увидела, как наяву: плод совсем уже большой – плавает под большим прозрачным колпаком. Изабелла сначала даже не поняла, зачем ее вызвали. Потом взглянула на шкалу роста и охнула про себя: «Батюшки, да ведь пора уже».

– Ну, коллеги, – сказал доктор Грейсон, – пора переодеваться. Судя по всему, малыш нас уже заждался.

Она, было, совсем растерялась. Еще бы, ее первые роды, да в придачу в присутствии самого мистера Грейсона. Он хотя никогда не кричал на сотрудников и часто улыбался, но боялись его все. Изабелла долго не могла понять почему. И лишь раз, поймав на себе его взгляд, бесконечно холодный и равнодушный, она поняла, почему никто никогда не спорит с доктором Грейсоном. С тех пор слово его стало для нее Законом.

Тогда, в родильной, она быстро взяла себя в руки. Переоделась в стерильное, все приготовила, разложила и подчеркнуто четко, даже молодцевато доложила:

– Доктор Грейсон, все готово.

Доктор посмотрел на нее, поблагодарил, прикрыв на мгновение веки, и кивнул Халперну. Доктор Халперн, толстый и неповоротливый, мгновенно преобразился, движения стали четкими и быстрыми.

Раз, два, три, четыре, пять щелчков – и вот уже пластиковый колпак откинут, околоплодный пузырь вспорот, и в руках у доктора синевато-багровый большеголовый уродец со страдальчески сморщенным личиком Ловкий шлепок – и младенец огласил родильную жалобным криком.

Изабелла была женщиной, не склонной к сомнениям и анализу, почти начисто лишенной фантазии. И весь лагерь, и родильная, и молчаливые пугливые слепки воспринимались ею как нечто естественное, привычное. А через три года она стала старшей покровительницей, и реальный мир для нее окончательно принял формы и очертания Новы – так назывался лагерь. Мир же вне Новы был бесконечно далеким, слегка фантастическим, пугающим и чужим.

8

Она осталась. Тем более, что в этом мире был Лопо, ее малыш.

Когда его влажное крошечное тельце сжимали резиновые перчатки доктора Халперна, она еще ничего не испытывала к нему. Она обрезала пуповину, обмыла его.

– Мисс Джервоне, – сказал доктор Грейсон, – запишите его в книгу рождений. Он будет номер… – он посмотрел на предыдущую запись, – сто одиннадцать – тире один Ну, а кличка… Как же мы его назовем, а? – Он посмотрел на ново рожденного, на доктора Халперна, на нее. И опять сердце у нее екнуло, как провел он по ней холодным своим взглядом. – Ну, мисс Джервоне, вы женщина, глаз у вас зоркий…

– Вот, разве ушки… Лопоухонький он какой-то…

– Лопоухонький… Ну что ж, прекрасно. Пусть будет Лопоухий Первый.

– Почему Первый? – спросила она.

– Первый слепок того, кого он повторяет. Может быть, потом сделаем второго Лопоухого…

Она вписала его в большую тяжелую книгу. Писала она тщательно и аккуратно, как делала все в жизни.

На второй или третий день, когда она кормила малыша и он жадно хватал крошечными губами соску. Изабелла вдруг впервые поняла, что у этого существа нет ни матери, ни отца, ни дедушки, на бабушки. Разве что когда-нибудь будет брат, который и не будет знать, что он брат. И эта простая мысль вдруг наполнила ее ужасом сострадания, и волна любви и жалости к малышу ударила, обдала жаром щеки.

– Лопоухонький… – шептала она-Лопо…

Теперь, когда она купала его, держа на согнутой левой руке, он уже не казался ей синевато-багровым. Тельце его стало розовым, и прикасаться к нему руками, губами, лицом доставляло Изабелле бесконечное удовольствие.

В Нове в то время она была единственной покровительницей – комбинацией матери, няньки, медицинской сестры и воспитательницы для ребятишек до трех лет. Вскоре у нее появилась помощница, молчаливая медлительная девушка, которая сразу признала авторитет Изабеллы.

Как-то ее вызвал к себе в кабинет доктор Грейсон. Она бежала к его коттеджу и, добежав, остановилась, чтобы отдышаться. Сердце колотилось – то ли от бега, то ли от страха – не поймешь. Наконец она набрала побольше воздуха и повернула ручку двери.

– Дорогая мисс Джервоне, – сказал диктор Грейсон с легкой улыбкой, – нравится ли вам у нас в Нове?

– О да, доктор Грейсон, – с жаром ответила Изабелла и хотела было подняться, но он остановил ее движением головы.

– Прекрасно, – сказал он. – Мне приятно это слышать и я надеюсь, мы и впредь будем помогать друг другу. Вам уже объясняли, чем отличается воспитание младенцев у нас: их физическое развитие не должно отличаться от обычного, поэтому младенца необходимо окружить самым лучшим уходом. С другой стороны, эти дети не должны учиться говорить. Свое имя, «иди», «возьми», «принеси», «сделай», «есть» – вот почти все, что им нужно. Мы не будем обсуждать с вами, для чего это делается, но уверяю вас, что это в их же интересах. Лопоухий Первый – ваш первый младенец здесь, и я уверен, что вы будете выполнять обязанности его покровительницы с блеском. Я лишь хотел вас еще раз предупредить, дорогая мисс Джервоне, что вы должны следить за собой. Молодые женщины, особенно с таким добрым сердцем, как у вас, могут решить, что с младенцем следует много разговаривать. Не забывайте инструкции. Хорошо? – Доктор ожидающе посмотрел на Изабеллу.

– Да, доктор, – торопливо ответила она и снова попыталась встать.

– Чтобы вы лучше познакомились с нашим порядком, который мы называем Законом, поскольку другого здесь нет, – доктор тонко улыбнулся, – хочу вас предупредить, что за серьезные нарушения Закона, к которым относится и сознательное неправильное воспитание младенца, полагается встреча с муравьями.

Изабелла недоуменно посмотрела на доктора Грейсона.

– По-португальски эти муравьи называются формига дефого, – продолжал он. – Огненные муравьи. Преступник со связанными конечностями и с кляпом во рту – я не люблю воплей – помещается в муравейник. Муравьи расправляются с незваным гостем. Не сразу, конечно, но в этом-то весь смысл наказания.

– Он… – задохнулась от ужаса Изабелла, – он умирает?

– Увы, – кивнул доктор Грейсон. – Но тем, кто Закон не нарушает, – голос его снова стал учтивым, – бояться нечего. Всего хорошего, мисс Джервоне.

Много ночей подряд после этого ей снились муравьи. Они шли на нее сплошной стеной, страшно щелкая огромными челюстями. Она пыталась бежать, но тело не повиновалось ей. Они все приближались и приближались, и бесконечный ужас наполнял ее. И когда сердце ее, казалось, вот-вот не выдержит, она просыпалась.