Наталья Ручей - Песочный принц в каменном городе Страница 11

Наталья Ручей

Песочный принц в каменном городе

Может быть, ты хотел бы остаться другим,

Может, хотел просто жить и свободно летать.

Знаешь, всегда в жизни есть шанс остаться любым,

Но вот вопрос: что за это придется отдать?

Денис Майданов «Ничего не жаль»

Глава № 1

Для его мамы я была просто потаскушкой, продажной девкой за чашку чая. Она считала, что от Артема мне нужна только прописка в их трехкомнатной квартире, и сделала все, чтобы мне она не досталась. С Артемом мы разошлись больше года назад, но он и его мать по-прежнему вмешивались в мою жизнь. Спонтанно. Бесцеремонно. Будто имели на это право. Не знаю, к чему, но наши реальности соприкасались именно в тот момент, когда я ставила точку на прошлом и уверенно подходила к песчаному мосту будущего. У меня была новая работа, новые друзья, новый руководитель, намекающий на карьерные перспективы – можно сказать, я едва начала становиться на ноги, и встреча с Артемом выглядела как подножка. Как знала – не хотела идти в кино, но Матвей настоял и вот – привет, прошлое! Мой мальчик с букетом цветов и его новая пассия – девочка с неухоженными волосами. К чему мне это сейчас? Я выпила несколько чашек кофе, выкурила почти пачку сигарет, прежде чем поняла, что жду звонка. Жду, чтобы бросить трубку… Или нет… Сначала наговорить гадостей, а потом бросить, но в том, что Артем позвонит, не сомневалась. Когда телефон ожил, и я услышала его "привет", сразу успокоилась. Голос звучал неуверенно настолько, что не будь это Артем, я бы почувствовала раздражение. – Привет, – ответила. Ответила спокойно, почти равнодушно, будто постороннему. Может, эта встреча – точка в кривой неизвестности? Нет даже волнения. Пустота. Не она ли так давит, что задыхаешься? – Ты хорошо выглядишь, – сказал мой мальчик. – Когда я тебя увидел… В общем, хорошо выглядишь. И я почувствовала прежнюю дрожь в теле, но тут же одернула себя. Неловкий комплимент с его стороны и я таю? Смешно. Неправильно. Так не бывает. Дала себе установку не называть его «своим мальчиком» даже мысленно, тем более что он возмужал и давно чужой. Дрожь отступила. – Спасибо, – сказала банальность. – Как твой новый парень? – Как твоя новая девушка? Он рассмеялся, но мне почти безразлично. Рассмеялся – и что? – Если бы не знал, не поверил, что ты не одесситка. Как живешь? – Не хуже тебя. Пауза. – Я у твоего дома. Еще пауза в целую вечность. – Ты можешь выйти? Хочу тебя увидеть. – Зачем? – Хочу тебя увидеть. Я ждала эти слова. Раньше. Теперь, возможно, нет. А если точнее… Мечтала о них. Бесконечно. Теперь нет. Возможно. – Ты одна? – Сейчас? – Да. Ты одна? – Да. – Я хочу тебя увидеть, – повторил просьбу. Настойчиво, с нажимом. Похоже, он изменился не только внешне. – Я переехала. Готов потратиться на такси? Сказала специально, потому что денег у Артема никогда не было, а если и появлялись, он на меня их не тратил. – Адрес. Да, не просил – требовал, и приехал через двадцать минут. Зашел в квартиру хозяином, внимательно осмотрел комнату, задержал взгляд на корпоративной фотографии, перевел уже недоуменный – на меня, удовлетворенно кивнул. – Ты – молодец, – сказал с улыбкой. Я тоже кивнула. Да, это не Черноморка, за стеной никто не норовит подслушать, чем ты занимаешься, не ищет повода унизить, не домогается. Не спросил, как удалось вырваться из нищеты, как жила это время, увиделись, а сказать нечего. Артем чувствовал себя неуютно, я это видела, но помогать ему не собиралась. Не я настаивала на встрече. Наблюдая за моим мальчиком (отвыкну, отвыкну от этого слова), за тем, кто заставил плакать, отчетливо поняла: простить не смогу. Точка. И в то же время, кто-то невидимый едва различимо шептал в самое ухо: «врешь!» Ангел? Рядом, когда отрекаюсь, забываю о мели, режу ступни о камни, когда подношу факел к соломенному мосту, рядом, чтобы заставить меня одуматься… Но сейчас он ошибся. Я этого не хочу. Сжигаю очередной мост. Жарко. – Понимаешь… мне тяжело без тебя… – Кофе будешь? – Я пытался вычеркнуть тебя из памяти, я… Почти удалось… – Нет, ты же любишь чай. Прошла на кухню, Артем задержался в коридоре и прошел следом. – Я все это время пытался встретить тебя. Думал, просто посмотрю, со стороны, посмотрю и забуду. – Твоя мечта сбылась. Пей чай – вкусный, дорогой. Жаль, варенья и батона нет, а так почти как у тебя дома. Что нового? Слова задели – поняла по его глазам. Как же: его мама постоянно сетовала, что я слишком много ем. Особенно, батон и варенье, которые терпеть не могу со студенчества. – Похорошела ты. – Что еще нового? – Очень похорошела. – Ну, как чай? – Я люблю ее… Он замер в театральной маске, почти выдержал положенную к драматической роли паузу, но сломался: – Почему ты смеешься? – Смеюсь? – Она очень хорошая, добрая… – Пепельницу принести? Артем проигнорировал вопрос, продолжая рассматривать мою переносицу. Закурила сама. У меня это получается довольно красиво, если не спешу, а сегодня я точно никуда не спешила, и потом, это позволяло взять тайм-аут на какое-то время. Пытается убедить, что живет без меня прекрасно, что все у него получается, что благодарен за то, что не навязывалась, а между тем выглядит плохо. Да, возмужал, смотрится старше своих лет, но осунулся, по-моему, похудел, исчез лоск. Обычный одесский мальчик. Ему сильно повезло с глазами – такие красивые должны были достаться девушке, в них можно потеряться. Жаль, у меня таких нет, я бы смогла его удержать тогда, тринадцатого апреля. И еще: в нем не было прежней уверенности в своей неотразимости. – Я бросил курить – она меня попросила, и я бросил, – сказал Артем, по-прежнему не отводя взгляда от моей переносицы. Неловкость? Или же… Запретила себе думать на эту тему и ответила все так же спокойно: – Ты – молодец. – Почему ты смеешься? Не могла понять, что с ним творилось. Волнение? Переминался с ноги на ногу, как неваляшка, заглядывал в глаза и твердил о своей пассии, как завороженный. Слово себя самого пытался убедить в ее исключительности. Надоело! Ничего нового он не скажет. – Не обижайся, я ужасно хочу спать. Сегодня такой день, столько событий. Нет, не подумай, я рада, что ты зашел… Его глаза неестественно расширились. – Только я не высыпаюсь в последнее время… Ты, наверное, тоже. Отвернулся. Сегодня видел меня с Матвеем, наверняка, посчитал любовником и сопоставил слова о недосыпании с ним. Матвей – мой любовник – странно звучит, непривычно, но… Может, и так. А девочка с неухоженными волосами – любовница Артема? Может, и так. – Прости, я, правда, люблю ее… – сказал, оправдываясь. – С тобой невозможно разговаривать – ты постоянно смеешься… Прислушалась к себе. Да, любовница. Безразличие сменилось разочарованием. – Ты трезвый? – спросила с улыбкой. – Артем, у тебя галлюцинации. Любишь – прекрасно. Это, наверное, всерьез и надолго. Да? Только я спать хочу и тебе того же желаю. Пока! Я помахала рукой, он развернулся и вышел из кухни, потом из квартиры. Медленно, то ли рассчитывая, что попрошу остаться, то ли ожидая, когда стихнет смех, которого нет. Я осталась одна в огромной квартире. Пока еще съемной, но которая станет моей обязательно. Я в этом уверена. Удача улыбается даже нищим, если подсуетиться и отбросить хвост невезения, а моим хвостом были Артем и его мама. При воспоминании о последней передернуло от отвращения. Наверное, к лучшему, что мы так и не стали родственниками. Определенно, к лучшему. Раньше я благодарила судьбу, что могу заснуть при любых обстоятельствах, даже если постель с инеем, за стеной отплясывают молдаване, а на подушке нож. Теперь же, сколько ни пыталась, глаза открывались и упирались в потолок, а голова раскалывалась от мыслей. Признания Артема в адрес той девочки нелепы, как сама девочка. Два одессита, у них явное преимущество, но они опустили руки. С ней он изменился не в лучшую сторону. Веселый, уверенный в себе, несколько высокомерный – со мной, раньше; спокойный, подавленный, осунувшийся – с ней. Надеюсь, хотя бы его мать довольна выбором. Стоило вспомнить, как ее голос отозвался в моем телефоне. – Артем у тебя? И это без приветствий, и в два часа ночи. Откуда ему здесь взяться, если она сделала все, чтобы мы расстались. – Его, правда, нет? – У меня его нет. – А где он? У него новая жизнь, новая девушка – пусть там и ищет. О том, что мы сегодня виделись, предпочла умолчать – не хотелось в очередной раз выслушивать ругань торговок с Привоза. – Он уходит по вечерам, говорит, что к тебе… Вы помирились… – Он врет. Я отключила мобильный и наконец-то уснула. Отпускаю. Живи своей жизнью. Точка. Запятая, как оказалось на следующий день. Я возвращалась с моря, было поздно – взяла такси. По моей просьбе водитель просветил фарами путь к дому, я помахала благодарно рукой и почти зашла в подъезд, когда кто-то сильно обхватил сзади за шею. Мужская рука – все, что видела. Попыталась перевести дыхание – шею сжали сильнее, головой пошевелить не могла, обернуться не могла. Сначала подумала, что Артем, но человек, стоявший сзади, был меньше его ростом, и мой мальчик не стал бы причинять боль. А мне стало больно. Хотела крикнуть, но в шею уткнулось что-то острое. Нож. Я разозлилась. Не знала, как реагировать, кого звать на помощь, как освободиться, и в игру вступила агрессия. – Отпусти! – Тише, – шипение в ухо, – тише, мне терять нечего. А мне? Если бы Матвея так вовремя не назначили заместителем генерального, и если бы он не отстоял меня на работе, мы бы с этим воришкой были духовными близнецами. Я знаю, что такое быть на грани, знаю, как оглушает свобода, когда грани стираются. – Чего тебе? – выдавила сипло. – Все, что мне надо, у тебя в руках. Я быстро прокрутила: телефон. Так мало? Я думала, если решаешься на такое, берешь все. Однажды меня уже грабили и не подавились последней двадцаткой и конфетами «коровка». – Отпусти: я не могу дышать. Он усомнился, но ослабил хватку, обернуться не позволил. – Не закричишь? – Нет. – Обещаешь? – Обещаю. Отпусти. Он развернул меня к себе. Пустые глаза, обычное лицо – никогда не узнаешь в толпе. – Мобильный, – прошипел, играя перед глазами ножичком. Острым. Когда отдала мобильный, сверкнул улыбкой и убежал. Нужно было бежать и мне, но я не могла двинуться с места. Смотрела ему в след и вдруг поодаль, в тени деревьев, заметила маленькую худенькую девочку с неухоженными волосами. Та самая пассия Артема, которую он восхвалял у меня на кухне. Прекрасный выбор. Мои поздравления. А, может, и Артем с ней рядом? Может, прячется за углом? Так или нет – неважно, он дал ей мой адрес. В связи с событиями, заснула только под утро. И целый день дома. На улицу выходить не хотелось. Мне казалось, там все еще стоит маленькая худенькая девочка, и за углом, что вполне вероятно, Артем. Интересно, всем везет провести отпуск столь насыщенно? Придя к выводу, что отдых – зло, и я слишком долго шла к своей цели, чтобы сейчас прикрывать лень страхом, решила завтра же выйти на работу. А тот, кто предал… Не мне судить, и я не безгрешна. Моя карьера началась с предательства. И чем больше я предавала, тем быстрее продвигалась вверх. Правда, это была не единственная плата за мечты. Глава № 2 Я приехала в Одессу, рассчитывая на свое обаяние и красный диплом. Впрочем, то ли обаяние подкачало, то ли диплом, но вместо предполагаемой карьеры менеджера, я оказалось в обычном продуктовом магазине за прилавком. Времена тогда такие были, устроиться тяжело, а чужому, да еще в курортном городе, да еще на приличную должность… Можно сказать, мне и так повезло. Напротив нашего магазинчика обосновалась беляшная. Именно там поглощали испорченные продукты незнакомые граждане. Впрочем, что мне до этого, если у них были деньги и они хотели потратиться, а мне приходилось, согнувшись в три погибели, полоскать в ванной будущий фарш для беляшей? Беляши с тех пор не ем, а тогда хотела, но не было денег. Это было страшное для меня время, нищее, загадка, как удавалось оставаться пухлой? Впрочем, мне удавалось с легкостью довольно много. Жила я почти у моря – метров двести – не расстояние, но плавать не умела, загорать не любила, воды боялась – так что на пляж приходила к закату, считая, что сумерки делают меня значительно краше, способствуют романтизму и все такое. Брала с собой томик стихов Пушкина, – почему-то он уехал из Луганска вместе со мной, – и усердно делала вид, что читаю, надеясь, что на кого-то это произведет неизгладимое впечатление, и он решит познакомиться. Скажу откровенно, мечтала встретить свою судьбу с квартирой, машиной, огромным и непустым бумажником. Ведь говорят, что противоположности притягиваются. Почему не ко мне? У меня как раз не было ни первого, ни второго, ни третьего. Кошелька совсем не было – мелочь, что водилась, прекрасно чувствовала себя в кармане. Итак, я – идеальная кандидатура для принца. Но в Одессе я жила уже три месяца, у моря прохаживалась месяц, а результатов не было. Успокаивала себя тем, что мой принц еще не вернулся из длительной командировки, или не родился: мне доставались ребята года на три-четыре моложе. Если он появился на свет вот сейчас, сию минуту, то при самом оптимистичном раскладе, мыть колбасу мне еще как минимум лет восемнадцать. Решив что-то предпринять и немедленно, записалась на курсы английского. Опять повезло – очень дешево, правда, и очень далеко и из всего сказанного добрым канадским преподавателем я понимала только слово через три, но это мелочи жизни. Нужны связи. Не все же с беляшником общаться. Одесса – курортный город и вполне мог появиться многообещающий и щедрый иностранец. Иногда я присматривалась к канадцу – может, его осчастливить? Чтобы мы могли лучше друг друга понимать, стала усерднее учить слова. То ли он догадался, то ли я просто ему не понравилась, но внимания уделял меньше, чем остальным. Примерно через неделю канадского игнора, решила наконец-то познакомиться с одногруппниками. Случай подходящий – они курили при входе в офис. – Зажигалка есть? – А сигареты у тебя есть? Я кивнула. Мою пачку разделили по-братски, но зажигалку дали. Дорого обошелся огонек. Канадец вышел, осудительно посмотрел на нас и молча вернулся в офис. Так как все тоже молчали и просто упивались дымом, взяла инициативу на себя. – Не опаздываем? – Мы пришли вовремя, – отозвался один из парней, – и он нас видел. – Но мы же не зашли, – я деловито посмотрела на часы. – Ну, так зайди. Ничего не скажешь, дружелюбно. Кто-то даже хихикнул. Потом все отвернулись к довольно симпатичной худой блондинке, образовав перед моим взором стену из спин. Я решала: зайти и бросить попытки сблизиться с коллективом или из этой затеи еще может что-то получиться? Будто услышав мои мысли, толпа развернулась. – Сигареты остались? О, разговор клеится. Я уже не пустое место. Я – снабженец. Я – значимая для них фигура. Чтобы оправдать оказанное доверие, пришлось достать вторую пачку. – Так не хочется идти, – пожаловалась блондинка. Почему симпатичным мордашкам столько внимания? К примеру, со мной можно поговорить на любую тему, а не выслушивать пустой треп. Могу даже несколько строк Пушкина процитировать, могу говорить о менеджменте и маркетинге, могу обсудить статьи из «Капитала» и «Максима». – Так бы стояла и курила, часа два. Курила и курила, – снова пустые слова. А ребята, как идиоты, поддакивают. Я все так же за их спинами. Начала злиться на них, блондинку и свое слабовольное ожидание, потому сказала: – У меня столько сигарет нет. Стена из спин расступилась, каждый посчитал своим долгом меня обсмотреть, после чего откашляться (все-таки курение – вред), демонстративно затушить почти целую сигарету и пройти в офис. Надо было промолчать, а лучше не подходить. И сигареты остались бы целы, и я бы не считала себя униженной. Это блондинкам глупость прощают, а брюнеткам, да еще пухлым – надо брать чем-то другим. Остается найти в себе изюминку, запомнить ее месторасположение и демонстрировать при каждом удобном и не очень случае. Может, у меня есть чувство юмора? Не смешно. Поплелась следом за остальными, отсидела час с умным видом и ретировалась первой. Возвращаться домой не хотелось: кроме радио меня не ждал никто. Потащилась к морю, попыталась насладиться красотой и много думала. И вдруг мне стало так жаль себя, что даже плакать захотелось. Можно было – темнело, пляж пустой, настроение соответствующее, но воспитание, принципы и комплексы не позволили. – Красавица! Я замерла. Вот он! Принц! – Красавица! – повторил мужской голос совсем рядом. Сейчас он скажет, что искал меня всю жизнь, ждал, что заметил уже давно, но не решался подойти… – Тебя-то я и ждал. Я обернулась, заготовленная для такой встречи обворожительная улыбка только начала образовываться на губах, и так и застыла. На мое плечо опустилась тяжелая рука, а потом на мне повисло и все остальное, мерзкое, дурно пахнущее. Алкаш. Он говорил тихо, все ближе и ближе приближаясь губами к моему уху. Пухлыми, греховными – отчего-то мелькнула мысль. Я постаралась присмотреться – может, мой принц немного перебрал? Всего лишь немного, и если его отмыть и переодеть… Цепкий взгляд, словно в плен берет, подчиняет, лишает сопротивления, как марионетку. Меня начало трясти от страха. Я вспомнила, что на пляже сейчас никого – только песок, гальки, чайки. Но гальки слишком маленькие и у ног, нанести ими удар не получится, а чайки слишком легкие, чтобы подхватить меня и унести в свою стаю. – Так как ты с сумкой, телефон, наверняка, есть. – Что? – Дашь позвонить? Вряд ли откажешь, да? Алкаш еще сильнее навалился на мои плечи. – Позвонить мне надо. Слышишь? В сумке… Он сдернул с плеча дорогую для меня сумку из турецкого дерматина и начал в ней копошиться. Теперь телефон был у него в руке. – Я просто позвонить… Алкаш начал набирать номер, потом покачнулся, охнул и упал на меня. Естественно, я его не удержала, и мы рухнули на песок. Было больно и тяжело, дышать нечем. Я попыталась высвободиться. – А теперь отдыхайте. Во, любовнички! – услышала чей-то гогот. Наконец, с трудом оттолкнув алкаша в сторону, я поняла, что произошло. Вдали маячили две стремительно удаляющиеся фигуры, с моим телефоном в руках. Ну, что за невезение? Телефон у мальчишек, сумка в руках алкаша. Пока он чертыхался и пытался подняться, я побежала. – Вернись! Слышишь? Вернись! – неслось вслед. Может, я и невезучая, но точно не дура. Оказавшись в комнате, с тоской посмотрела на радио. Самое дорогое, что осталось. Легла на кровать, стараясь не думать о понесенных убытках. Для моего бюджета непростительные траты. Сумка – пятьдесят гривен, в ней двадцатка, мобильный – триста гривен, конфеты «коровка» сто грамм, моральный ущерб – гривен сто. Спать не хотелось. Раньше ляжешь – раньше рассвет, раньше магазин и слишком умные лица покупателей. Иногда мне казалось, что они приходили не за покупками, а почувствовать свое превосходство или украсть. Воровали часто. Все, что придется, колбасу ни разу. И тут я расплакалась. Кто я? Что я? Мне двадцать пять, красоты как не было – так уже и не будет, фигура с каждым годом лучше не становилась, диплом у меня ни разу никто не попросил даже посмотреть. Живу в чужом городе, да и то не живу, а так… Существую. Снимаю комнату на Черноморке у старухи, плата растет, а зарплата и не думает. И это я, кому прочили будущее великого оратора, кто подавал надежды стать честным политиком, кто радовал преподавателей института своими курсовыми, кто грезил о руководящей должности, а оказался директором по отмыву сарделек. Я и сейчас не могла признаться себе, что живу чужой жизнью, что не дотянула, не сумела, спасовала. Облупленные стены, дешевая желтая побелка, солдатская односпалка, одежда развешана на стене на гвоздях, в углу зеленый тазик вместо джакузи, а вместо друзей радио. Когда я вспомнила о друзьях, слезы полились рекой. Я уехала из Луганска в поисках красивой жизни, своего принца, а они остались, обзавелись семьями, у многих уже дети. И если раньше мы созванивались с периодичностью в несколько недель, то последние два года обо мне словно забыли. Вычеркнули. Не было такой – Наташки Александровской. А я усердно хваталась за прошлое. Вот мы вместе на вечеринке, я что-то говорю, и раздается не хихиканье, а дружный смех. А вот мы вместе прогуливаем пару в институте и днем танцем в кафешке под радио. Радио есть и сейчас, вот оно, возле подушки, а их нет. Если бы знала, что ничего у меня не получится и что преуспею только в наборе веса, вышла замуж, пока звали. Наплакавшись и как ни странно, выспавшись, утром поплелась на почту: позвонить маме. Врать не люблю, но пришлось. Телефон потеряла, когда гуляла у моря, деньги вытянули в трамвае. Мама расстроилась, но если бы узнала правду, расстроилась еще больше. Плюс: деньги обещали прислать сегодня же, минус: стыд пережила неимоверный, соврала, а денег пришлют очень мало. Мама верила в чудо теперь уже за нас двоих. Мой пыл поугас. А, может, лучше было совсем уехать? Глава № 3 Не решилась. И снова рутина, в которой немного забылась. Высокомерные покупатели, я мою витрину, окна, периодически обсчитываю и обвешиваю, потому что хочу есть, хочу хотя бы позавтракать, а уже четыре вечера. Из чебуречной так же воняет и так же толкутся, к концу смены мне начинает казаться, что именно чебурек спасет от тоски и голода, и плевать, что там скользкие сосиски, а чебуречник, наверняка, не моет руки. Я ему даже улыбнулась пару раз – надеялась, угостит, но он только помахал рукой. Я стала еще голоднее, а потому обвешивала уже всерьез, и навар получился приличным, даже позволила себе сто грамм вафель и пакетик чая. Все-таки хорошо, что не торгую канцелярией, а то в таком настроении и при таких урчаниях в животе съела бы набор кнопок. Директриса была от меня в восторге, намекала, что думает о моем будущем, и оно должно быть светлым, и, по-моему, сытым. Это важно, а когда голоден – первостепенно. После работы я поехала на курсы. Сигарет не было, поэтому задерживаться при входе не стала. Никто не возражал. – Быстро ты бросила курить, – услышала мужской голос. Я настороженно покосилась в сторону Артема. Я-то знала их всех по именам, а мое имя вряд ли запомнили, хоть в группе и было всего две девушки, и звали меня так же, как и худую блондинку. – Тогда я хотела познакомиться, присмотреться. – Присмотрелась? – Сигареты закончились. Он улыбнулся. Я улыбнулась. Курсы начались. После занятий снова попыталась сбежать первой, но Артем вышел на минуту раньше и проводил меня долгим взглядом. По крайней мере, мне в это очень хотелось верить. Пока добиралась домой то на троллейбусе, то на трамвае, продолжала о нем думать. Если честно, смутно помнила его лицо, больше – глаза, большие, темные. Характера совсем не знала, но представляла этаким веселым красавцем, который на зло всем одногруппникам меня оценит, оденет, откормит, и я преображусь в бабочку. Вот почему бы ему и, правда, в меня не влюбиться? Пусть полюбит меня серенькой, а я уж потом постараюсь. Честное слово, смогу. Вернувшись домой, посмотрела на все те же стены, радио, поняла, что не смогу и опять расплакалась. Спала плохо, не раз казалось – что-то шуршит под кроватью, и хотя у меня суббота и выходной день, встала рано и без настроения. Выйдя из комнаты, поняла, что шуршала не мышь, как предполагала, а бабка – хозяйка моей съемной лачуги. Но легче от открытия мне не стало. – Переезжаю к сыну, – сказала бабка. Ее сын жил в этом же дворе, в другом флигеле. На Черноморке у многих так. Один вход, узкий двор – только тропинка для пройти, зато несколько халуп с крохотными комнатушками, которые летом сдают отдыхающим за высокую цену. Вот и бабка переезжает, чтобы сыну на новую квартиру быстрее скопить. – Квартиранты еще одни попросились. Не возражаешь? Я пожала плечами, будто и правда мое мнение что-то решало. – И правильно, – похвалила бабка. – И тебе будет веселее, и мне теплее. Скоро холодать начнет, а здесь не топится. Она продолжила возиться с тюками, а я загрустила. Переезжать мне некуда, да и не по карману. Черноморка – не самый лучший район Одессы, до центра около часа на трамваях с пересадкой, но я привыкла, да и на маклера все равно денег больше уйдет. В Одесе ведь как? Если ты никого не кинул, и тебя никто – считай, и не жил там. В этом плане я прописку получила: успела в свое время маклеру заплатить. Помоталась по пустым адресам, несколько раз прозвонила по немым номерам – и успокоилась. Да и не любила я переезды. Это такой же стресс, как смена работы, если не больший. Бабка права: зимой в лачуге будет холодно, а если появятся другие квартиранты – хоть не скучно. Может, даже вместо радио пообщаюсь с обычными людьми за чашкой чая? О том, что новые постояльцы любят напитки погорячее, узнала вечером, вернувшись с прогулки по городу. На маленькой кухне их было трое. Две тетки, – иначе не назовешь, – и бродяга. Тетки были в засаленных цветных халатах и порванных тапках с собачьими мордами, бродяга в растянутом свитере мышиного окраса и в трениках с выпирающими коленками. Потом пришел еще один. В таком же ношеном свитере-близнеце и не менее ношеных спортивных штанах. Тетки встретили мое появление неодобрительно, из чего я сделала вывод, что выгляжу не так плохо, как о себе думаю. Я поздоровалась. Задержалась на кухне с минуту, но так как никто не ответил, ушла в комнату. Так, кухню атаковали минимум часа на два – судя по их огромным кастрюлям и голодным физиономиям. Проходить с тазиком в ванную, дверь которой никогда не запиралась даже на крючок ввиду его отсутствия, мимо этих мужиков тоже не хотелось. Остается ждать. В засаде я просидела четыре часа: как только у них что-то приготовилось, начались танцы. В прямом смысле слова. Гопанье и громкая музыка. В дверь комнаты постучали. – Кто там? – Соседи, – ответил мужской голос. Не откроешь – обидятся, а оно мне надо, конфликты на ровном месте? Я увидела одного из мужчин, он был здорово пьян, и чему-то улыбался. – Пошли, – сказал, пошатываясь. – Куда? – Выпьешь. – Не хочу. – А познакомиться? Из-за его спины показалась тетка, схватила свою драгоценность за рукав и утянула к остальным. Я облегченно вздохнула и решила поспать. Снова постучали. На этот раз в дверях оказалась та самая тетка. Халат был распахнут, глаза прищурены, злобное лицо переливалось от пота. – Не суйся! – дунула мне в лицо перегаром. – Что? – Это мой муж, а тебе говорю: не суйся! Я ничего не ответила. Захлопнула дверь у нее перед носом и включила как можно громче радио, чтобы не слышать, не видеть, забыть. Господи, почему мне так не везет? Стало противно и страшно. И это часть моей новой жизни? И что делать завтра? Опять выходной, а тут нашествие ненормальных. С грустью подумала об украденных конфетах «коровка»: уж они бы меня спасли от плохого настроения. Есть хотелось страшно, но выходить на кухню было еще страшнее, взвесив все за и против, открыла пачку «Мивины» и уничтожила. Просто они напились, успокаивала себя, завтра проспятся и забудут, пусть лучше не замечают, не общаются. И этот дядька – точно не мой принц. Ночью сквозь сон показалось, что кто-то пытается открыть дверь, потом ворчание и тишина. Спать… Только сон и спасал, а то бы лицо распухло от слез, а голова – от мыслей, и это при том, что раньше ни в плаксах, ни в философах не значилась. Жаль, характер у меня не для рядового исполнителя. Работала бы спокойно продавцом и не парилась, наслаждалась жизнью, а так недовольство собой, попытки что-то изменить и страх сделать хоть шаг от уже привычного островка. Хотя, какой там характер? Так, гордыня и гонор. Но лет в пятнадцать я возомнила из себя королевну и думала, что самый симпатичный мальчик в классе меня не достоин. Я была весела, остра на язык и меня приглашали на все тусовки. Наверное, это было счастье. Длилось оно до тех пор, пока однажды вечером я не подслушала разговор мамы и ее подруги. Говорили обо мне и моей однокласснице Таньке – соседке тети Вали. Так вот, Танька сказала, что удивляется, как со мной вообще кто-то общается, так как я ужасно некрасивая, даже родиться такой большое горе, а она еще шутит. Я тогда резко изменилась. Детская психика – хрупкая вещь. Превратилась в ту, которой меня видели другие – обычную, скучную, некрасивую. Естественно, меня больше никуда не приглашали, я с тоской посматривала в сторону самого симпатичного мальчика в классе, а он приударил за Танькой. В институте пришла в себя. Потому что рядом не было Таньки и того мальчика, потому что если кто и думал обо мне не слишком приятные вещи, вслух сказать не решался. Выручал гонор. И гордыня. Пусть так. Не самые худшие советчики. Постепенно и я, и остальные привыкли к той мысли, что я не только симпатичная, но и обаятельная, есть во мне что-то, что притягивает. Пусть и не с первой попытки. Одному парню нравилась во мне только походка, но этого оказалось достаточно, чтобы он сох все пять лет. А Одесса пока не оценила. Не очень я подходила под ее стандарты. Но ключевое слово – «пока». Так, самооценка восстановилась, можно подумать о завтрашнем дне. Поход в кинотеатр себе позволить не могла, к морю не хотелось: боялась встретить алкаша, а гулять по городу без денег малопривлекательно. Решила отлежаться на койко-месте. Как задумаешь, так и получится. Каждому по вере его. Утром группа полутрезвых соседей продолжила праздник вселения, а я уминала вторую пачку «Мивины». Продержалась до трех дня, от нечего делать выучила стих Пушкина – как знать, что в жизни может пригодиться? А еще написала один свой. Получилось грустно, но от души. Из дома улизнула, когда бабка пришла проверить обстановку. Она, наверняка, хотела поговорить о квартплате, да и не только поговорить, но и получить ее, а зарплата во вторник. Бесцельно проездив на трамваях в один конец города и другой, вернулась поздно вечером. Слава Богу, можно лечь спать и дожить спокойно до рассвета. На работе снова обвешивала, распродавала неликвид и с тоской посматривала на часы. Скоро возвращаться домой. Не хотелось. Ни домом называть халупу не хотелось, ни туда возвращаться. Спасение пришло в виде директрисы. Она попросила подежурить, так как какие-то придурки разбили ночью окно, а вставить его за день не успели. В суете я этого даже не заметила. Мне пообещали вознаграждение, а так как спешить некуда, согласие дала быстро. Мы завесили окно пленкой, и я осталась царицей среди полок вкуснятины. Вот тут-то мой животик обрадовался! А когда ты сыт и в тепле, и ночь – не ночь, и сосед – не враг. Я устроилась под прилавком на матраце, натянула на макушку простыню и уснула. Блаженство длилось недолго. Проснулась от странного ощущения, что рядом кто-то есть. Глаза не открывала, но отчетливо понимала: этот кто-то уж очень близко, и даже дышит. Вспомнила о разбитом окне и снова чуть не расплакалась. Сейчас меня здесь грохнут, сосиски отмывать будет другая девочка, а я так и не встретила принца. Вспомнила свою жизнь, никчемную, и захотелось умереть. Только быстро, не мучаясь. Прямо сейчас. Ну? Я ожидала удара, который бы разом прекратил испытания, и вдруг… начала молиться. Сначала едва вспоминая слова, вплетая в них свои, потом ожесточенно, неистово. Молилась и понимала, что жить хочу. Хочу! Я открыла глаза и напротив увидела другие. Рядом на корточках сидел человек. Сидел и смотрел. Так продолжалось минут пять. Или больше. Не знаю. Пошевелиться не могла, крикнуть тоже. – Вот как, – сказал человек, поднялся и прошел через оконную раму. В пленке зияла дыра. Господи… Господи… Спасибо. Спасибо, что ты есть, что ты вспомнил обо мне, что ты все видел, что ты не спал. Спасибо! И я опять молилась, молилась и плакала, и благодарила. Мне было не страшно – я не одна, обо мне помнят. Просто нужно немножечко потерпеть. Рассвело быстро. Потихоньку стали появляться первые покупатели и беляшник. В эту бессонную ночь я подготовила для него много товара. Днем произошли сразу два чуда: меня угостил мороженым один из покупателей – просто так, и директриса премировала соткой. Гуляем! После работы позволила себе зайти в салон и сделать маникюр – ногти выкрасили в ярко-красный (не люблю этот цвет, но почему-то захотелось) и теперь в трамвае пыталась обратить внимание на свои пальцы. Впрочем, их, по-моему, заметили все. Девица в изрядно поношенном сером свитере, того же года выпуска джинсах, но зато с блестящими красными ногтями. Чем ближе подходила к дому, тем хуже становилось с настроением. У калитки оно и вовсе пропало. Я с надеждой посмотрела на ногти – они уже не радовали. Наоборот, кричали о моем безвкусии. На кухне гудели, но едва я показалась в дверях, подозрительно стихли, на приветствие вяло кивнули, да и то не все. Тетка, что пыталась сделать скандал, подозрительно молчала. – Вот как, – повторила я слова человека с улицы. Стоило скрыться за дверью – снова загудели. Значит, обо мне. Ощущение чего-то давящего и липкого опустилось на плечи. Кажется, надвигалась гроза. Глава № 4 Бабка пришла поздно, выждала до десяти вечера, чтобы уж наверняка застать меня дома. – Ты бы, Наташка, привела кого, если хочешь, – начала издали. – Куда? Она уселась поудобней на кровати – стул в комнате не помещался. Правда, комнатой эту кладовку даже мышь бы не назвала. И уж явно не платила бы столько денег за нее. – Сюда, на ночь, – она подмигнула. – Девка ты молодая, о здоровье надо думать. – И причем здесь здоровье? – Ну, как минимум это гимнастика. Я не нашлась что ответить. Смотря как повезет. Если кавалер прыткий, то скорее – йога, если без фантазии – то прыжки на бревне. В общем, без удачи никак. – Как тебе здесь? Условия подходят? Я вздохнула и достала из-под тазика деньги – лицо бабки просветлело. – А я тебе камин на зиму поставлю, – захлопотала она. – Этих молдаван выселю – ни к чему они мне, шумные, и камин один. Тебе отдам. Подмигнула и вышла. Что ж, камин – это хорошо. Скорей бы зима – я так поняла, этих выгонят. Прелестно… Все-таки, мое обаяние в силе, пусть даже сейчас оно подействовало только на бабку. Я представила себя с бокалом вина у камина. Тазик придется вынести в ванную – занимает много места и не вписывается в обстановку. А вино и камин… Ммм, хотелось. Но пока тазик служил верой и правдой. Купалась я теперь прямо в комнате, потому что ванная как и кухня были постоянно заняты, грела ведро воды, и устраивалась поудобней. Расслабиться и получить удовольствие помогал гель для душа – зря его, что ли так рекламировали? В рекламе после того как дама примет душ, все мужчины оборачивались вслед и загадочно улыбались. Я в жизни таких красивых не встречала, но натирала спину мочалкой и надеялась. Пусть не сегодня, пусть через месяц кожа станет такой же пахучей как у девушки из рекламы, и тогда обязательно кто-то появится. Сейчас я понимаю, как нелепы были мои надежды и чаяния. Не собаку же я искала, чтобы она реагировала на запах? А принцы, говорят, и в замарашках принцесс видят. Все чаще я думала об Артеме, хотелось поскорей его увидеть. Кажется, он мне нравился. Нравился сильно. Вечером уверилась в том, что это взаимно. Из-за старания больше обвесить и больше заработать, опоздала на курсы английского на полчаса. У входа в офис, где мы занимались, стоял Артем. – Покурим? – Я без сигарет. Он улыбнулся и достал свои, угостил. Хоть и не вкусно, а приятно, тем более, даром, и вроде бы что-то намечалось. – Ты чего задержалась? – А ты? Он прищурился, внимательно на меня посмотрел и сказал простые теплые слова: – Тебя ждал. Значит, не ошиблась. Значит, не смотря на мою нынешнюю оболочку, сумел рассмотреть во мне что-то. Что? А, к чему суетиться? Увидел и спасибо. Пусть теперь сам думает, что его так поразило, останусь для него загадкой, пока не влюбится. – Я с родаками поссорился, – сказал Артем. – Впихнули на эти курсы и еще за институт имеют по полной. Разорваться, что ли? И машину не дают – сдать на права надо. Непруха! Трясся в маршрутке минут двадцать. Мне его ворчание было непонятно. Маршрутка – цивильный транспорт, далеко не трамвай, где каждый норовит тебя пихнуть посильнее, а если не удалось, хоть на ноге потанцевать, и сюда я добиралась два раза по двадцать минут. Трамвай и троллейбус. Хотела сказать, но только кивнула. Мы докурили, и я с тоской посматривала на дверь офиса. До чего же не хотелось уходить. Да, канадец – не тот, с кем мне было бы приятно проводить вечера. Даже на курсах. А вот Артем – вполне подходящая кандидатура. Одессит, значит, квартира есть, опять же говорил о машине – неважно какая, со временем купим новую и красивую. В доме у него, наверняка, тепло, и моется он в ванной, а не в тазике. Если мы поженимся, я смогу отблагодарить. – Слушай, может, махнем в кино? Пусть сегодня парятся без нас. Одному скучновато. Я еле сдержалась, чтобы не кинуться ему на шею. Мечты сбываются! На начало сеанса опоздали, но кого это волнует? Я сидела и пялилась на огромный экран, изредка – на Артема. Где-то через пол часа он несмело сж