Андрей Балабуха - Люди кораблей Страница 11

Наану, сидящему в машине с кондиционированным воздухом, было мучительно стыдно перед Тулиным, шедшим босиком по раскаленной пустыне. Ветер насек ему песком лицо; потемневшая, потрескавшаяся и ссохшаяся кожа поросла жесткой, темной щетиной. Они находились в маршруте уже четверо суток. Голова у Наана была тяжелой, как это всегда бывает, когда несколько ночей заглушаешь потребность в сне таблетками тониака. Он сунул руку в нагрудный карман, чтобы достать очередную таблетку, как вдруг увидел, что Тулин упал на песок. Рука опустилась сама, рывок, машина одним прыжком преодолела разделявшие их полсотни метров и замерла. Наан выскочил наружу. «Тепловой удар, — решил он еще по дороге. — Доигрались…».

Тулин был в сознании. Он лежал на песке, и его била крупная дрожь. Руки, со вздувшимися, затвердевшими буграми мышц, все еще сжимали ореховый прут. А из глаз, — Наан не поверил себе, он не мог даже представить такого, — из глаз текли крупные слезы.

— Все, — чуть слышно прошептал Тулин. — Вызови Болла, Айвор. Нужна буровая. Вода глубоко, но есть. Вызови Болла, Айвор…

Какую-то секунду Наан колебался. Потом поднял Тулина и на руках снес в машину, уложил на заднем сиденье. Пока он вызывал корабль, Тулин уснул, разметавшись и приоткрыв рот.

— Юре плохо, — сказал Наан, услышав голос Болла. — На тепловой удар не похоже. Но плохо. Бредит. Уверен, что нашел воду. И просит вас немедленно прислать буровую…

— Дайте пеленг, — приказал Болл. — И ждите. — Он отключился.

Караван пришел через шесть часов: геотанк с буровой установкой, тягач, буксировавший волокуши с цистерной, в которой Наан узнал резервуар с разведбота, и вездеход — большая двенадцатиместная машина, откуда первыми выскочили Болл и Лео Стайн, корабельный врач. Потом Наан уже ничего не помнил — он уснул.

Его не разбудил ни скрежет буровой установки, ни рев двигателей, ни вой пронесшейся над ними, к счастью короткой, песчаной бури… Его разбудил запах. Запах воды. Воды, фонтаном бившей из скважины, воды, невероятным, фантастическим, многометровым, грохочущим цветком распустившейся над пустыней…

Управляемый автомедонтом вездеход шел зигзагами, лавируя между барханами, и лишь на такырах выходил на прямую. Это удлиняло путь, но зато избавляло пассажиров от изнуряющей качки, когда приходилось пересекать песчаные гряды. По временам Наан бросал взгляд на экран заднего обзора — туда, где тащился тягач с резервуаром на буксире. На том же он поймал и остальных. В салоне было тихо: Болл разговаривал с кораблем. Но вот он произнес традиционное «конец» и убрал руку с панели телерада. Тотчас прерванный очередным сеансом связи разговор возобновился.

— В свое время я читал об этом, но — должен признаться — был уверен, что лозоходцы — столь же мифические персонажи, как всякие кикиморы и лешие. — Лойковский говорил негромко, опустив взгляд на камешек, который вертел в пальцах.

— Естественно, — откликнулся Тулин. — И я не верил. Пока однажды, еще в Академии, одному из нас в Центральном Информарии Земляндии не попались на глаза отчеты группы голландских ученых, которые в двадцатом веке по специальному заказу Организации Объединенных Наций изучали метод лозоходства. Правда, они только подтвердили, что отдельные люди способны обнаруживать таким образом различные ископаемые, но никакой объясняющей эту способность версии выдвинуть не смогли. А потом, с развитием техники геологоразведки, интерес к лозоходству иссяк сам собой. Ну, мы заинтересовались. Собрали группу, сами поэкспериментировали.

— И? — Лойковский вскинул глаза на геофизика.

— Мы пробовали работать с разными искательными жезлами: с ореховой ветвью, с ивовой, с вращающейся металлической рамкой и с обыкновенной пружиной. У одних — получалось, у других — нет. И лучше всего — с веткой, предпочтительно ореховой.

— Ну, это объяснимо, — подал голос Стайн. — Живое дерево обладает биоэлектрическим потенциалом, взаимодействующим с потенциалом человека. Но чем такое объяснение поможет?

— Вероятно, поможет, — сказал Речистер. — Но пока вы, Юра, говорили только о технике эксперимента. А теория? Какие-нибудь гипотезы у вашей группы возникли?

— Как же иначе? Правда, это относится не столько к геологии, сколько к биологии…

— Подробнее, Юра, — попросил Стайн.

— В широком смысле — это один из аспектов взаимоотношений человека со средой, которую он воспринимает, я бы сказал, очень выборочно: видим мы в узком диапазоне от инфракрасного до ультрафиолета, слышим от инфра- до ультразвука и так далее. Конечно, все эти недостатки мы восполняем техникой — ноктовизорами, радарами, сонарами и иже с ними. Только не слишком ли мы ими увлеклись? Человек намного сложнее, богаче возможностями, чем нам порой кажется. Так, мы считаем в порядке вещей, что настоящим поэтом может быть один на миллион, потому что для этого нужен талант, гений, вдохновение, а геологоразведка — дело обыденное. Оно требует лишь знаний и умения обращаться с техникой. Так ли? Пожалуй, нет. И лозоходцы — лучшее тому подтверждение. Это — еще один, пока неизвестный нам, канал связи человека со средой. И как поэтический дар, это умение свойственно не всем. Я вижу два пути — развивать его у всех или построить прибор, которым может пользоваться каждый.

— Что, безусловно, удобнее, — заметил Лойковский.

— И вероятнее всего, так и будет. — Болл говорил медленно и раздумчиво. — Вероятнее всего. Потому что будь у нас прибор, мы сделали бы еще один, еще десять, и нашли бы воду гораздо быстрее. С прибором смог бы работать после некоторой тренировки даже я. А ведь вас, Юра, могло среди нас и не оказаться… Так что эту проблему мы обязательно поставим перед Исследовательским отделом, как только вернемся на Базу.

— Тем более что решение ее — решение будущего Песчанки, — добавил Лойковский.

— А может быть, и больше. — Наан впервые вмешался в разговор. — Есть слишком много знаний, которые мы утратили, увлекшись техникой. Лозоходство — частность. Вспомните: ментообменники были созданы лишь благодаря исследованию спонтанных случаев телепатии; проблему анабиоза помогла решить древняя йога… Но и это — частности. А за ними — новая наука. Хомотехнология, что ли…

— Сдается мне, этой идеей заинтересуется не только Совет Базы, но и Совет Миров, — протянул Речистер. — Это здорово задумано, Айвор… С размахом.

Спасатель прибыл на сто девятнадцатые сутки. Его огромное тело медленно, беззвучно и странно легко опустилось на песок в полукилометре от «Сёгуна». Болл смотрел на громаду этого живого корабля, и где-то там, внутри, поднималось ликующее чувство от сознания мощи человечества, сумевшего построить, поднять в космос, перебросить через десятки парсеков эту махину в сотни тысяч тонн…