Евгений Гуляковский - Шорох прибоя Страница 11

Дверь открыла толстая пожилая женщина и, не пригласив войти, молча уставилась на Весту. Веста хорошо понимала, что в ее положении следует соблюдать осторожность, чтобы не дать повод для ненужных слухов, которые могли еще больше затруднить ее жизнь в этом враждебном мире. В ней появилась несвойственная ее возрасту предусмотрительность и осторожность, и она пользовалась этими новыми качествами. Наконец толстуха не выдержала затянувшегося молчания.

- Ну и чего ты пожаловала, милочка? Как деньги платить, так вас не дождешься, а с жалобами так и шастают. Что там у тебя стряслось, кран течет?

- Кран в порядке.

- Так чего тебе надо?

Веста достала квитанцию.

- Срок кончается через месяц, и я хотела узнать, какую сумму должна буду вам заплатить.

- А у меня ничего не меняется. Как платила, так и будешь платить. Мне дела нет, что тебя дома никогда не бывает. Желающих на твою комнату знаешь сколько? У меня цены невысокие, потому и беру вперед за год. Так что готовь четыреста монет.

Этот короткий осторожный разговор кое-что все же прояснил. Во-первых, для окружающих она была Вестой Реналовой и, следовательно, прошлое этой женщины скорее всего и было ее собственным прошлым... Но тогда становилось совершенно непонятным, куда девался шрам с ее коленки... Можно предположить, что память не во всем изменяет ей, а лишь в некоторых, но достаточно важных случаях... Теперь возникла необходимость как-то рассортировать свое прошлое. Отделить настоящие воспоминания от ложных и постепенно приблизиться к тем пропавшим из жизни месяцам. Сейчас она могла думать о них почти спокойно, без леденящего ужаса первых дней. Ей даже пришла мысль посоветоваться с Глеком, обратиться к нему за помощью, но она тут же отбросила ее. Возможно, она и расскажет ему, но потом. Слишком это все личное. Прежде она сама должна узнать все, что с ней случилось, только тогда можно будет решить, что из этого можно доверить кому-то еще, тем более Глеку...

Она шла от квартирной хозяйки к своему дому по узкой извилистой улочке. Стены домов, сложенные из огромных глыб серого камня, напоминали стены древних крепостей. Из каждой трещины, расселины тянулись какие-то кустики, карликовые деревца, островки травы. Им, наверно, было здесь так же тесно, как людям. Веста подумала, что во всей этой толпе для нее нет ни одного знакомого лица, и если кто-то узнает и окликнет ее, она не будет знать, что ответить. Возможно, поэтому она инстинктивно старалась избегать людных мест. Веста ускорила шаг, чтобы скорее выбраться на открытое пространство, но в конце, у перекрестка, улица стала еще уже. Тротуар, обнесенный металлической оградой, превратился в тесный коридорчик. Люди шли вплотную, невольно касаясь друг друга, и Веста вздрагивала от каждого такого прикосновения. Они были ей физически неприятны.

Неожиданно из перекрестка навстречу Весте вынырнул большой желтый автобус. До него было метров сто, но Он шел очень быстро и через несколько секунд должен был поравняться с узким участком тротуара. Вдруг автобус словно бы раздвоился... Однажды в кино Веста видела такую штуку. Тогда от предмета отделилось его движущееся изображение. Именно это произошло сейчас, и Веста, еще ничего не понимая, с интересом наблюдала, как некое подобие миража, изображавшее точную копию желтого автобуса, совершенно прозрачную, обогнало настоящий автобус и поравнялось с тротуаром. В тот же миг у "миражного" автобуса лопнула правая передняя шина, он резко вильнул в сторону и врезался в тротуар. Веста видела, как на нее неотвратимо надвигается широкая тупая морда машины. Несмотря на то что сквозь изображение просвечивались дома на противоположной стороне улицы, оно выглядело слишком угрожающе, слишком реально. Веста, вскрикнув, инстинктивно рванулась в сторону. Секундой позже за ее спиной раздался глухой удар и крики людей. Настоящий автобус врезался в тротуар...

Ночью город замирает до утра. Спят машины, спят люди... Не спит лишь она одна. Не спит восьмую ночь подряд... Пожалуй, нельзя назвать сном ту легкую прозрачную дремоту, которая иногда охватывает ее на час-другой... Теперь она знает, что у нее нет потери памяти и не было никаких наркотиков. С ней случилось нечто совсем другое... Но что же?! Что?.. Нельзя неподвижно лежать с открытыми глазами все ночи напролет и слушать шорохи уснувшего города... Шорохи? Да. Только в них какой-то чуждый городу ритм. Легкое шипение воды, скрежет невидимых камешков... Волна за волной. Волна за волной наплывают на нее из темноты. С тех самых пор, как она очнулась на берегу моря, в ушах все время стоит этот легкий прозрачный гул морского прибоя. Дневные звуки заглушают его, но зато ночью, когда город спит, прибой неумолчно звучит у нее в голове и шепчет, и шепчет...

- Что мне делать, скажи? У меня больше нет сил в одиночку бороться. Нет сил, и нет мужества узнать правду...

И прибой словно отвечает ей:

- Ты знаешь правду... Знаешь...

- Знаю, да! Что мне делать с ней?

- Жить...

- Зачем?

- Зачем живут на земле люди?

- Так то люди... А я? Я одна в этом мире.

- Ты не одна. Ты сильнее любого человека. Ты еще не все знаешь, и у тебя есть Глек... Позвони ему...

- Нет. Только не это. Я ничего не могу ему объяснить. Все запутывается с каждым разом все больше. Мне приходится лгать, выкручиваться, притворяться. Я не могу так больше!

- Так скажи, ему правду.

- Я сама ее не знаю.

- Знаешь! Знаешь! Знаешь!

Грохочет прибой, и волна за волной набегает на нее из темноты. Ей хочется закричать, вскочить, убежать куда-нибудь. Но бежать некуда. Эти звуки у нее в голове. И они всегда с ней. Везде.

Сведения и факты, относящиеся к заинтересовавшей меня проблеме, часто накапливаются в моем мозгу как бы сами собой, без участия моей воли. В голове все время идет беспрерывная перетасовка различных данных. Причудливые картины рождаются и рушатся, как в детском калейдоскопе...

Поведение Гвельтова, а скорей всего самой Весты, ускорили процесс подсознательного анализа. И из пестрых картин постепенно стала выкристаллизовываться до нелепости простая идея... Я могу часами бродить по городу. Ритм ходьбы отвлекает внимание, рассеивает его и тем самым как бы раскрепощает причудливый механизм подсознательного калейдоскопа.

Я совсем не мучился угрызениями совести, несмотря на отповедь Гвельтова, и мне вовсе не хотелось бежать к ближайшей телефонной будке, чтобы звонить Весте.

Я брел по городу и думал о пропаже журнала, о машине, в которой не оказалось водителя. Обо всем сразу. Но главное, все же о Весте. И вот тогда это случилось. В мозгу словно щелкнул какой-то невидимый переключатель. Я подумал: "У нее пропало пять месяцев, а встретил я ее 12 октября". Впервые эти две цифры вдруг сложились вместе и получилось 12 мая... День, когда с Вестой случилось нечто из ряда вон выходящее... И вполне возможно, что событие это, хотя бы косвенно, могло попасть на страницы газет! Ведь колонки полицейской хроники всегда смакуют любые необычные происшествия.